Пограничники

«Я же приказывал атаковать по сигналу красной ракеты! Еще не время! Заняли всего лишь третий рубеж басмачей. И неизвестно, сколько их будет при такой глубоко эшелонированной обороне! Но, может быть, обстановка позволила нанести внезапный удар? Самохвалов — опытный командир. С ним отсекр партбюро Быба, так хорошо зарекомендовавший себя во время марша. Туда же выехал и Кравченко. Но почему ударная группа атаковала? Послали связного, и тот не доехал?»

Третий огневой рубеж басмачей с разбросанными по склонам окопами был взят бойцами. Остро чувствовалось отсутствие воды. Масленников видел, как станпулеметчики расчета Кузнецова меняли воду в кожухе, пожертвовав ее для «максима» из своих фляг: слитую во фляги закапывали в сырой песок, чтобы хоть немного остыла, заливали в кожух побывавшую на глубине у корней саксаула. Бой длился уже три с половиной часа. Командир отряда до сих пор не знал, что с ударной группой.

Басмачи на четвертом рубеже занимали настолько удачные позиции на господствующих сопках, что могли бить даже по переползающим. Выбить их оттуда было трудно еще и потому, что кончились гранаты у ружейных гранатометчиков. Зной становился нестерпимым. Масленников видел, как пробегавший по склону сопки боец упал в полуобморочном состоянии с пулеметом в руках и, только полежав несколько минут, уткнувшись в раскаленный песок, шатаясь, поднялся и, споткнувшись несколько раз, побежал дальше.

Приказав командиру взвода Кривову обойти с пулеметами укрепившихся басмачей с севера и северо-востока, Масленников распорядился усилить огонь станковых пулеметов, чувствуя, что только их огнем сможет выбить врагов из окопов. Он видел, что уцелевшая часть банды, используя мертвое пространство, расчетливо прикрываясь огнем, под интенсивным обстрелом ручных и станковых пулеметов, организованно отходит на юг и юго-восток.

По-прежнему ни от ударной группы, ни от поскакавшего к ней начальника штаба Кравченко не было никаких известий. Наконец Масленников увидел выметнувшегося на полном скаку старшего связного, сообщившего, что натыкался на одиночек из ударной группы. В ту же минуту увидел подползающего без гимнастерки и без сапог, с двумя винтовками и двумя подсумками бойца из ударной группы, красноармейца Гарнаго.

Задыхаясь, шелестя пересохшими от жажды губами, Гарнаго в ответ на вопрос командира отряда «Где ударная группа?» доложил:

— Нет ударной группы… Осталось человек двадцать. Расстреляли в упор… Кони не донесли… Перед окопами встали…

Еще не до конца веря случившемуся, оставляя себе надежду, что это страшное известие не столько правда, сколько результат потрясения психики бойца ударной группы Гарнаго, командир полка пытался узнать у него подробности, подтверждение столь катастрофического поворота событий, ставящих под угрозу всю операцию и существование отряда. Но боец впал в глубокое беспамятство и ни слова больше не мог сказать.

Мгновенно в мозгу Масленникова возникли все возможные последствия неудачи.

Прежде всего резко менялось соотношение сил: двести пятьдесят сабель у Дурды-Мурта и Ахмед-Бека против ста четырнадцати у Масленникова, и то до гибели ударной группы. А сколько сейчас осталось и сколько останется всего через час, полтора? Наступающая сторона всегда несет большие потери.

Басмачи залегли в окопах. Они очень хорошо подготовились к встрече с красноармейцами. Кроме того, у бандитов наверняка было обеспеченное водой базовое становище — и почти полное отсутствие воды у отряда Масленникова, проделавшего столь тяжелый марш по пескам, — какие неравные условия боя!.. Нет ничего удивительного в том, что кони не донесли сабельников Самохвалова до окопов басмачей: после марша через пустыню им пришлось сделать еще многокилометровый обходный маневр по пескам, чтобы зайти во фланг врагам, по гребням увалов.

Строжайше приказав старшему связному не говорить никому о своих предположениях, Масленников продолжал руководить боем, чувствуя, как нарастает плотность огня противника, как с каждым отданным рубежом все меньше остается шансов атаковать в лоб. Да и как атаковать, когда пулеметчики, стрелки и гранатометчики, у которых, кончился запас гранат, наступают в пешем строю? Басмачи же по-прежнему маневренны, по-прежнему, несмотря на ощутимые потери, их много. В любую минуту они могут контратаковать.

Тут Масленников увидел около десятка бойцов во главе с коноводом начальника штаба Кравченко, только накануне отправленного к Самохвалову, — красноармейцем Усенко.

«Вот все или почти все, что осталось от ударной группы», — подумал командир отряда и не ошибся.

— Товарищ командир полка, — начал было докладывать Усенко и, поняв, что тот уже все знает, замолчал.

— Вас кто-нибудь видел, говорили с кем?

— Видеть видели, а говорить не пришлось.

— О том, что случилось, никому ни слова. Поняли?.. А теперь рассказывайте.

Из рассказа Усенко понял, как все происходило: Кравченко и его коновод Усенко, выехав к Самохвалову, минут через тридцать увидели басмачей, спешились. Кравченко взял у своего коновода винтовку и открыл огонь. Через проезжавшего красноармейца передал Самохвалову, чтобы тот его подождал. Отбив басмачей, подъехали к Самохвалову как раз в тот момент, когда Быба предложил идти в атаку.

Кравченко ответил: «Нужно подождать». Самохвалов предложил напиться воды, скомандовал: «По коням!» Клинки не обнажали…

— Моя винтовка все время была у комбатра Кравченко, — продолжал рассказывать Усенко, назвав Кравченко «комбатром», поскольку тот командовал артиллерийской батареей, единственное орудие которой безнадежно застряло где-то в обозе.

— Две сопки прошли галопом. Никто из наших не был убит, хотя басмачи открыли сильный огонь. Слышу — команда: «В атаку!» Первого убило пулеметчика Осипова. Комбатра ранило. Он спешился, зарубил одного басмача. Комвзвода Бабичев заехал с фланга, зарубил второго. А третий — комбатра Кравченко — в упор. Наповал… Комдив Самохвалов перебежал на вторую сопку, кричит: «Готовьте гранаты!» Быбу и его — пулями в голову. Вижу, остались коноводы Шевченко и Мухин. Я кричу: «Шевченко, есть ли еще кто из командиров?» Слышу: «Нет!» Тут басмачи с фланга открыли сильный огонь, убили Шевченко, дали залп по коням, убили сразу двух. Мухин стал отводить остальных, я прикрывал. Заняли рубеж, целый час вели огонь. Патронов не осталось. Басмачи продвигаются. Стрельба с их стороны вовсю. Говорю Мухину: «Давай на КП». Поехали низиной, видим, лежит под саксаулом в одном белье Голобородько и спит. Гарнаго и Богомолов отбиваются от басмачей, собирают оружие. Скомандовал им: «По коням!» Гарнаго и Богомолов сели, а Голобородько не стал. Лежит на песке и рассуждает: «Хочь туды пойду — убьють, хочь тут останусь — убьють». Наверное, помешался…

Дальше Масленников не мог слушать рассказ Усенко. Он понял, что, когда к Самохвалову прибыл Кравченко, передавший приказание начинать атаку по красной ракете, Быбе показалось, что это задержит действия ударной группы, и он стал требовать начинать атаку немедленно. Ни Кравченко, ни Самохвалов не остановили его, дали команду.

Узнал он и о подвиге попавшего в окружение Панченко. С него уже сорвали гимнастерку, заломили назад руки, пытаясь взять живьем, но он, сбив прикладом одного, застрелив другого, вырвался из окружения вместе с группой Усенко.

Каждого в отдельности командир отряда не мог упрекнуть ни в чем, как не мог упрекнуть теперь уж погибших Самохвалова, Кравченко, Быбу. Но ударной группы больше не существовало, фланговый удар, на что была ставка, не получился. И все-таки он должен быть, фланговый удар: эти увалы в лоб не возьмешь. Пусть кони не выдержали, но люди не могут не выдержать! Фланговый удар должны нанести пулеметчики.

Послышалась сильная ружейно-пулеметная стрельба на юго-западе — очевидно, бандиты пытаются прорваться через заслон добротряда Классовского. Надо было напрячь все силы, чтобы не допустить этого и занять пятый рубеж обороны бандитов.