Поезд

– Ты вот что, любезный, – Елизар несет службу и от своего не отступит. – Сдавай по ведомости. Нечего время тратить. На посадку потянут по расписанию, никто с твоим опозданием не посчитается, – и, не дожидаясь ответа, принялся пересчитывать одеяла. Потом спохватился и потребовал ведомость.

Вадим пригладил ладонями неубранную рубаху, полез в тумбу и достал книгу съемного имущества. Быстрым взглядом Елизар тотчас усек, что на книге стоит номер другого вагона. Вадим присвистнул в изумлении: вот те раз, катался неделю и не обратил внимания.

– Принимать не стану! – объявил Елизар. – Беги к начальству, пусть решают.

– Лады! – обрадовался совету патлатый Вадим. – Мигом! А ты присмотри тут. Упрут чего – и не заметишь.

Теперь Елизар мог спокойно оглядеться. Ох, и не любил он, если во время приемки стоят над душой, ждут, когда наконец подпись поставят в маршрутку. Конечно, проводника можно понять: бьется, как вода в бутылке, считай неделю, а то и больше, если его с оборота на повторку заворачивают. И вот он, дом, под носом, а тут с приемом-сдачей тянут. Бывали случаи: оставят вагон при полной экипировке и бегут домой. Потом возвращаются притихшие, успокоенные. И все неприятности, возникшие из-за их отсутствия, принимают без огорчения.

Елизар пометил на бумажке количество одеял и принялся пересчитывать оконные занавески. Ну, это не сложно – спрессованы, словно только что со склада. Не любят проводники вешать занавески. Обязательно потом недосчитаешься. Елизар как-то схватил за руку одного дембиля – тот на прощание сапоги занавеской драил. Так бы и метнул измазанную ваксой занавеску в окно, если бы Елизара рядом не оказалось. А то и одеяло в окно швыряли ради куража или чтоб проводнику насолить. Поди докажи, кто. А за все плати, хоть и со скидкой, но все равно деньги немалые…

И маршрутная фризка есть, вон торчит за сундуком, точно белая антенна. Надо теперь подстаканники пересчитать. И стаканы с ложками. Титан вроде в порядке, окалины не видно, стало быть, не прогорел, что, честно говоря, удивительно при таком проводнике. А где кочерга?

– Куда кочергу подевал? – спросил он у выросшего в дверях Вадима. Тот едва переводил дух. В руках держал ведомость. – Исправил? – Елизар уже видел, что исправил – старый номер был погашен штемпелем, рядом стоял новый, соответствующий.

– Исправил! – выдохнул Вадим. – За треху.

– Брось врать, – попенял Елизар. – Не разжалобишь. Вот народ, любую малость к деньгам подводят. Думают, что уважение вызовут, а мне плевать. Так что напрасно врешь.

– Да клянусь! – парень смутился, видно Елизар в точку попал. – Треху и отдал, – добавил он вялым голосом. – Кто же мне на слово поверит, что у вагона другой номер? За три рубля и поверили.

Елизар махнул рукой и поинтересовался кочергой. Вадим рассвирепел.

– Ну, сучок, подожди! Придет мой черед принимать тебя с оборота. Покуражусь! Колеса у вагона пересчитывать заставлю, будет мой праздник!

– А чо ты злишься, чо злишься?! – взвился Елизар. – Тоже цаца! Может, у меня какая баба-проводник принимать придет! Они, бабы, каждую нитку заставят показать, все нервы вытянут. А тем более – кочерга. Не пальцем же мне шуровать в титане, верно? Или ты вообще чай не кипятил?

– Хог! Не кипятил он… Все колено в умывальнике чаем засорил, – бросил из подсобки поденщик из «Северных зорь».

– Не твое дело! – горячился Вадим. – Лучше сбегай кочергу добудь. Мою, наверно, кто-то из пассажиров прихватил. Была ведь!

Парень вышел из подсобки и скрылся в тамбуре. Сейчас принесет кочергу – украдет в каком-нибудь бесхозном вагоне…

– А где куртка? В чем я буду чай разносить? – не смирялся Елизар.

– В майке! Пижон. Вот куртка, – Вадим извлек из сундука свежую, склеенную крахмалом белую куртку официанта.

– Что, санитар не ходил? – Елизар провел ладонью по прохладной белизне куртки. 2 – Лучший вариант обмануть жуликов, – одобрил Игорь. – Им и в голову не придет, что люди так долго живут.

– Ходил, – с веселой злостью ответил Вадим. – Дал треху – ходил мимо.

– Санитар у нас неподкупный, – укорил Елизар.

– Неподкупный. В соседнем вагоне без унитаза катаются, ко мне бегают… Кто выпустил вагон, если не он, твой неподкупный? – ехидно поставил вопрос Вадим.

– Чей же интерес? Проводника, что ли? Без унитаза ехать, скажешь тоже, – усмехнулся Елизар.

– А то, – ответил Вадим. – Он, хитрец, в туалетах ящики с помидорами вез, на перекупку. А я его пассажиров обслуживал. В туалетах двойная нагрузка.

– И что? – Елизару подумалось о том, что это сейчас вагон Магды. Вот так номер!

– А ничего! Говорит, на машину деньги собирает. Теперь купит, помидоры по червонцу на рынке. Шутка, два туалета помидор привез.

Тем временем расторопный поденщик приволок кочергу. Елизар принялся пересчитывать подстаканники.

Тетка все не теряла надежды отведать витаминов. Зябко поеживаясь, она просунула палец между досками ящика, трогая тугой помидор.

– Может, запремся в купе? – подмигнула она патлатому Вадиму. – Дело короткое.

– Тю! – Вадим мусолил мятые рублевки, что горстью извлек из кармана. – С тобой запрешься, век на докторов придется работать… Вон запрись с этим, – Вадим кивнул на поденщика-стаканомоя.

– Ну-ну! – вдруг обиделся тот. – Кого ты ко мне прислоняешь, подметала? Хочешь, чтобы и я квалификацию потерял, да?

– Свою квалификацию ты и так растерял. Диван от полки не отличишь. Заждались, небось, вагончики столяра. А он вот где – стаканы перебирает.

Елизар скосил глаза на парня в брезентовой робе и вздохнул со значением. Вот почему в коридоре вагона валяется холщовый мешок с инструментом. Оказывается, его владелец не из синей роты привокзальных умельцев, а столяр вагонного участка.

– Ты что это меня укоряешь-то? – заполошил по-бабьи парень.

– И не стыдно тебе, брат? – негромко оборвал Елизар.

– Может, у меня дырка? Может, состав мой не подали?!

– Как же! Не подали… Прошлый раз я ждал столяра да и отправился с поломкой на шесть суток. А он, выходит, в это время живую деньгу сшибал. Да что же это такое, а?! – Елизар чувствовал, как в нем просыпается обида. С чего бы так, вроде и не его вагон сейчас томится в ожидании столяра. Он давно обратил внимание, что стынут пальцы, когда просыпается обида. С этого и начиналось. А потом ударяло в голову, глаза застило. Невменяемым делался. На что угодно мог пойти. Никакая злость так не выворачивала нутро, как обида… Он отстранил ладонью подстаканники, шагнул в коридор, приподнял с пола холщовую сумку и швырнул ее в окно. Парень обомлел. В следующее мгновенье он метнулся к Елизару. Лишь сноровка патлатого предотвратила потасовку.