Пограничники
Шрифт:
— От своего имени и от имени моего помощника и верного друга Тимы Строкача заверяю…
Долгие часы просиживали начальник группы и его помощник в нарядах над Уссури. За рекой в городе, именуемом Ху-ли-сан, располагался штаб белогвардейцев. Оттуда по бесчисленным тропкам и дорожкам, отрядами и в одиночку двигались на нашу сторону бандиты, чаще всего нацелившись на удобную для внезапных действий Ракитинскую долину.
Ждали только данных разведки. Наконец она сообщила, что находится Даренский со своим штабом в селе близ райцентра Ракитное.
Комендант Орлов сам руководил операцией. В помощь прибыли кавэскадроны, были стянуты чоновцы из всей округи. Все силы Орлов разделил на три части. Одну из групп возглавил
Первой ушла конная разведка, переодетая в гражданское платье. Надо было действовать крайне осторожно. Этот Даренский практиковал такой прием: одевал часть своих людей в пограничную форму, и они появлялись в населенных пунктах. Бандиты собирали коммунистов, комсомольцев, сельских активистов якобы на собрание, а затем уводили в лес и убивали. Приходилось объяснять в селах, что люди разного возраста могут быть только среди лжепограничников, им нужно давать отпор и срочно извещать об их появлении в комендатуру или на заставы.
И теперь, едва разведчики из мангруппы появились вблизи тех мест, где оперировала банда, в комендатуру верные люди тотчас дали знать, что замечено несколько одиночных всадников («Молодые, но в гражданской одежде»); кто такие и каковы их намерения, понять не удалось… Получив сообщение, краском Орлов довольно потер руки («Своя своих не распознаша!»). Но оказалось, радоваться рано: тотчас прискакал охлюпкой, без седла, парнишка-чоновец:
— Там кавалерийский эскадрон взял в плен бандитов в гражданском, хотят их порубать!
Пришлось срочно выручать своих разведчиков, которых красноармейцы не знали. («Неувязочка твоя, дорогой товарищ Орлов», — самокритично заметил комендант.)
Потом уже стало известно, что из тех же сел информировали не только комендатуру: предупрежденные кулачьем, Даренский и его подручные действовали крайне осторожно. Отдельные небольшие отряды закордонников не выдавали себя, даже если благоприятно для них складывалась обстановка. Петр Первушин со своей группой устроился на ночевку в том же селе, где в одном из сараев скрылся отряд бандитов. Тем представился отличный, редчайший случай уничтожить пограничников сонными. Но опытный офицер не воспользовался заманчивой возможностью — терпеливо выждал, пока первушинцы уедут. Узнав об этом печальном эпизоде, Петро ахнул от досады и сник бы вовсе, если б не друг. Тимофей долго убеждал, что от такой случайности не застрахован даже опытный боевой краском Орлов. Ведь он при очень сходной ситуации был схвачен и расстрелян бандитами, только воскрес и снова с ними дерется. Петро помаленьку отошел, и друзья вспоминали уже с юмором о бандитах, через щели в стенах сарая злобно следивших за уезжавшими пограничниками.
Обидно, конечно, было всем, что упустили, но ничего не поделаешь, надо исправлять промах.
Отдельные стычки с небольшими отрядами Даренского продолжались несколько месяцев. И вот уже осенью точный сигнал: «их благородие» с группой человек в 150 замечен вблизи Ракитного, на заимке у местного кулака. Ринулись туда пограничники с трех сторон, окружили район и стали сужать кольцо. Ворвались на заимку — никого: ни хозяев, ни гостей. Предупрежденный Даренский скрылся. Куда? Неизвестно. Надо искать.
Орлов даже как будто повеселел, узнав об этом, сказал:
— А я и не располагал, что черная борода глупее…
Подозвал Измайлова (тот уже ездил верхом, хотя рука была на перевязи), Строкача, Первушина, отдал короткие распоряжения, и два отряда, разделившись, разными дорогами ушли на рысях к дальнему лесу, к таежным сопкам.
Теперь все решали быстрота, интуиция следопыта, опыт пограничной службы и, конечно же, солдатская смелость и удача.
Тимофей даже не смог потом объяснить, что помогло ему верно обнаружить путь отхода бандитов. Все же осторожность
в Даренском должна возобладать, решил Тимофей. Боевой офицер, командующий военным отрядом, отошел бы к своим сопкам, где можно драться с превосходящими силами противника. Но бывший генштабист Даренский давно уже обрел психологию бандита, привыкшего избегать прямого боя и предпочитавшего ему бегство. Оттого Строкач торопился перекрыть границу. Он поспел к кордону раньше бандитов: видимо, Даренский все же колебался, петлял, прежде чем дать окончательный приказ об отходе на сопредельную сторону.Тимофей спешил своих бойцов, положил их в широкую цепь, слегка загнув фланги, обращенные в сторону противника. Лучших стрелков оставил при себе, в центре «подковы», — главный удар предстояло принять здесь.
Теперь успех всей операции зависел от того, выдержит ли отряд удар во много раз более сильного врага.
Ждали недолго: по цигарке едва успели выкурить.
Рассыпавшись лавой, с воем и криками, крутя в воздухе шашками, стреляя из винтовок, понеслись бандиты на залегших пограничников. Первый залп многих из них выбил из седел. В таких случаях, когда не удался первый ошеломляющий наскок, лава заворачивает и отходит. Но у Даренского не было иного выбора, кроме прорыва к границе. Скоро, привлеченные боем, должны были подойти главные силы пограничников. И поэтому бандиты снова пришпорили коней. Бойцы стреляли, уже не дожидаясь команды на залповый огонь. Особенно сильный урон атакующим наносили стрелки, находящиеся на флангах. Если бы Тимофей имел хотя бы один-два ручных пулемета, отбивать атаки было бы много легче.
Сам он стрелял неторопливо, расчетливо, мельком удивляясь своему хладнокровию. Положение создавалось тяжелое. Но вот противник не выдержал: атакующие стали класть лошадей и стрелять из-за них, как из-за укрытий. Огонь с той стороны усиливался, с нашей — одна за другой замолкали винтовки. Только тяжело раненные пограничники переставали стрелять. Ни один не отползал назад, к предречному леску, где коноводы укрыли лошадей.
Вот кто-то из бандитов приподнялся:
— Эй вы, краснопузые, лучше пропустите нас добром, а то всех до одного перестреляем!
Тут же того, кто предлагал такое своеобразное «перемирие», срезала пуля. Тимофей понимал: бандитам под огнем не сесть на коней, чтобы отойти. Но если не подоспеют на помощь товарищи, еще полчаса огневого боя — и всех пограничников перебьют…
Ствольная накладка стала горячей от стрельбы. Тимофей отложил винтовку, вытащил маузер, принялся стрелять из него. Над медленно ползущими на сближение бандитами вихрились легкие облачка пыли…
И тут издалека донеслось долгожданное родное «а-а-а-а!». Победный клич уцелевшие пограничники, быть может, скорее почувствовали, чем услышали.
Бандиты заметались. Одни поднимались и бежали назад, другие навстречу выстрелам бойцов Строкача. Но это уже была агония. Через несколько минут в клубах пыли подскакали густой лавой пограничники, красноармейцы, чоновцы.
— Клади оружие, гады!
— Выше руки подыми, твое благородие!
Тимофей поднялся и на слабых ногах пошел навстречу всадникам. Около спешившегося бледного Орлова остановился:
— Товарищ командир, задание выполнено. В отряде трое убитых, раненых подсчитать не было возможности. Докладывает красноармеец Строкач.
Осень 1925 года выдалась жаркой — мангруппа гонялась за бандами Ширяева, Гацелюка, хунхузами. К тому же еще краском Измайлов, возглавлявший в комендатуре опергруппу, «по-приятельски» все чаще привлекал Тимофея к участию в допросах задержанных бандитов и контрабандистов. Володя обнаружил в товарище «талант оперативника» и считал, что он, как никто, ловко умеет во время допроса проникнуть в ход мыслей запирающегося врага и отлично выводить его на чистую воду.
Тимофея рекомендовали на учебу в Минскую пограншколу.