Поэты и цари
Шрифт:
«…Усаживаемся на самой высокой точке. Ландшафт беспредельный, неописуемая красота… Я настраиваюсь на высокий стиль и уже готова начать декламировать Шекспира, Байрона. Смотрю на Владимира Ильича: он сидит, крепко задумавшись, и вдруг выпаливает: “А здорово гадят меньшевики!”»
Нет другой такой исторической фигуры, относительно которой так бы заблуждались современники, потомки, историки, писатели, драматурги и политики. Еще можно понять бедолаг-коммунистов (от которых генетически пошли шестидесятники), которые, попав в сталинскую печь, от горя и бедствий вообразили, что под Лениным было бы прохладнее. И тут же возник ряд мифов: о том, что Ленина извратил Сталин, о «добром дедушке
Сталин, конечно, монстр, но он строил свой концлагерь не на пустом месте. Ленин сделал для него вполне приличный котлован. Тот самый «Котлован» Платонова пополам с его же «Чевенгуром». Слабо было недоучке Сталину с прошлым семинариста и «бандюгана», над которым потешались ученые марксисты в Париже за незнание языков, уничтожить цивилизацию на 1/6 части суши. Сталин бы не сумел сохранить адское древо Утопии и протащить его через революцию 1905 года, войну 1914 года, Февраль, Гражданскую войну, Кронштадт, НЭП, Рапалло. Ленин был лучшим загробным учеником Макиавелли. И все теплые воспоминания о добреньком «дедушке» совершенно ложны.
«…Был правша. Слабым не был, но не был и особенно сильным. Физической работой не занимался. Вот разве на субботнике. Еще помню – починил изгородь, когда были в ссылке. На прогулках не очень быстро утомлялся. Был подвижной. Ходить предпочитал. Дома постоянно ходил по комнате, быстро из угла в угол, иногда на цыпочках „из угла в угол“. Обдумывал что-нибудь. Почему на цыпочках? Думаю, отчасти чтобы не беспокоить, в том числе в эмиграции, когда снимали комнату, не беспокоить и хозяев квартиры. Но это только отчасти. Кроме того, наверное, еще и потому, что такой быстрой бесшумной ходьбой на цыпочках создавалась еще большая сосредоточенность. Лежать определенно не любил. Скованности в движениях не было, так же как и дрожания или судорог. Движения не мягкие, но они не были и резкими, угловатыми.
Ходил быстро. При ходьбе не покачивался и руками особенно не размахивал.
Неуклюжим не был, скорее ловкий. Беспорядочности и суетливости в движениях не было. На ногах был очень тверд».
Как это ни странно, ближе всего к правде истории сталинская баллада (им инспирированная) о двух соколах на одном дубу: «первый сокол – Ленин, другой сокол – Сталин». Сообщники, соратники. А когда первый сокол ослабел (в 1922 году), второй его заклевал. У них – стервятников, акул, грифов – так принято. Закон стаи. Слабых добивают. «Письмо к съезду» – это попытка хищника послабее апеллировать к шакалам помельче, чтобы справиться с хищником-победителем. Тоже неслабый прием. Могло бы сработать, если бы Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Радек и остальные фигуранты будущих расстрельных процессов не были идиотами и навалились бы на Сталина, вернув Ленину власть.
А о смерти он не думал, как всякий атеист. И в поединке со Сталиным он отнюдь не архангел Михаил, «поборающий» Змия, Нечистого, Сатану. Ленин же сказал раз и навсегда худшее: «Нравственно то, что способствует победе коммунизма»… Умный циник, он не удостаивал общество лжи, он говорил правду и откровенно глумился и над гуманистами, и над Западом, и над историками.
Он всех «развел», потому что имел дело с теми, кто против него был как «плотник супротив столяра», по словам хозяина Каштанки. То есть они все оказались «лохами». В Ленине было очень мало человеческого: ни страстей, ни любви, ни детей, ни романов (не считая «желтых» сплетен об Инессе Арманд, отношения с которой были эгоистичны и мимолетны. Блажь. Отдушина).
Может, лишь юношеская любовь к брату Саше? Вряд ли… Но если все же это и так, то родственные чувства братьев Ульяновых дорого обошлись России и человечеству: Владимир уничтожил казнившую Сашу страну, не разбирая правых и виноватых.
«…небольшого
роста, плотный, короткая шея, круглое красное лицо, бороду и усы бреет, нос слегка вздернутый, острый взгляд, лысый, цвет волос – рыжий, высокий лоб, почти всегда носит на руке непромокаемую накидку…»И эта эпидемия Зла, эта пандемия оказалась похуже чумы, оспы, СПИДа, «испанки». Все жертвы в Китае, Кампучии, Лаосе, все издержки испанской Смуты; бесчисленные попытки (с сотнями тысяч жертв) внедрить марксизм в Африке и Латинской Америке, половина (как минимум) ответственности за Вторую мировую; все несчастья, казни, пытки и восстания в Восточной Европе – все это мировое Зло тоже пошло-поехало от страшных талантов Владимира Ильича.
Он был настоящим Мастером Разрушения; Сталин – только его угрюмый подмастерье и кое-чего нахватавшийся ученик. Многие приемы он усвоил: хватило, чтобы «развести» Рузвельта и Черчилля, хватило на Ялту, на пакт «Молотов – Риббентроп», на интриги против «ленинской гвардии», которую он передушил, как хорек – «курей», их же руками, поодиночке. А так он тупо шел по ленинским рельсам. Много ли надо ума, чтобы в середине XX века создать и страхом, железом, кровью держать государство, использующее методы фараонов X в. до н. э.?
У Дьявола тоже бывают ученики с вилами и сковородками наперевес. Но ад надо построить. Так, чтобы вошедшие оставляли упованья. Чтобы «с вечностью пребывал наравне». Ленин – это было редкостное сочетание умной холодной головы, безжалостного холодного сердца и рук, которые он в отличие от Понтия Пилата никогда даже для виду не пытался омыть. Кем же надо быть, чтобы даже не притворяться чистеньким? Надо распять – распнем. И не скажем, что неповинны в крови праведника сего.
С 1917 года и до конца в каждой второй статье Ленина – призыв к массовому террору. Он требует крови спокойно, как колбасник, приготовляющий кровяную колбасу. И в последних своих документах он твердит все о том же, о крови и смерти. На смертном одре твердит.
Однако он считал, что убийство должно быть функциональным. Убивать же Бухарина, Троцкого, Каменева, Пятакова, Сокольникова было не в интересах революции. Личные же интересы Сталина, требовавшие истребления конкурентов, ибо иначе он не мог возвыситься, будучи последним среди равных, должны были показаться Ленину верхом глупости и бесхозяйственности. У него было другое отношение к кадрам. Стальная, гипнотическая воля, огромный интеллект, дар политика и демагога – все это делало Ильича непререкаемым, харизматическим лидером. До него было не достать, его было не опровергнуть. Оставалось ссылаться на его наследие, что иные убогие левые умы продолжают делать и сегодня, не найдя за без малого век более мощного авторитета.
Поэтому ересь Бухарина или Троцкого Ленину была не опасна. Он мог спокойно послушать, последнее слово было за ним. Сухой и черствый циник, прагматик до мозга костей, Ленин мог показаться близким и родным только от большой беды, в сталинских лапах. Он и детишек (показатель!) терпеть не мог, только одно у них и спрашивал: «А ты станешь настоящим большевиком?» Больше в детях этого фанатика ничего не интересовало.
«…Если слушал музыку, то на следующий день чувствовал себя плохо. Обычно уходил после первого действия. Видела раз, как они чуть не подрались с Богдановым, схватились за палки и озверело смотрят друг на друга (в особенности Ильич). Вообще был горячка.
Азарт на охоте – ползанье за утками на четвереньках. Зряшнего риска – ради риска – нет. В воду бросался первый. Ни пугливости, ни боязливости. Смел и отважен».
К несчастью, Ульянову нужна была не власть. Не власть, не деньги, не слава. Иначе он не стал бы увечить и ломать Россию, а сделался бы президентом и правил 4–5 сроков, до смерти. Ему нужно было «мысль разрешить», по Достоевскому, ему нужна была утопия. Несосчитанные десятки миллионов живых, теплых людей, которые погибли из-за него от голода, пуль, на полях Гражданской войны, в застенках, просто мешали ему строить его Чевенгур. Нет, Ленин не был садистом типа Сталина, он не наслаждался муками жертв.