Пограничник

Срыдно. Все глазки вниз, даже у Ингрид. Видно поставила себя на место сеньоров и поняла, что ничем не учше. Только дядюшка сидел и молчал, глядя перед собой — его это не касалось.

Я успокоился, опал. Продолжил с теплотой в голосе:

— Главное. Хлодвиг, это честность. Это товар, который нельзя купить ни за какие деньги. И заработать очень трудно — только долгим-долгим опытом общения. Но стоит раз честность продать — и не будет тебе доверия. Осилишь?

— Ричи, я ж сказал, попробую, — закивал Мерида.

А ещё я выдвинул Хлодвига потому, что в отличие от простоватых служак-вояк дедушек, он — авантюрист-прохвост. Кому лучше разговаривать с такими же гороскими купцами-прохвостами, как не их коллеге? Дедушек горожане вокруг пальца обведут на раз. А Хлодвигу палец в рот не клади — сам откусит. Но вслух я этого говорить не буду. К сожалению, часть прибыли прилипнет к его рукам мимо «бочки», но тут уж ничего не поделаешь. За всё надо платить, в том числе за наличие прохвоста на переговорном процессе. А дедушки мне на войне по прямому профилю пригодятся.

* * *

— Племяш, я не знаю, каких ты книжек отцовых начитался, но это так не работает! — ярился дядюшка, расшагивая по палатке. — Крестьянин должен кормить рыцаря. Чем больше крестьян — тем больше рыцарей ты сможешь выставить. Король не даст денег? Значит надо заставить чернь работать лучше! Может дать где-то послабление, но рыцарей нужно собрать! И тут зависимость такая, что чем больше их — тем больше шансов У ТЕБЯ собрать войско, химеру тебе в жёны!

Дядюшка не усидел, вскочил и во время разноса ходил по шатру взад-вперёд. Закончив в посёлке, мы плавно переместились в лагерь, где мне показывали условия быта, и мероприятие плавно перетекло в военный совет. На совещании присутствовали бароны — как заинтересованные лица. Ибо феодалы, а разговоры наши касались феодальной реформы Пограничья. И их симпатии были не на моей стороне — хочу это отметить отдельно. И ковать надо пока горячо — потом поздно будет.

— Дядюшка, давай посчитаем серьёзно, — решил не идти на обострение я и попытаться достучаться. — Сколько нужно взрослых крестьян мужского пола чтобы собрать одного легкоконного воина? При нашей урожайности — с десяток.

— Больше, — уверенно закачал головой Ковильяна.

— А давайте побудем оптимистами, — засверкал я глазами, — и представим, что десяток. Плохонькая кольчужонка, плохонький пехотный шлем, простая безыскусная лошадка с низким седлом, лук и меч или топор. Всё. И что мы имеем? На одного вооружённого, не самого лучшего по качествам, воина у нас десять мужиков, а с ним в придачу десять женщин и штук пятьдесят детей. И ещё с десяток стариков обоего пола, которые мало что могут. И их всех охраняет ОДИН воин! Один, сеньоры!

Приходят степняки. Войско идёт в поход. Может не далеко, может даже в район соседней деревни. А эта деревня попадает под удар другого отряда степных демонов, о котором егеря не прознали, не доложили. Что имеем? Резню и угнанные в степь сотни людей! СОТНИ, которые должны были бы кормить и снаряжать рыцарей завтра. Но их больше нет. Как нет тех, кто платит налоги в казну и выращивает хлеб.

А если ты хочешь обеспечить тяжа, или ни дай бог сверхтяжа — дядюшка, у меня для тебя новость, ты — балбес! Потому, что такого будут одевать и оснащать сорок лиц только мужеского пола, без учёта семей. А теперь представь соотношение «мирняка» в защищаемых посёлках и защищающих их воинов? Представил? И куда эти вояки смогут уйти так, чтобы собирающие их крестьяне остались под защитой?

Виконт присел на кинутый в углу тюк — как бы демонстрируя, что не со мной, не за стол сел. Но молчал, думал, это обнадёживает. Я продолжил:

— Ответ — даже если они останутся каждый охранять свою деревню, даже тогда они никого не защитят — их будет слишком мало для отражения. А если собрать их в одном месте в ударную группу — более двух третей сельских общин остаётся голым, босым, вообще без прикрытия!

Так вопрос, нахрена нам это надо, сеньоры бароны? Нахрена, виконт?

Тишина в палатке, сеньоры угрюмо молчали.

— Если ты барон в Овьедо — базаров нет, — усердно закивал я головой. — Собирайся и езжай в путь — до твоей деревни оркам шкандылять и шкандылять, где-нибудь в пути их да перехватите. Ибо степняки до Овьедо доберутся ли — бабушка надвое сказала, ты со спокойной совестью идёшь и бьёшь супостатов. И возвращаешься к своим целым и невредимым кормильцам. Но если ты на Лимесе, на линии соприкосновения, и тебя жрать эта сволота будет первой — не выйдет у тебя такая схема, сеньор Атараиско! Вот просто потому, что не выйдет, и точка!

— Раньше же справлялись, — сквозь зубы процедил виконт.

— Раньше король денег на наёмников давал, — парировал я. — Которые кормятся не за счёт сельских общин, их собирает всё королевство, крестьяне с очень-очень далёких земель. А теперь такой лафы нет и не предвидится.

Всё, дядюшка! Забудь про эти деньги! Забудь про жизнь по-старому! Сами и только сами! Я тебе секрет открою, в этом году я хрен денег платить в казну буду за Лимессию, в смысле земельный налог. И десятину не буду. Ибо нефиг. Но нас это нифига не спасёт, там слишком неравнозначные суммы. Мы в жопе, дядюшка, в открытой откровенной жопе, и мне король это открытым текстом сказал, лично, устами своего фаворита графа де Рекса.

А значит, мы САМИ должны обеспечить безопасность родного края, сеньоры! То есть придумать такую организацию, когда живущий на границе люд САМ сможет себя защитить, не надеясь на никчёмную по количеству группу рыцарей. Чтобы если степняки если и победили, захватив какую-то деревню, то с такими потерями, что зареклись сюда ходить.

— Да как ты не понимаешь! Нельзя давать крепостным оружие! — снова вскочил и заходил па палатке дядюшка.

— А я не собираюсь давать его крепостным, — сидел я с каменным выражением лица. — И ты это почувствовал по моим указам. Которые, дай догадаюсь, временно, до моего личного посещения Лимеса, саботировал. Так?

Ответа не требовалось.

— А вот этого тем более нельзя! — заорал виконт. — Чернь должна знать своё место! Нельзя её на вольные хлеба!

— Знаешь что дядюшка! — вскочил и заорал я в ответ. — Знаешь что, родной ты мой родственничек! А может ты скажешь, как есть, и не будешь выдавать желаемое за действительное?

Так и скажи, мать твою: «Я — грёбанный феодал, и хочу сохранить свои феодальные права на владение рабами! И срать хотел на всё иное» Давай, дядюшка! Вперёд! Потому что других причин противиться моей реформе у тебя нет! Ты и кучка таких же уёбков с самомнением, считающих себя пупом Земли, жаждущих и на причинное место сесть, и рыбу съесть — чтобы и степняки тебя не сожрали, и, сука, все свои рабовладельческие права сохранить! В рай за чужой счёт хотите выехать! Ибо все в этом мире вам обязаны по праву рождения.

Так вот, сеньор Атараиско, вам этот мир ничем НЕ ОБЯЗАН! Это вы обязаны — защищать землю. Не щадя живота своего. Защищать, а не мать твою эксплуатировать! Мир вам обязан и кормит вас только пока вы со своей задачей справляетесь, но это, блядь, ваша ОБЯЗАННОСТЬ! А не право. Иметь рабов мир вам позволяет только пока вы можете его защитить! А не можете — хрен вам, а не крепостные крестьяне.

Но повторюсь, если бы вы жили в Овьедо — мать вашу так! Справились бы, осилили. Но ты, блядь, живёшь в Атараиско, на линии соприкосновения с орками! И первый получаешь удар в подбрюшье. А значит ты должен вывести в поле против них… Или на стены тына, или на фронтиры — не важно. Но ты ДОЛЖЕН выставить против орков ВСЁ население! Мужчин. Женщин. Стариков. И даже детей. Не можешь рубить и колоть врага, старческая немощь, юношеское бессилие? — Стреляй. Не в состоянии стрелять? Заряжай арбалет, или болты подавай. Да хоть смолу, блять, с тына лей! Кто хочет — тот найдёт дело. Мужчины — первая линия, с копьями и алебардами. Бабы с башен болтами фигачат, дети и старики — заряжают. И когда в КАЖДОМ мать твою поселении степняки встретят по нескольку сотен готовых к бою людей, то пусть они будут плохо обучены и так себе вооружены, степняки умоются кровью. Будут на сотню крестьян менять десяток своих? Но они БУДУТ их менять! В отличие от системы с твоими грёбанными рыцарями, защищающими лишь самих себя и плюющих на всех по праву рождения.