Поговорим

– Гм, – выдал неизвестный и потянул в ухмылке уголок рта, словно бы судорогой сведенного в одну тонкую линию, отчего стал похож на маньяка.
– А если по-хорошему?

– По-хорошему, у меня травмат.

– И разрешение есть?
– Это был не рык, всего лишь тихий голос, от вкрадчивости которого моя спина покрылась мурашками. Надо бы все-таки поставить камеру на дверь и перепроверять непрошенных гостей у нашего участкового.

– Есть. На отстрел бешеных лис. Но если надо, я и на кабанов бумагу получу.

– Слушайте, вы…

– Всего хорошего! – решила я ничего не слушать и уже развернулась уйти, как из-за двери прозвучал знакомый детский голоcок.

– Тетя Тома, это я.

Алиса?!

Я щелкнула замком, толкнула створку. Этому ребенку я всегда открою дверь. Маленькая пятилетняя умница была лишена вертихвостки-мамы и воспитывалась отцом. Бизнесменом с небольшим предприятием и тяжелой жизненной историей за плечами. Тяжелой, потому что его дочь постоянно находилась под гласным и негласным надзором или, как сейчас, под охраной. Если отец малышки и верил в кого-то, то лишь в себя. Работу учителей оплачивал щедро, но не всегда мог найти подходящих нянечек. У Алисы они менялись каждые две недели, так что ребенок стал привыкать к менее приближенным, зато постоянным людям. Например, ко мне – соседке своей учительницы по английскому языку.

Я открыла дверь и нос к носу столкнулась с малышкой, которую верзила поднял на уровень глазка и моего лица соответственно.

– Здравствуйте. – ?на смущенно помахала мне свободной рукой, во второй крепко держала любимого синего мишку. – Скажите, а Лизавета Сергеевна у вас?

– Сергеевна в больнице. Ее выпишут через неделю. Я бы обязательно позвонила тебе, но мне сказали, что ты на летних каникулах до сентября, – говорила малышке, однако на последних словах взгляд подняла на мордоворота, который внимательно осмотрел меня, а затем взялся за изучение квартиры за моим плечом.

– Каникулы закончились, - печально призналась Алиса.

– Живете одна? – вдруг спросил жизнью закаленный и попытался потеснить меня в сторону.

– Временам.
– Я выставила вперед руку, остро жалея, что в ней ручка, а не обещанный травмат.
– Не могли бы вы не переступать моего порога?

– Сейчас проверим, могу или не могу, - буркнул сухо.

Отобрал ручку, вручил мне Алису и без спроса вошел. Прогрохотал кроссовками по моему чистому полу. Видимой грязи не оставил, но словно бы нарушил чистоту, порядок и покой моей родной обители.

– Эй!
– не сдержала я возгласа.

– Стойте где стоите, - скомандовали мне так, что не сразу нашлась что ответить.

– У папы неприятности. Пришлось вернуться, – тихо призналась Алиса.

– Неприятности – это часть взрослой жизни. Не переживай, папа разберется, ему не привыкать, - ответила ей, только сейчас заметив, что за дверью тамбура стоят ещё двое из охраны, моложе мордоворота и с виду проще. Жизнь ещё не помотала, но явно собиралась, о чем говорили чемоданы у их ног.
– У вашего шкафчика с антресолькой в антресольке совсем ветер или как?

– Как, - ответил светловолосый парень, и верзила вернулся, с моим смартфоном в руке! Более того, он по нему с кем-то общался.

– Да. Нет. Да… Она в больнице. Не скоро. – Тяжелое молчание и вдруг пристальный взгляд на меня, режущий даже. В груди неприятно кольнуло.
– ?сть. Сейчас решу.

Надеюсь, мне послышалось правильно - «сейчас решу», а не «порешу». Он отключился, постучал телефоном по руке. Я подумала о том, что им пора, отпустила Алису, разогнулась и вдруг услышала невероятное:

– Алиcа остается у вас.

– Что?

– Ура! – воскликнул ребенок и побежал забирать у охраны свой рюкзачок.

– Алиса cогласна, - не столько спросил мордоворот, сколько поставил перед фактом.
– Ее отец тоже. Из квартиры не выходить, на неизвестные звонки не отвечать.

Мне вручили смартфон, затем ранее отобранную ручку и подвинули в сторону, чтобы я не препятcтвовала вносу чемоданов. Двух больших и одного маленького.

– Что… нет-нет, вы в своем уме? В смысле «не выходить», вы смысле «не отвечать»?

– В прямом. В четыре ее заберут. Не стоит так восклицать.

Малышка пробежала мимо нас в комнату, уверенно утягивая за собой рюкзачок.

– Не сходите с ума, я не давала согласия!
– прошипела, чтобы слышал только он, а не довольная Алиса. – Я против! Ко всему прочему… Вы что, вы оставите ребенка с незнакомкой?

– Почему же с незнакомкой, - с неясной интонацией ответил он и обратил внимание к своему телефону, на который пришло несколько сообщений из вайбера. Скольжение пальцев по экрану, насмешливый взгляд на меня и мне же зачитали: - Довлатова Тамара ?ндреевна, семьдесят восьмого года рождения…

Никогда ещё моя жизнь не выглядела столь жалко и непрезентабельно в чужих устах. Да даже отдел кадров на бывшей работе был лояльнее, что ли. Да, мне сорок один год, я менеджер по работе с клиентами в магазине бытовых приборов и консультант в центре психологической помощи. Не психолог, скорее вольный слушатель, а слушатели тоже нужны. Плюс веду их сайт как админ. Единственный ребенок в семье. Отца потеряла в неполные четырнадцать, мать - в двадцать семь, да замуж выскочила в тридцать. С одной стороны, по глупости, с другой - это была моя самая счастливая глупость, пусть и недолгая.

– …четырнадцать лет назад переехали из Новосибирска, вдова, растите сына от первого брака вашего супруга, - закончил мордоворот.

– Сыну вот-вот исполнится двадцать, он уже сам растет, – криво улыбнулаcь я и заглянула в телефон.
– Про ипотеку и желание продать почку, чтобы ее оплатить, там ничего не сказано?

Всего-то хотела узнать, как далеко простираются связи этого Шкафчика. Но он уже сбросил страницу, и теперь с экрана мне улыбалась луна и слабоосвещенная ею черная пустыня. Или не пустыня? На миг показалось, что дюны сплошь и рядом состоят исключительно из женских форм.

– Зачем вы взяли ипотеку? – Эстет чернокожей обнаженки воззрился на меня с недоумением, и не успела я обрадоваться, что данные по имуществу ему неподвластны, задумчиво продолжил: - Квартира ваша, машина и дача покойного оформлены на вас. Есть небольшой домик в поселке ?всянка, где свой нелегкий век доживает его мать… Или вы решили проводить старушку с помпой?

Ипотеки не было, помпа не предвиделась, я искренне желала, чтобы свекровь прожила без бед ещё лет десять или двадцать. Но вот этот снисходительно-ехидный тон и взгляд всезнающего гуру вывел меня из себя.