Пограничники

Группой немецких войск «Север», насчитывавшей 29 дивизий, или полмиллиона человек, командовал генерал-фельдмаршал фон Лееб. Шестидесятипятилетний генерал уже стяжал лавры за прорыв линии Мажино, после чего он получил свой жезл и Рыцарский крест. Как представитель старой гвардии кадровых офицеров он относился насмешливо к «выскочкам» национал-социалистам, которые, однако, ценили его боевые и деловые качества. Перед ним была поставлена задача — захватить Прибалтику и, наступая через Псков и Лугу, к 21 июля овладеть Ленинградом. То есть через месяц после начала войны.

Одновременно с севера на Ленинград наступали финские войска — 15 пехотных дивизий и 3 бригады.

Несмотря на неблагоприятные условия, созданные фактором внезапности, несмотря на превосходство противника в живой силе и особенно в авиации, русские войска к середине июля сумели сдержать наступательный натиск. Под Лугой на строительстве оборонительных сооружений ежедневно работало до полумиллиона ленинградцев. Из личного состава кораблей Военно-Морского Флота и курсантов училищ были сформированы бригады морской пехоты. 80 тысяч моряков теперь сражались на суше. Своей отвагой они заслужили у врага прозвище «черная смерть».

Но мы вернемся к первым дням сражений. Наши дивизии стали подходить к границе на Карельском перешейке только после нападения Германии. Всю тяжесть первого удара противника пограничники приняли на себя.

На советско-финской границе военные действия начались в ночь на 29 июня 1941 года. В три часа утра, после артподготовки юго-восточная армия финнов пошла в наступление, имея задачу ворваться в Ленинград с севера. Одновременно еще одна финская армия получила задачу наступать на Онежско-Ладожском перешейке, выйти на реку Свирь и содействовать немецкой группе «Север» в уничтожении советских войск восточнее Ленинграда.

Но, как отмечают историки, «пограничные части к этому времени сумели принять ряд дополнительных мер по укреплению советских рубежей, что послужило одной из причин более организованного и длительного сдерживания крупных сил противника».

Нетрудно увидеть в этом большую заслугу командования пограничных войск Ленинградского округа и самого генерала Степанова.

Григорий Алексеевич Степанов часто цитировал угрозу из вражеской газеты: «Зеленые фуражки советских пограничников мы постараемся перекрасить кровью в красный цвет». Но стойкость пограничников ошеломила финнов. Стоит привести удивительную хронику первых двенадцати часов сражения у города Энсо, составленную по донесениям штаба:

«4 часа 10 мин. Противник силою до батальона возобновил наступление на участках 5-й и 6-й погранзастав. Заставы ведут бой».

«6 час. 00 мин. Заставы 5-я и 6-я ведут бой в окружении».

«6 час. 39 мин. После трехчасового боя противник занял город Энсо».

«8 час. 15 мин. После пятичасового боя 5-я погранзастава прорвала кольцо окружения. Погибли начальник заставы младший лейтенант Худяков и инструктор службы собак Щербаков. Есть раненые».

«8 час. 47 мин. Старший лейтенант Бабякин, будучи раненным, возглавил личный состав 5-й и 6-й погранзастав и взвод красноармейцев и ведет бой за Энсо».

«13 час. 15 мин. Противник выбит из города Энсо».

«15 час. 40 мин. На ряде участков противник отброшен за линию государственной границы. Бои не прекращаются ни на час. К границе подходят подразделения Красной Армии…»

Это здесь пограничник Андрей Бусалов подпускал по три сотни финнов на 30–40 метров к нашим окопам и косил их из старого, но верного «максима». Он отразил три атаки. Вся лощина перед заставой была устлана трупами. По Бусалову стали вести огонь из четырех пулеметов. Первая пуля ударила его в ногу, вторая рванула руку, третья попала в живот… А он все стрелял…

— Пока я жив, не уйду от «максима»…

Четвертая пуля пробила сердце. Именем Андрея Бусалова теперь названа одна из застав.

Гибли десятки и сотни героев, сдерживая врага, рвавшегося к Ленинграду…

Когда началась война, семья Степанова была в Москве.

С ним жила только восьмидесятилетняя мать Прасковья Сергеевна. Генерал дома не бывал, и старушка одна в большой квартире со страхом смотрела в окна, за которыми метались лучи прожекторов, рвались бомбы. Она просила Григория отправить ее в родную деревню, где, как ей казалось, будет тише и спокойней.

Степанов согласился и велел отвезти мать в Звад. Мог ли он думать, что наступление немцев будет стремительным, что вскоре они захватят Лугу и по шоссе мимо его родной деревни пойдут на Новгород вражеские танки?

Приемная сестра генерала Мария Семеновна и ее дочь Анна Сергеевна и поныне живут в Зваде.

— Как немец подходить стал, — рассказывает Анна Сергеевна, — так мы вещи, трех моих детишек и бабушку Пашу на подводу и в лес… Шли долго по гати до возвышенной поляны. И корова с собой. Прожили там с народом недели три, пришли немцы на поляну. Баба Паша боится из-за сына-генерала. Немец откинул полог и вошел к нам в землянку. «Зольдат?» — спрашивает. Выгнали нас в деревню, а она уже сожжена. Наш дом остался, только стекол нет. Бабушка по дороге притомилась, плохо ей стало, так один немец чашку кофе ей дал — сердобольный оказался. Потом у нас телку отобрали проезжие немцы. Выбрали старосту из раскулаченных, выделили землю, стали посылать на покосы. Потом появились партизаны, мужики пошли все в лес и стали у нас руководить… Бабушка Паша все говорила про немцев: «Когда-то их, проклятых, выгонят отсюда!» А тут моего мальчика маленького Шурика убило снарядом. Принесли в избу, бабушка увидела, и стало ей плохо. Уснула и не проснулась больше. Было это в августе сорок первого. В Сосновом бору мы ее похоронили…

Не скоро узнал генерал Степанов о смерти матери. Август был для него месяцем очень тревожным. Немцы вели наступление на станцию Мга, стремясь соединиться с финнами и замкнуть кольцо вокруг Ленинграда.

С началом войны пограничные части присоединились к тем армейским соединениям, на участках которых им пришлось сражаться. Некоторые из них оказались оторванными от своих баз снабжения, о чем генерал Степанов докладывал члену Военного совета А. А. Жданову.

Влившись в общевойсковые соединения, пограничные отряды превращались в обыкновенные стрелковые части.

Кое-кто из военачальников считал это закономерным, поскольку граница как таковая перестала существовать…

Но генерал Степанов думал иначе. Он был за сохранение пограничных частей, за оставление их под единым командованием.

До конца своей жизни он разрабатывал проблему использования пограничных частей в военных действиях. Он считал, что такие отборные части способны выполнять любые задачи в современной войне. И в атомной тоже. Очень подвижные, они незаменимы для охраны войскового тыла, уничтожения десантников и диверсантов, ликвидации прорывов вражеских войск…

«Войны теперь не объявляются, — писал Степанов. — Тем более что будущая война разразится внезапно, воздействие противника на тылы фронтов и тыл страны будет большим. На раскачку времени не будет».

Генерал всякий день ездил в Смольный и требовал внимания к пограничным частям. Много дала одна из поездок на позиции с главнокомандующим Северо-Западного направления Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым. Ради маскировки маршал был в лейтенантском плаще и зеленой фуражке. Степанов вспоминал, что в конце длительного разговора в машине Климент Ефремович признался: