Поэтические сборники

178. СНОВА МОРЕ

Я сегодня опять услышал, Как тяжелый якорь ползет, И я видел, как в море вышел Пятипалубный пароход. Оттого-то и солнце дышит, А земля говорит, поет. Неужель хоть одна есть крыса В грязной кухне, иль червь в норе, Хоть один беззубый и лысый И помешанный на добре, Что не слышат песен Уллиса, Призывающего к игре? Ах, к игре с трезубцем Нептуна, С косами диких нереид В час, когда буруны, как струны, Звонко лопаются и дрожит Пена в них или груди юной, Самой нежной из Афродит. Вот и я выхожу из дома Повстречаться с иной судьбой, Целый мир, чужой и знакомый, Породниться готов со мной: Берегов изгибы, изломы, И вода, и ветер морской. Солнце духа, ах, беззакатно, Не земле его побороть, Никогда не вернусь обратно, Усмирю усталую плоть, Если лето благоприятно, Если любит меня Господь.

179. АФРИКАНСКАЯ НОЧЬ

Полночь сошла, непроглядная темень, Только река от луны блестит, А за рекой неизвестное племя, Зажигая костры, шумит. Завтра мы встретимся и узнаем, Кому быть властителем этих мест; Им помогает черный камень, Нам — золотой нательный крест. Вновь обхожу я бугры и ямы, Здесь будут вещи, мулы тут; В этой унылой стране Сидамо Даже деревья не растут. Весело думать: если мы одолеем, — Многих уже одолели мы, — Снова дорога желтым змеем Будет вести с холмов на холмы. Если же завтра волны Уэби В рев свой возьмут мой предсмертный вздох, Мертвый, увижу, как в бледном небе С огненным черный борется бог.

Восточная Африка, 1913.

180. НАСТУПЛЕНИЕ

Та страна, что могла быть раем, Стала логовищем огня, Мы четвертый день наступаем, Мы не ели четыре дня. Но не надо яства земного В этот страшный и светлый час, Оттого что Господне слово Лучше хлеба питает нас. И залитые кровью недели Ослепительны и легки, Надо мною рвутся шрапнели, Птиц быстрей взлетают клинки. Я кричу, и мой голос дикий, Это медь ударяет в медь, Я, носитель мысли великой, Не могу, не могу умереть. Словно молоты громовые Или воды гневных морей, Золотое сердце России Мерно бьется в груди моей. И так сладко рядить Победу, Словно девушку, в жемчуга, Проходя по дымному следу Отступающего врага.

181. СМЕРТЬ

Есть так много жизней достойных, Но одна лишь достойна смерть, Лишь под пулями в рвах спокойных Веришь в знамя Господне, твердь. И за это знаешь так ясно, Что в единственный, строгий час, В час, когда, словно облак красный, Милый день уплывет из глаз, Свод небесный будет раздвинут Пред душою, и душу ту Белоснежные кони ринут В ослепительную высоту. Там Начальник в ярком доспехе, В грозном шлеме звездных лучей, И к старинной, бранной потехе Огнекрылых зов трубачей. Но и здесь на земле не хуже Та же смерть — ясна и проста: Здесь товарищ над павшим тужит И целует его в уста. Здесь священник в рясе дырявой Умиленно поет псалом, Здесь играют марш величавый Над едва заметным холмом.

182. ВИДЕНИЕ

Лежал истомленный на ложе болезни (Что горше, что тягостней ложа болезни?), И вдруг загорелись усталые очи, Он видит, он слышит в священном восторге — Выходят из мрака, выходят из ночи Святой Пантелеймон и воин Георгий. Вот речь начинает святой Пантелеймон (Так сладко, когда говорит Пантелеймон) — "Бессонны твои покрасневшие вежды, Пылает и душит твое изголовье, Но я прикоснусь к тебе краем одежды И в жилы пролью золотое здоровье". — И другу вослед выступает Георгий (Как трубы победы, вещает Георгий) — "От битв отрекаясь, ты жаждал спасенья, Но сильного слезы пред Богом неправы, И Бог не слыхал твоего отреченья, Ты встанешь заутра, и встанешь для славы". — И скрылись, как два исчезающих света (Средь мрака ночного два яркие света), Растущего дня надвигается шорох, Вот солнце сверкнуло, и встал истомленный С надменной улыбкой, с весельем во взорах И с сердцем, открытым для жизни бездонной.

183. «Я вежлив с жизнью современною...»

Я вежлив с жизнью современною, Но между нами есть преграда, Все, что смешит ее, надменную, Моя единая отрада. Победа, слава, подвиг — бледные Слова, затерянные ныне, Гремят в душе, как громы медные, Как голос Господа в пустыне. Всегда ненужно и непрошено В мой дом спокойствие входило; Я клялся быть стрелою, брошенной Рукой Немврода иль Ахилла. Но нет, я не герой трагический, Я ироничнее и суше, Я злюсь, как идол металлический Среди фарфоровых игрушек. Он помнит головы курчавые, Склоненные к его подножью, Жрецов молитвы величавые, Грозу в лесах, объятых дрожью. И видит, горестно-смеющийся, Всегда недвижные качели, Где даме с грудью выдающейся Пастух играет на свирели.

1913

184. «Какая странная нега...»

Какая странная нега В ранних сумерках утра, В таяньи вешнего снега, Во всем, что гибнет и мудро. Золотоглазой ночью Мы вместе читали Данта, Сереброкудрой зимою Нам снились розы Леванта. Утром вставай, тоскуя, Грусти и радуйся скупо, Весной проси поцелуя У женщины милой и глупой. Цветы, что я рвал ребенком В зеленом драконьем болоте, Живые на стебле тонком, О, где вы теперь цветете? Ведь есть же мир лучезарней, Что недоступен обидам Краснощеких афинских ларней, Хохотавших над Эврипидом.

185. «Я не прожил, я протомился...»

Я не прожил, я протомился Половину жизни земной, И, Господь, вот Ты мне явился Невозможной такой мечтой. Вижу свет на горе Фаворе И безумно тоскую я, Что взлюбил и сушу и море, Весь дремучий сон бытия; Что моя молодая сила Не смирилась перед Твоей, Что так больно сердце томила Красота Твоих дочерей. Но любовь разве цветик алый, Чтобы ей лишь мгновенье жить, Но любовь разве пламень малый, Что ее легко погасить? С этой тихой и грустной думой Как-нибудь я жизнь дотяну, А о будущей Ты подумай, Я и так погубил одну.

186-190. СЧАСТИЕ

1.

Больные верят в розы майские, И нежны сказки нищеты. Заснув в тюрьме, виденья райские Наверняка увидишь ты. Но нет тревожней и заброшенней — Печали посреди шелков, И я принцессе на горошине Всю кровь мою отдать готов.

2.

— "Хочешь, горбун, поменяться Своею судьбой с моей, Хочешь шутить и смеяться, Быть вольной птицей морей?" — Он подозрительным взглядом Смерил меня всего: — "Уходи, не стой со мной рядом, Не хочу от тебя ничего!" —

3.

У муки столько струн на лютне, У счастья нету ни одной, Взлетевший в небо бесприютней, Чем опустившийся на дно. И Заклинающий проказу, Сказавший деве — талифа!.. ... Ему дороже нищий Лазарь Великолепного волхва.

4.

Ведь я не грешник, о Боже, Не святотатец, не вор, И я верю, верю, за что же Тебя не видит мой взор? Ах, я не живу в пустыне, Я молод, весел, пою, И Ты, я знаю, отринешь Бедную душу мою!

5.

В мой самый лучший, светлый день, В тот день Христова Воскресенья, Мне вдруг примнилось искупленье, Какого я искал везде. Мне вдруг почудилось, что, нем, Изранен, наг, лежу я в чаще, И стал я плакать надо всем Слезами радости кипящей.

191. ВОСЬМИСТИШИЕ

Ни шороха полночных далей, Ни песен, что певала мать, Мы никогда не понимали Того, что стоило понять. И, символ горнего величья, Как некий благостный завет, Высокое косноязычье Тебе даруется, поэт.