Пограничье

— От Лугов до Подлеска два дня, да там еще день… Мы вообще молодцы, не думал, что так быстро доберемся.

И снова подозрительно посмотрел на кусты. Подозрительно и, пожалуй, злобно. Да что ж такое-то?

Я проследила за взглядом своего спутника и с радостью заметила кончик пушистого рыжего хвоста, возвышавшегося над травой.

— Афиноген! — не думала, что так сильно обрадуюсь возвращению ангела. — Ты где пропадал?

— А главное, зачем нашелся? — проворчал Эро хмуро и почесал кончик носа. Интересно, он всех ангелов не любит, или только тех, которые выглядят как симпатичные рыжие котики?

Афиноген презрительно фыркнул в сторону великого сыщика и, высоко поднимая лапки в белых носочках, подбежал к повозке. Затем вскочил на козлы и, игнорируя недовольство высоких блондинов, заявил:

— Я видел волчьи следы. Впереди.

Медленно опустила веки. Без паники. Подумаешь, волчьи следы. Это же лес, в конце концов. В лесу живут звери. Белки, зайцы, медведи и волки, конечно.

— Большие, — уточнил Генка и прищуренным глазом глянул на Оливку, которая в этот момент пыталась единственным зубом прогрызть дыру в рожке для кормления.

Эро негромко выругался и переложил вожжи в левую руку.

Не раздумывая, достала фильтры и медленно вдохнула через нос, досчитала до пяти и выдохнула. Пусть лучше головная боль. С ней я справлюсь... К ней вообще можно привыкнуть.

Пауль только бровью дернул, заметив мое движение, но ничего не сказал.

— И еще одни, не такие здоровенные, но тоже не маленькие, — окончательно добил Афиноген.

— Двое? — в голосе моего спутника отчетливо прозвучало недоверчивое удивление. Зря он удивляется. Волки вообще редко ходят по одному.

Двое. Двое! С двумя я точно не справлюсь. Бежать!

— Сидеть! — Павлик схватил меня за руку и мягко потянул на себя.

Я бы могла без труда вырвать эту руку из плеча, наверное. Я бы могла выскочить из телеги и убежать. Куда? В Призрачный замок нельзя. Теперь понятно, что запах, который я почувствовала там, не был случайностью. Загоняют? Выслеживают. Охотятся.

Я так слаба, когда я человек.

— Соня, не паникуй. Они не посмеют напасть... — голос Пауля пробился ко мне, словно сквозь толщу воды.

— Может, и не посмеют, — мяукнул ангел-хранитель, — но я бы на это не особо надеялся, я бы...

Эро сильнее сжал мою руку и, по-прежнему тревожно глядя мне в глаза, произнес:

— Если ты сейчас не заткнешься, я тебе крылья оторву и в ж... И в жизни не догадаешься, куда засуну, — короткий взгляд на оторопевшего от такого заявления Афиногена, и снова мне:

— Они не смогут пройти границу без амулета. А с амулетами они нам не страшны.

Я неуверенно кивнула и снова начала дышать.

Я больше не маленькая девочка. Я взрослая, я сильная, я волчица. Волчица. Я не зайка из дикого детского стишка, я маг-стихийник, я Страж.

Мать-Хозяйка! Как же мне страшно!

Столько лет прошло, а я все еще не верю в свою свободу, и каждая встреча с сородичами наполняет меня ужасом. И неважно, кто это: взрослый волк, безродный кобель, несмышленый щенок или забитая сука. Один намек на запах волчьей крови — и я впадаю в панику.

Сколько истерик пережил папа Род? Сколько отрезвляющих оплеух я получила от Юлки? Сколько раз я раздирала когтями ладони в кровь до того, как начала пользоваться фильтрами? И хватит врать себе. Головные боли тут ни при чем.

Впервые фильтры я вставила на третьем курсе, когда ряды школьников пополнил Синдри Варг. Волчьей крови в нем была капля, настолько маленькая, что даже нюхачи проворонили этого мальчика, позволив ему вырасти свободным магом. Повезло ему.

Он был смешливым, светловолосым, наивным и позорно добрым для волка. Впрочем, волком он и не был. Он даже не знал о том, что он мог им быть. Меня тошнило от одного его вида, меня выворачивало наизнанку каждый раз, когда он случайно забредал на наш этаж в общежитии, ночные кошмары стали моими вечными спутниками... И я не выдержала, приняв однажды предложенные ректором фильтры.

— Они сделают меня слабой, — неуверенно проговорила я.

— Они помогут тебе быть счастливой, девочка, — решительно опроверг мои слова Вельзевул Аззариэлевич. — Оставь прошлое в прошлом. Просто живи. Жизнь прекрасна и удивительна, поверь!

Сложно верить человеку с такими одинокими глазами, сложно смотреть в лицо своему страху, так чертовски сложно прятаться от жизни!

— Соня, — Пауль положил руку на мое колено и почти в тот же миг отдернул, словно обжегшись, со словами:

— Прости! Я...

Не бояться.

Медленно взяла его за руку и положила назад. Мне совсем-совсем не страшно. Вот ни капельки. Не рядом с Павликом.

Афиноген мурлыкнул, прыгнув к захныкавшей Оливке, а я решилась посмотреть в глаза Эро.

— Это ты меня прости. Я тебе верю, правда.

И в доказательство прижала его кисть своей рукой.

— Видишь, никаких истерик. Меня даже не тошнит! — гордо и немного удивленно сообщила я.

Признаков тошноты и приближающейся паники действительно не было.

— Я рад... — тоскливо ответил Эро и косо ухмыльнулся.

Осторожно высвободил свою ладонь из моего захвата и, словно извиняясь, произнес:

— Но нам правда надо ехать, если мы хотим успеть до заката.

Кажется, он обиделся, но возможно, это только очередной приступ моей паранойи.

Старуха проснулась непривычно рано, скрипя и постанывая, спустила ноги с высокой кровати и посидела с минуту, рассматривая в полумраке осенней ночи скрюченные пальцы с разбухшими изношенными суставами. Жизнь прошла как-то незаметно: казалось бы, еще вчера они с подружками пускали венки по воде, гадая, кто из них раньше выйдет замуж, а уже сегодня зима основательно забелила голову и прибила спину к земле сугробом старости.

В умывальне безжалостное зеркало глубокими морщинами и выцветшими глазами констатировало скоротечность жизни. Куда пропала красота? Словно корова языком слизнула…

— Что ты бормочешь, мать? — проворчал муж, отворачиваясь к стене. — Не спится ж тебе…

Не спится, давно не спится и тревожно гонит из дому, едва умолкнут полуночные птицы. Совсем как в молодости, когда бабкина кровь не давала покоя и гнала прочь из дома. Пройтись по осенней росе, рассекая вмиг повлажневшим подолом молочный туман, передернуть от морозного воздуха плечами, распустить черные тяжелые косы и танцевать, подняв руки навстречу к матери-луне.