Пограничная тишина
Шрифт:
— Существуют этические нормы поведения офицера перед солдатами. Где бы вы ни находились, Федор Терехов, вы должны всюду, без зазнайства и подчеркивания, оставаться офицером, тем более — в кругу ваших подчиненных... А в случаях с волейбольными мячами нужно целиком полагаться на судью, помня, что в любых условиях солдаты с необычной ясностью видят поступки офицера и делают выводы.
Так, шаг за шагом, Павел Иванович доводил младшего лейтенанта Федора Терехова до необходимой командирской зрелости, давал советы, как и что читать, называл литературу и разрешил пользоваться своей библиотечкой, которую любовно подбирал многие годы.
Павел Иванович знал, что молодые офицеры в большинстве своем люди грамотные, развитые,
Павел Иванович докурил сигаретку, бросил под ноги, придавил тапочкой и вдруг с облегчением почувствовал, что он сегодня свободен до вечера, может сходить с дочерями в лес за грибами или посидеть на берегу озера с удочкой и вытащить на зорьке златоперого карася, а то и метрового угря. Рыбалкой он увлекался самозабвенно, но не меньше любил налаживать снасти. Если выпадало свободное время, он любил сидеть на своем пенечке, строгать для поплавка пенопласт, привязывать крючки, мормышки, настраивать удилище, распутывать до последнего узелочка бороды. Этим он и занялся, чтобы после завтрака отправиться на Ясное.
Когда удочки были приготовлены, донки проверены, червяки нарыты, с завтраком покончено и уже надеты на ноги резиновые бахилы, прибежал младший лейтенант Терехов и доложил, что в районе пограничного знака № 236 нарушена граница, на контрольно-следовой полосе обнаружены следы...
II
С подножки одного из вагонов прибывшего на станцию Сувалки поезда вместе с разноголосой, пестро одетой толпой пассажиров привычно и ловко спрыгнул невысокий плечистый парень в темно-серой спортивной куртке, в головном уборе польского образца, с опояской на околыше и большой пряжкой из черной пластмассы над козырьком. Выйдя на привокзальную площадь, он на мгновение остановился, бросил цепкий взгляд на единственный легковой автомобиль с табличкой такси за ветровым стеклом, быстрыми шагами решительно направился к ближайшему кондитерскому ларьку, купил несколько плиток шоколада и только после этого уверенно пошел к машине, освобождая на ходу шоколадку от зеленоватой обертки.
Водитель такси был человек с опытом и сразу догадался, что прибывший пассажир нездешний и явно куда-то спешит. Профессия обязывала сделать вид, что торопящиеся люди ему не в диковинку, а колеса машины успеют навертеться.
Но приезжий тоже был не дурак и хорошо знал, чем можно подогреть душу таксиста, чтобы колеса вертелись быстрее: если не злотыми, то вольным, панибратским разговором или доброй сигаретой. Перебросив вместительную на молнии сумку из одной руки в другую, он приветливо помахал таксисту, как давнему знакомому, спокойно и независимо доел шоколадку и сразу же сбил с владельца машины шоферскую спесь, заставив спросить:
— Тебе далеко, панове?
— Да тут, до Закраек. Наверное, знаешь? — безразличным тоном ответил приезжий, всем видом своим показывая, что езды тут пустяк.
— Аж до Закраек! — разочарованно протянул шофер и вытащил из кармана замасленных джинсов пачку сигарет.
— Твоя, собственная? — показывая наметанным глазом на старый «мерседес», спросил приезжий.
— Пусть моя... тебе-то не все равно? — словно стыдясь своего потрепанного автомобиля, ответил шофер. Он не любил, когда в нем угадывали частника. В Польше постепенно отмирало это занятие.
— Мне что... мое дело дать тебе неплохо заработать. Я вижу, ты свой хлопец.
Шофер раскурил сигаретку
и даже не повернул головы, хотя крепкий, сероглазый приезжий привлекал своим простодушием.— Не хочешь ехать, так и скажи, — угадав его мысли, сказал приезжий.
— Далековато...
— Двадцать километров для такой машины!
— Дело не в расстоянии... Там же граница...
— Ну и что? — быстро спросил пассажир.
— А то, что нет охоты туда ехать...
— Думаешь, мои злоты хуже других?
— Ничего не думаю...
— Так в чем же дело?
— А в том, что мне нужно знать, кого я везу. Там граница, любой простой пан путевой лист наизнанку вывернет...
— А-а-а! Подумаешь! Начхать мне на всех простых и вельможных пановей! За свои деньги я сам себе воевода и хочу быстрее прокатиться до Закраек. Сестренку не видел четыре года. Ты можешь понять, что такое четыре года?
— Ты тут родился?
— Нет.
— Я же сразу угадал, что ты не из наших мест...
— Тебе что, рассказать биографию? Так слушай, приятель: родился я в Литве, там за кордоном, а здесь сестра замужем. Вот и решил наконец повидаться... Любимая моя сестренка! Подкатим на машине аж под самые ставни. Вот будет рада!
Таксист еще внимательнее оглядел пассажира, которому предстояла радостная встреча с сестрой, остановил свой потеплевший взгляд на его добротной куртке и на новом кепи. Особенно ему приглянулась почему-то черная пряжка над козырьком и вдруг захотелось самому иметь такую модную фуражку.
— Как тебя зовут? — смягченно спросил он.
— Изодас Карпюкович.
— Ты не поляк?
— Наполовину литовец, на другую белорус. Так батько окрестил, чтобы не было обидно ни той, ни другой стороне, — весело ответил Изодас.
— А я Стась Милевич, с Сувалок, — заражаясь веселым настроением пассажира, ответил Стась. — Значит, у тебя сестричка в Закрайках?
— Да я ж тебе сказал!
— И то правда...
— Каждый год собирался, да все дела не пускали...
— А где живешь?
— Да в Грудзендзах же! Там и работаю.
— Кепо тоже там купил?
— Кепо купил в Ольштынах. Нравится? Могу подарить. — Изодас с готовностью стащил с головы кепку.
— Не надо.
— Так едем? Нагрянем неожиданно... То-то будет переполоху!
— Еще бы! — сочувственно произнес Стась. — Ладно. Садись, подкину я тебя, так и быть. Выпьешь и за меня чарочку.
— Ты будешь самым желанным гостем.
— За рулем нельзя. Давай влезай.
— Спасибо! Я же говорил, что ты свой хлопец!
Садясь рядом с шофером, Изодас старался скрыть волнение, но это ему не совсем удавалось. Он рассказал Стасю полуправду. В Закрайках на самом деле жила его дальняя родственница, но он давно уже ее не видел, да вовсе к этому не стремился. Сейчас этим удобнее всего было прикрыть поездку к границе. Именно там, если считать напрямик, за кордоном, в одной из весок оставалась его родная сестра Алина, куда он и держал путь, чтобы появиться в родном селе и засесть под крышу своего дома. Но для этого ему нужно было тайным путем перейти границу. Способ перехода был тщательно разработан. Облегчало задуманное то, что он здесь родился и хорошо знал местность. Но чем скорее приближалась родная земля, тем труднее было сдержать нарастающую в душе тревогу. Сдвинув на затылок кепку с черной пряжкой, он откинулся на мягкую спинку переднего сиденья, смотрел на мелькавшие поля, на зеленую гряду Августовского леса, где он еще мальчишкой рыскал по опушкам, шарил под кудрявыми елками в поиске грибов. Вспомнилась чисто побеленная отцовская хата с дубовым столом посредине, снизки сушеных грибов и яблок, отбеленные рушники, вышитые узорами, и ни с чем несравнимый дух только что испеченного пирога с яблоками или бульбой. Не забылась и сестра, согнутая от горя при последнем свидании. Как тогда, четыре года назад, ей не хотелось отпускать брата в чужие края!