Пограничье
Шрифт:
— В руке моей пучок сонной травы.
Я бегу по молочной реке к тебе, о богиня!
Мои ноги быстры, словно ветер,
Мое сердце открыто для жизни!
Не лиши меня радости мысли…
Не звони в колокольчики смерти, о богиня!
Койольшауки, я твоя безымянная тень…
За время службы приходилось видеть разное: от безобразного и абсурдного до пугающего и смешного. Одни истории годились для того, чтобы привлечь внимание понравившейся дамы, другие — чтобы от этого внимания избавиться, рассказать за кружкой пива
То, что Пауль Эро увидел на Волчьем хуторе, относилось к тем историям, о которых говорить нельзя и забыть невозможно. К тем, которые потом долго буду приходить в пугающих липких снах.
Думать о том, что здесь было до того, как место очистила следственная бригада, не хотелось, но брызги крови на стенах, развороченная мебель и следы на набухшей от дождя земле рисовали столь яркие картинки, что Пауль в очередной раз проклял свое богатое воображение и покосился на кучу досок в углу двора.
— Что там? — за небрежностью жеста попытался скрыть дрожание руки.
— Да хлам какой-то, господин Эро. Что вам до того?
Не похоже на хлам. Не было в этом дворе хлама. Все было ухожено, травка низко пострижена, дорожки кирпичом посыпаны, даже стены сарая выбелены, причем выбелены недавно, судя по яркости и чистоте краски, а значит, что хозяева на красоту не скупились, иначе зачем бы они стали стены белить в конце осени. Следовательно, не может тут быть никакого хлама.
Пауль кончиком сапога откинул в сторону доску и протянул руку в черной перчатке, чтобы поднять блеснувший в сумраке утра предмет, который под этой доской скрывался.
И замер, загипнотизированный мертвым желтым взглядом.
Пес был старым и седым. И умер он, вероятно, в ту же ночь, что и его хозяева. Следов крови видно не было, а значит животное умерло своей смертью. Либо…
Старший следователь, с трудом скрывая раздражение, следил за действиями столичного хлыща. Эк он вырядился, как на парад, даже сапоги блестят. А нос кривит. И сглатывает все время, пытаясь избавиться от приступа тошноты. Все они такие. Белоручки…
Приедут, посмотрят с умным видом, стеком вот еще могут потыкать в разные стороны. Бывший-то начальник большим любителем стеков был, говорят, даже в постели с ним не расставался. А зачем он ему в постели-то? Девок пороть? Стыдоба… Что только эльфы не придумают, а еще приличный народ.
Нынешний начальник эльфом был наполовину, хоть и скрывал это всеми силами, но у Тимофея Блинова глаз наметанный, ему не надо кончик уха видеть, чтобы определить, с какой расой разговаривать приходится.
Столичный выскочка прошвырнулся по дому, выбежал на крыльцо, подышал глубоко и неспешно, надеясь, что следователь не заметит его слабости, а потом заинтересовался грудой мусора в дальнем углу двора. И Блинов немедленно недоэльфа проклял мысленно, понимая, что начальство не станет марать ручки, а велит ему, Тимофею, в этом мусоре покопаться. Одним богам известно, что там может быть!
О прошлом месяце вон бригаду в Веселое вызвали, мол, на почте нечистая завелась. Запах какой-то странный стоит, мешает
честным людям работать. Это в столице бы почтовиков послали подальше. А здесь нельзя — Приграничье, опасная земля. И даже запах может говорить о возможном нарушении равновесия.Понятное дело, что на место выехал старший следователь собственной персоной. А как иначе? Жалко только, что это было его, Тимофеево, дежурство.
Источник запаха определили сразу: огромный деревянный ящик, стоявший у окна на выдачу. Блинов, согласно требованиям техники безопасности, очистил помещение, расставил помощников по четырем углам, поставил посылку в центр комнаты, легко сорвал крышку и, наконец, понял, зачем в технике безопасности под номером первым стоит пункт о «Эвакуации гражданских». Исключительно для того, чтобы оные гражданские эфорского позору не увидели.
Блевал Тимофей долго. И не он один, но вся бригада, потому что в посылке обнаружилось восемь килограммов опарышей. Думать о том, кто их в эту коробку засунул и с какой целью, Блинов не мог тогда, не стал и теперь. Он со скрытым торжеством наблюдал за тем, как новый начальник наклоняется над кучей мусора.
Сильная рука в элегантной перчатке замерла на миг, и старший следователь со злорадством заметил, что под доской лежит тело дохлого пса. Хорошо, однако, что не он его обнаружил. Кто его знает, сколько псина там провалялась, а давешние опарыши, между тем, до сих пор Тимофея в жутких снах преследуют.
Недоэльф постоял над трупом с минуту, размышляя о чем-то — может, шептал прощальную, говорят, у эльфов так принято — а потом коснулся седой морды пса, что-то снимая с шерсти и, наконец, выпрямился, оглянувшись на Блинова.
— Что вы думаете на этот счет, Тимофей?
И руку вперед вытянул с отставленным указательным пальцем. Старший следователь опустил взгляд и с удивлением увидел, что на черной коже перчатки блестит маленькая янтарная слеза.
— Золотой колокольчик… — прошептал он в священном ужасе, даже не осознав, что говорит вслух, а осознав, рот прикрыл раскрытой ладонью и шагнул назад от начальника.
— Господин Эро, я…
Начальник сморщил недовольно длинный нос и негромко, но весьма настойчиво произнес:
— Блинов, не будьте идиотом! Мне нет никого дела до вашей родословной, хотя… Сколько у вас? Четверть? Меньше?
— Бабушка из волков, — ответил Тимофей и вздохнул, проклиная судьбу-злодейку.
— А почему не в общине?
— Так тут же изгнанники и одиночки осели. Потомки тех, кого из общины выгнали. Одиночки. Кто по хуторам расселился, кто, как моя бабка, в Веселом…
Начальник удивленно приподнял брови.
— Странно, я думал, волки крепко держатся за свою кровь, — посмотрел на янтарную каплю и аккуратно спрятал ее в карман жилета, а потом повторил, когда понял, что следователь не собирается отвечать:
— Так как получилось, что за вами не прислали нюхачей?
— Зачем мы нюхачам? — признался Тимофей нехотя и несколько обиженно. — Мы к Лунным Волкам отношения не имеем. Не вышли мы рылом для Волчьей долины…
Эро яростно почесал затылок и поинтересовался: