Пограничная тишина

— А у нас будет маленький, — радостно, шепоточком, как-то призналась Клара Гале.

— Уже?

— А че... Я так радехонька. — Клара все же смущенно потупилась, пряча в глазах неуловимое счастье.

— Надо же что-нибудь приготовить, — сказала Галя. Ей искренне хотелось помочь будущей матери.

— Насчет пеленочек, что ли?

— Хотя бы...

Клара ответила, как о чем-то продуманном и заранее решенном:

— Есть у меня большая мамина простынка, раскрою ее на квадратики, подрублю и каемочками из красных ленточек обозначу.

— Ой, Клара, ой, миленькая! Ты еще сама такая неподрубленная и неразглаженная каемочка...

— А че? — с той же по-сибирски милой простоватой сердечностью спросила Клара.

— Да ты знаешь, сколько хлопот с маленьким?

— А то нет! У мамы не одна росла, а вчетвером, да еще померли которые...

...Когда дивизия на много дней ушла на тактические занятия, Клара дохаживала последние дни.

Геннадий волновался и часто надоедал Григоренко разговорами об этом важнейшем для него событии.

— Появится на свет новый человечек... Чудно как-то! Сын, а может, и дочка?

— А тебе кого хочется?

— Мне?

Геннадий ответил не сразу. Подняв с загорелого, обветренного лба каску, он не спеша погасил о борт машины недокуренную сигаретку. Как будущий отец, теперь он все делал с основательной размеренностью. За год службы заметно освоился с офицерской должностью, физически окреп и внешне обмялся, гимнастерка уже не топорщилась, новенькая портупея давно потемнела и привычно, по-армейски оттянутая пистолетом, врезалась в раздавшиеся плечи.

«Какой отличный офицер растет», — подумал Григоренко и вслух переспросил: — Так кого же ты больше ждешь?

— Каждый день думаю до помрачения мозгов... пришел к выводу, что радоваться нужно и тому и другому. Раньше не верил, когда читал, что молодые отцы, как угорелые, бегут в темную полночь в родильный дом. Теперь сам поскакал бы впереди машины...

— Мне это знакомо, — подтвердил Григоренко. — А сын или дочь — не должно иметь значения.

— Пусть дочь, пусть! Твоя Тамарочка — прелесть же!

— Еще бы!

Алексей тогда радовался вместе с ним и, не задумываясь, уступил настойчивой просьбе товарища, сделал то, чего не должен был делать по долгу службы.

Уезжая на занятия, Геннадий договорился с Галей Григоренко, что она пошлет телеграмму, когда родится ребенок. Однако телеграмму можно было получить только лишь на ближайшей железнодорожной станции, куда должна была прибыть их часть после окончания занятий. Геннадий давно уже мысленно высчитал дни и часы. Целиком охваченный предстоящей радостью и в то же время внутренне встревоженный, Евдокимов во время остановки на марше подошел к машине Григоренко. Именно его машина возглавляла колонну и первой должна прибыть на станцию.

— Поменяемся местами, Алексей Гордеевич! — подойдя к кабине, попросил Геннадий.

— Не терпится?

— Тоскует сердце. — Лейтенант с усталой в глазах радостью постучал о грудь ладонью. — Знаю, что бессмыслица, — часом раньше, часом позже, а вот не могу!

Поколебавшись, Алексей Григоренко сошел с машины, и Геннадий занял его место рядом с водителем.

Уступая товарищу место, лейтенант Григоренко был убежден, что проявляет гуманность и сочувствие... У него даже и в мыслях не было, что через пару часов, а может, даже и меньше, произойдет самая нелепая и злая бессмыслица.

Даурские сопки, укрытые косматой хвоей, иногда неожиданно, коварным углом, подходят вплотную к дороге и зимой на пологом раскате кувыркают даже тяжело груженные сани. В этот полуденный час тайга притихла, закрайки пролесков уже щеголяли золотистым листом, предвестником осени. К вершинам елей все ниже прижимались темноватые клочья туч, все чаще побрызгивая косым дождичком, который опасно, как сметаной, смазывал суглинистые повороты.

Машина лейтенанта Евдокимова, не доезжая до полустанка двести метров, перевернулась. Все солдаты и сержанты отделались легкими ушибами, а сам Евдокимов стукнулся о какой-то кусок металла виском. Даже каска не помогла. Когда подъехавший Григоренко склонился к нему, Гена уже не дышал...

Алексей Гордеевич еще крепче сжал ладонями стакан густого, как кровь, начинающего остывать чая. Он еще был тепловатым от его занемевших рук. Алексей знал, что у Геннадия тогда родился сын и сейчас растет где-то в Даурии у бабушки с дедушкой. Потом и у него родился сын Игорь, теперь уже первоклассник. В глазах Григоренко постоянно, немеркнуще стояла перевернутая машина, красивый, в каске, русский офицер, распластанный на земле, отец только что родившегося сына, которого он так и не увидел, а просто оставил на этом свете вместо себя...

Из больницы Григоренко привез Клару на свою квартиру, и вся забота о ней и новорожденном легла на его жену Галю. Воспоминание отягощало сердце немыслимой болью. Из тростиночки, которую легко и весело качал в разные стороны любой ветерок, Клара неожиданно превратилась в настоящую женщину-мать. Она ни с кем не разговаривала и почти не спускала с рук ребенка. Молчание ее удручало.

— Все молчит? — приходя со службы, спрашивал у жены Григоренко.

— Нет! Начала с маленьким разговаривать... Ты послушал бы! С ума сойти можно! — И Галя рассказала, как молодая мать разговаривала со своим сыном.

Мальчик барахтался в пеленках с огненными окаемочками, а Клара ему говорила:

— Ты знаешь, мелкота, че ты натворил?

Мелкота чавкал губами и издавал свои первые звуки.

— Отца своего родимого погубил. Он к тебе на свидание торопился, хотел на нос твой курносый взглянуть... — Она склонялась к ребенку, исступленно целовала его. — Думаешь, о тебе плачу? Как бы не так! Погубил отца-то...

— Ой, Алеша! Она мне все нутро выворачивает, — жаловалась мужу Галя.

Слушать такое на самом деле было невыносимо. Нужно было терпеть, а это стоило больших усилий. Клара жила у них, пока не оправилась сама, да и ребенку нужно было дать подрасти и окрепнуть. Потом приехал отец Клары и увез дочь и внука в один из сибирских городов.

С отъездом Клары и Генки жизнь не стала легче. Вместе с ними, как будто навсегда, исчезла, улетучилась и вся домашняя, прежняя радость. Даже дочка Тамара, тоскуя по маленькому, присмирела и тихо как мышка возилась в своем детском углу.

— Уехать бы отсюда, Алеша, — говорила Галя.

— Понимаю! — вздыхал Алексей.

— Проси перевода.

— Вот вернусь из командировки, там видно будет. — Ему тоже не терпелось перевестись куда-нибудь. Случай с Геной Евдокимовым тяготил его.