Поезд из тупика

Утром даже лошадиная порция кофе, табуном ржущая на всю кухню, не сумела поставить меня на ноги. На работу пришел с настроением висельника накануне казни. Всё не укладывалось в голове, как люди могут пить углеводородное топливо, ведь ежу понятно, оно не усваивается. Неужели всему виной пресловутое стремление к удовольствию?

Глава V

Откровение

Константина-учителя

Дороги проторенные -

Дороги для слабых.

Они бредут стадами

Носы повсюду суя

К.Ф.

Уроки, согласно откорректированного трудолюбивым замучем расписания, у меня начинались аккурат после большой перемены. Хотелось верить, в этот раз слесарь не будет бегать с ломом наперевес.

В коридоре я снова встретился с Константином Фёдоровичем, пригласившим меня на чашку чая в свой кабинет, где торжествовали чистота, порядок, и ремонт. Лаконичный, винтажный дизайн интерьера настраивал на творческий лад.

Вскипевшую воду Константин Фёдорович залил в двойной фарфоровый чайник.

– Как видите чайник, и чай дополняют другу друга как любящие сердца. Они оба из одного хозяйства. – Сказал он, помещая на блюдца кусочки восточных сладостей. Как по мне чай был весьма посредственным ни аромата, ни крепости.

– Я тоже не люблю Османский чай, улыбнулся Константин Фёдорович.

– Просто мне знакомые привезли целый килограмм этой бурды, дома пить зазорно, а на работе самое то, чайник прилагался в подарок к большой пачке этого с позволения сказать напитка. Это ж надо додуматься придумать двойной чайник, чтобы заваривать пересушенный сбор листьев, к своему позору именуемых чаем. Удивляюсь, почему заварка еще не приобрела красноватый оттенок.

Сделав несколько глотков мало чем отличающего по вкусу от воды экстракта, налитого в невысокие стаканы, я пожевал прилипающее к зубам лакомство и спросил:

– Константин Федорович, почему вы стали учителем?

– Давай на «ты».

– Как скажите…, скажешь…

– Ты задал вполне закономерный вопрос. Меня часто спрашивают об этом. Дети, родители, друзья, знакомые все задают мне один и тот же вопрос, а после во взгляде вопрошающих загораются огоньки сожаления, непонимания, удивления. Затем, обычно, следуют комментарии о низкой зарплате, большой ответственности, постоянном стрессе. А я слушаю их и думаю, интересно, а вы на кого-нибудь еще так сморите как на учителей? А вы можете назвать профессию больше влияющую на юные души? Кроме разве что видео-блогеров, размножающих информационную чушь на субстрате бесплатного хостинга или режиссёров ереси фабрики грёз.

Я порой думаю – вот вы спрашивающий меня мужчина за пятьдесят по профессии строитель, неужели ваше ремесло легче? От постоянного контакта с цементом руки становятся как сухари, запасённые ожидающим со дня на день апокалипсиса. А лицо ваше черней молочного шоколада, от ежечасных поцелуев беспощадного летнего солнца.

А быть может проще трудиться кассиром в сверх-магазине, одаривая посетителей, словно автомат заготовленными фразами, пробивая километры чеков за смену.

Или, возможно швеёй быть лучше, цепным псом порядка или тем же узаконенный убийцей в униформе, окруженным ореолом почёта, в отличие от преступников, сидящих за решёткой за содеянное ими без санкции хозяйственных мужей?

Он встал, прошелся по кабинету, беря в руки многочисленные покрытые пылью томики сочинений авторов преимущественно двух последних столетий.

– Я согласен, к учителям часто относятся с пренебрежением, ругая их, на чем свет стоит, а все дело в том, что в нашей профессии очень много случайных людей, оказавшихся в школе по разным причинам. И уж они, эти пришельцы образования, эти не прошеные гости, «обожают» детей как Фрекен Бок или Мисс Эндрю.

Что касается меня, я оказался у доски не случайно, школу я полюбил с первого класса и хочешь, верь, хочешь, нет, всегда учился с большим желанием, терпеть не мог карантины и каникулы. Помню когда-то, будучи заготовкой четвёртого цеха, почти месяца просидел, как и остальные заготовки конвейера образования на карантине, для меня это было пыткой.

Самый первый мой день в школе был до боли забавный, я заблудился в нашем трехэтажном здании провинциальной школы и едва не ушел с ребятами из детского леса вместо того, чтобы впервые сесть за школьную парту.

Рассказ прервало появление коренастого пухлого мальчика, но чрезвычайно обаятельного.

– Константин Фёдорович, мы сегодня репетируем?

– Разумеется, мой юный друг, только давай обсудим это позже, ты меня отвлекаешь.

– Я это запомню, – мальчик шутливо погрозил пальцем и скрылся, за дверью, я недоумевающе проводил его взглядом, такая фамильярность с учителем была мне непонятна.

– Мы с вами потом об этом поговорим, – его губы растянулись в уже знакомой мне загадочной улыбке. – Так на чем я остановился, ах, да. Став заготовкой старших цехов я всячески активничал в школе, был мастером цеха, выступал на концертах. Любовь к школе в выпускном цехе, тогда их еще было одиннадцать, омрачилась грустью, вызванной грядущим выпуском и ритуалом отрезания хвостов. Даже в то время большинство заготовок покидало стены школы, с изрядными обрубками хвостов оставаясь слишком близко к животному.

Мне не хотелось уходить из школы и вот к окончанию первого триместра, я решил, что стану учителем, отучусь в университете и вернусь в родные стены только уже с другой стороны, со стороны учительского стола.

Как видишь, Карл, конвейер образования давно по мне плакал. Тогда я наивно полагал, что захочу работать в провинциальной школе, давшей мне, как любят говорить алгоритмизированные люди путевку в жизнь.

Сказано, сделано, тщательно подготовившись, я миновал тернии вступительных пыток и стал студентом, далеким от идеала преподавателей. Уже учась, я начал подрабатывать то в школе, то в других местах. Тогда моя система работы с детьми только зарождалась и до моего нынешнего отношения к ученикам и формам работы сними было еще ох, как далеко, я был новорожденным учителем.

Среди множества уроков мне запомнился один случай, который, наверное, и стал первым геном, нынешнего меня. Ведь учитель как художник должен не только уметь творить, он повинен иметь стиль, иначе обязательно найдется ученик а-ля Пикассо, имеющий наглость заявить, что вы неплохой учитель, но вы, такой, как все, иначе говоря, у вас попросту нет стиля. Последний ох, как важен в нашей профессии. В этом плане мы можем посоревноваться с теми же певцами. Ежу понятно, мало, уметь петь, следует это делать по-своему, тогда вас заметят, иначе вы пополните ряды серых коллег по цеху и толку от вас будет меньше, чем от зонтика для рыбы.

Вот почему меня всегда порабощала скука, когда на совещаниях посвящённых молодым специалистам, нам предлагали изучать бурду, гордо называемую «передовым опытом» именитого коллеги или педагога с мировым именем, дабы следовать по его стопам. В нашем ремесле много чуши и это одна из них.

Продолжая говорить Константин, Фёдорович заварил новую порцию чая и досыпал сладостей в тарелку. Я помалкивал, боясь сбить его с мысли и потерять путеводную нить смысла в хитросплетении его размышлений.