Поганое поле. Возвращение

Призрак улыбался мне, глядя черными провалами глаз. Он действительно был похож на Киру, особенно фигурой и густой шевелюрой, но в ухмылке было что-то настолько глумливое, что вызывало смесь омерзения и ужаса. Тени на ее безупречном теле то казались дырами в призрачной оболочке, то грязью, то трупными пятнами.

Некоторое время призрак смотрел на меня, а я — на него. Я напрочь забыл об оружии и своей магии. Да и толку от магии, если мое волшебное чутье молчит в тряпочку, будто и нет никого рядом сверхъестественного?

— Кира? — наконец выдавил я.

Женщина улыбнулась еще шире, и тут наваждение испарилось. Я прыгнул вперед метра на два, затем еще в два прыжка одолел остаток пути и нанес быстрый и сильный удар клинком. Лезвие не встретило сопротивления, словно я бил по лунному лучу. Призрак рассыпался на лохмотья лунного света и ночной тьмы без единого звука.

Я остановился, озираясь и тяжело дыша.

— Что случилось? — спросила Ива.

— Ты этого не видела?

— Я видела то, чего не должно быть. Это не Кира.

— Ясен пень, что это не Кира! — рявкнул я. — Но похожа, не правда ли?

Я злился не на Иву. А на собственные силы, которые подвели в нужную минуту. Гребаный закон подлости безошибочно работает везде — даже в Поганом поле!

Нельзя полагаться и на магическое чутье, черт побери!

— Возвращайся к гирлянде! — потребовала Ива.

Действительно, пора возвращаться. И чего меня понесло гулять? Слишком я уверился в своих силах, а сил-то на самом деле немного! И в Поганом поле шляются не только тупые Уроды и бессмысленные Лего, но и кое-кто совсем непонятный…

А мне-то уже думалось, что Поганое поле для меня дом родной!

Я вернулся в лагерь. Гирлянда вспыхнула и горела какое-то время. Я уселся на стул и отпил воды из бутыля. Захлестнуло чувство, что из темноты за мной следят.

Будь я проклят, если мне не нужен еще один допарт — такой, чтобы различать этих голых, леденящих душу фотомоделей.

— Что есть у тебя в базе на этот счет, Ива?

— Возможно, это Пустые. Разновидность Погани.

Витька о них упоминал, когда перечислял виды нечисти, населяющей Поле.

— Что о них известно?

— Крайне мало. Редкий феномен. По всей видимости, имеют нематериальное тело, не влияющее на феноменальный мир. Подражают разным людям из числа тех, о ком думает акцептор.

— То есть я думал о Кире и увидел ее?

— Да. И не первый раз, не так ли?

— Чего им нужно?

— В моей базе нет такой информации.

Я не удержался от сарказма:

— Для огромной базы данных в ней удивительно мало данных.

— Часть базы засекречена, — с сожалением произнесла Ива. — У умботов любого уровня нет доступа к этой части. Только россы из касты Сюзеренов могут ею пользоваться.

— Стало быть, россы все-таки не доверяют искусственному интеллекту, хотя и пользуются вашими услугами…

— Людям свойственна паранойя. Мы их понимаем. В случае бунта артифициального разума у них должны быть пути отхода.

— Например, Черная ночь?

— Например, Черная ночь. Все это — лишь один из вариантов защиты от умботов. Остальные варианты нам неизвестны.

— А у кого есть полный доступ к базе данных? У Сюзеренов?

— Полного доступа, вероятно, нет вообще ни у кого. Сюзеренам разных Секций известна лишь часть правды.

— А что насчет Спиритов? Габриэль сказал, что Спириты считаются мифической кастой.

— Да. Но если они существуют, то одной из важнейших их функций может быть хранение важной информации, скрываемой даже от умботов и Сюзеренов.

— Все сложно, — вздохнул я.

— Это обеспечивает разделение власти и незыблемость устоев Республики Росс. Никто — ни человек, ни ИИ — не способен перехватить всю полноту власти. Потому что ее нет.

— Отлично, — пробормотал я. — А мне что делать с этими Пустыми? Я их совсем не чую!

Ива на внутреннем интерфейсе грустно улыбнулась:

— Не гуляй ночью.

***

И снова я ехал по бесконечной отвратительной дороге, зажатой крутыми склонами и лесами.

Вскоре я (или, возможно, мы с Ивой, поскольку она постоянно была со мной) проехал развилку — ту самую, что выводила к избушке бабы Марины и чащобе Детей Морока. Я, само собой, не стал отвлекаться на то, чтобы заглянуть в гости к Замороченным, и сразу погнал дальше.

Несколько раз в дороге меня заставали страшные ливни с грозой. Дорогу размыло, один раз пришлось делать обширный крюк, чтобы преодолеть размытый участок дороги, где сейчас бушевал горный поток.

Витька говорил, что зимой в Вечной Сиберии часто идут проливные дожди. Если осенью творятся такие потопы, то что бывает зимой? Страшно представить.

Временами я думал, что в таких условиях сподручнее перемещаться на коне, как это делала Кира.

В один прекрасный день горы остались позади, я очутился на равнине и значительно ускорился на древней асфальтированной дороге, ведущей в заброшенный Князьград-1. Два дня я гнал с максимально возможной скоростью и, мысленно потирая руки, намеревался заехать в город к вечеру третьего дня, но застрял в грязи под струями очередного небесного водопада. Несмотря на четыре ведущих колеса и мощные движки, мусоровоз спасовал перед препятствием. После нескольких безуспешных попыток я махнул рукой: выберусь завтра.

Заночевал прямо в кабине, недовольный задержкой и погодой. Тетка который день томится на каторге, а я никак до нее не доберусь!

Остаток дня и полночи ливень барабанил по кабине и стеклам. Молния то и дело озаряла равнину, рощицы по бокам от разбитой дороги и насыщенное водой черное небо. Ни с того, ни с сего вспомнился Решетников, который колотил понты передо мной и Витькой в такую же примерно погоду в окружении орды Уродов.

Я задремал, несмотря на шум грозы, когда меня разбудил хрустальный голосок Ивы:

— Олесь! Кто-то приближается!

Я мигом проснулся и подтянул к себе автомат с полностью заполненным магазином.

— Кто? — хрипло спросил я. — Сколько?

— Двое конных, а пеших… пеших…

Она замолкла, и я подстегнул ее:

— Что с пешими, Ива?

— Не понимаю… Их количество меняется.

— Умирают они, что ли, по пути? Или размножаются делением?

— Получается, и то, и другое. Я не могу разглядеть с орбиты в видимых лучах из-за сильной облачности, но тепловые маркеры выглядят странно. Это как будто и не люди вовсе, и не Уроды.