Пограничный легион (сборник)

— Я тоже буду играть, — взвизгнул Бликки.

— Все будем, — объявил Джесс Смит.

— Валяйте! — согласился Гулден.

— Всем враз все равно играть нельзя, — возразил Келлз. — Будем играть так: одни здесь, другие там, — и он жестом поделил стол пополам.

— Нет!

— Тогда пусть одни едят, а другие убираются.

— Во-во! Убираются! — с подленьким смешком крикнул Бадд. — Ты больно много о себе понимаешь, Келлз, а я вот думаю, за игрой надо присмотреть.

— Бадд, — с угрозой оборвал его Келлз, — это уже второй раз! Берегись третьего!

— Ладно, ребята, хватит! Тяните карты, кто когда будет играть, — вмешался Бликки и шлепнул о стол колодой.

Торопливо, словно речь шла о жизни и смерти, бандиты нагнулись над столом и стали тащить карты. Во вторую очередь попал Бадд, Брейверман и Малыш Джоунз.

— Малыш, и вы, ребята, разгрузите пока лошадей и пустите пастись, — обратился к ним Келлз. — А вещи внесите в дом.

Бадд был недоволен и не скрывал этого. Двое других послушно встали и вышли.

Игра началась. Клив стоял в сторонке и смотрел. Почти все время бандиты играли молча; в движении были только руки, да время от времени кто-нибудь резко наклонялся вперед. Каждый играл против соседа. Гулден казался невозмутимо безразличным, играл с бесстрастием машины. Бликки волновался, нервничал. Джесс Смит — опытный, расчетливый игрок — был спокоен, нетороплив. Боссерта и Пайка, двух мерзавцев, которых Джоун толком и не знала, целиком захватила представившаяся возможность. А у Келлза появилось странное выражение, он больше не управлял собой — его, как обычно в игре, целиком захватил азарт, он ничего вокруг не видел и не слышал.

В хижину с тюками в руках вошли Джоунз и Брейверман. Бадд тут же вскочил и бросился им навстречу. К столу он вернулся, держа большую оплетенную бутыль виски.

— Виски! — воскликнул Келлз. — Убери бутылку! За игрой нельзя пить!

— А ты посмотри на меня. Ещё как можно! — возразил Бликки.

— Пускай себе пьют, — вмешался Гулден. — Так их золото скорее перейдет к нам. А уж тогда мы с тобой сыграем!

Больше Келлз не сказал ни слова. Игра продолжалась, но характер ее изменился. Вскоре Келлз, сам того не замечая, стал прикладываться к бутылке. Джоун совсем перепугалась. Оставив наблюдательный пункт, она прилегла на постель. Снова над ней нависла опасность. До сих пор то ли по счастливой случайности, то ли благодаря собственной находчивости и мужеству, то ли по воле Провидения, ей удавалось избегать, казалось бы, неминуемых ударов судьбы. Удастся ли еще раз? Она чувствовала, что надвигается новая катастрофа. Понимает ли это Джим? Тут она вспомнила выражение его лица и успокоилась — конечно, он все отлично понимает, а значит, не упустит возможности вызволить ее отсюда. Джим всегда будет стоять между нею и бандитами. Значит, в самом крайнем случае, ей может грозить только смерть — смерть от его милосердной руки. Но это только в самом безвыходном положении. Так она лежала, прислушиваясь к постепенно повышающимся голосам бандитов; мысли ее прояснялись. Она уже понимала, что мучивший ее страх, тяжесть на сердце, затрудненное дыхание — все это вызвано ее любовью к Джиму, боязнью за него, боязнью, что он ее потеряет. Ведь это она ввергла Джима в ужасы последних месяцев и теперь больше всего на свете она хотела загладить свою вину, воздать ему за все пережитое, отдать ему себя, всю свою жизнь.

Время шло, а Джоун все лежала, размышляя и мучаясь, и понемногу у нее возникло странное, прямо болезненное, неодолимое желание снова увидеть Келлза и Гулдена. Ведь от исхода их поединка зависит ее судьба, сама ее жизнь!

Встав, она прильнула к щели и в ужасе вздрогнула. Та еле заметная перемена в атмосфере, которую она отметила про себя раньше, теперь прямо бросалась в глаза. Огромные кучи золота, возможность для каждого заполучить его в свои руки — давняя несбыточная мечта их насквозь порочных душ, дьявольская отрава в черной бутылке — все это вместе взятое превратило бандитов в безвольные игрушки обстоятельств. Всех, кроме Гулдена. Гулден оставался самим собою. А вот при взгляде на остальных кровь застыла у Джоун в жилах. Келлз был бледен и до предела возбужден. Без слов было ясно — он выигрывал. У Бликки от злости руки ходили ходуном. Джесс Смит сидел мрачный, угрюмый; куда подевалось его хладнокровие! Взгляды, которые он бросал на Келлза, светились ненавистью. Джоунз и Брейверман прямо сгорали от нетерпения начать свою игру. Бадд уже сидел за столом, на лицо его было страшно смотреть. Джоун не могла бы сказать, что за страсти бушевали в его душе, но ясно было одно — он проигрывал. Пайк и Боссерт тоже, видно, проигрались: они стояли в стороне, мрачные, с бессильной злостью следя за продолжающейся игрой. Джим Клив тоже не остался безучастным к напряженной, насыщенной злом атмосфере: он стоял бледный, нервно сжав руки, тревожно оглядывая бандитов. А игра продолжалась. То и дело слышалось, как на стол шлепается карта, с грохотом опускается кулак, скользит или с глухим стуком падает мешочек золота; проигравшие безбожно ругались, те, кому повезло, впадали в еще больший раж, в безудержной радости сгребая золото. Страсти накалялись, все шло к неминуемой трагической развязке.

Внезапно Бадд вскочил, сжав в трясущейся руке карты, и с искаженным злобной гримасой лицом перегнулся через стол к Келлзу.

— Вот! — хрипло заорал он.

И сразу смолкли все другие голоса.

— Ну и что? — насмешливо ответил Келлз. — А получше у тебя ничего нет?

Бадд нагнулся еще ниже, заглядывая в карты Келлза, и тотчас, побледнев, выпрямился, в бессильной ярости глядя на победителя.

— Ты доконал меня! У меня больше ничего нет… Ты меня ограбил! — выкрикивал он и никак не мог успокоиться.

— Ну, это было совсем не трудно. Проваливай от стола! — презрительно бросил Келлз. Он был словно в экстазе, но не от охватившего его азарта игры, а от собственного успеха.

— Я говорю, ты меня доконал, — снова взорвался, не помня себя, Бадд. — Ты шулер!

Брошенное обвинение как громом поразило бандитов. Все замерли, наступила мертвая тишина. Келлз побледнел, но торжествующая улыбка так и не сходила у него с лица.

— Я тебя предупреждал, Бадд, — спокойно ответил он, но это спокойствие никак не соответствовало его вдруг загоревшемуся взгляду. — Это был третий раз!

Грянул выстрел. Бадд рухнул на Гулдена, но тот одним движением руки, как назойливую муху, отмахнул в сторону смертельно раненного бандита. Бадд тяжело упал на пол и больше не шевелился.

— Виски! — хриплым неверным голосом крикнул Келлз. — И поехали дальше.

— Можно теперь мне сесть? — жадно спросил Малыш Джоунз.

— Нет, погоди, — ответил Гулден.

— Скоро Бликки сядет на мель, — с издевкой в голосе заметил Келлз.

Теперь его не интересовало даже золото, он был весь во власти самой борьбы.

— Знаешь, хозяин, что-то эта плевая удача больно тебе в голову ударила, — угрюмо, но презрительно заметил Джесс Смит. — Смотри, как бы сердце у тебя не лопнуло.

Лежавшие на столе кучи золота превратились в ничто, не имели больше никакой ценности. Борьба за золото перестала быть средством, она стала самоцелью.

— Ну-ка, Гулден, покажи, как надо играть, пусть все поучатся, — издевался Келлз.

— Двойную ставку! Тяните! — тотчас во всю глотку заорал великан.

Вскоре из игры вышел Бликки — у него за душой не осталось ни крупинки золота. Обозленный, мрачный, он встал из-за стола и, казалось, готов был пойти на что угодно, лишь бы получить возможность отыграться. Но он только молча следил за картами.

— Хозяин, уж теперь-то мне можно сесть? — снова спросил Малыш.

— Что, золото тебе надоело, что ли? — ответил Келлз. — Погоди, сперва я обдеру Гулдена и Джесса.

От Джесса Смита фортуна и вправду отвернулась. Он проиграл Гулдену, потом Келлзу и, наконец, побежденный, встал из-за стола. Но поражение его не сломило. Он жадно приложился к бутылке.

— Ребята, сдается мне, что счастливые слезы Келлза порадуют меня куда больше, если сам я побуду зрителем.

Вожак бандитов быстро и зло взглянул на него, словно намек Смита уже испортил ему игру.

— Идите все сюда, посмотрите на настоящую игру, — невозмутимо позвал он бандитов.

Золота у него в этот момент было вдвое больше, чем у Гулдена — целая куча мешочков.

Теперь золото не вешали, ставили целые мешочки. Выигрывал открывший карту. Келлз выиграл четыре раза подряд и весь сиял. Случалось ему и проиграть, но он тут же отыгрывался. Теперь все бандиты молча столпились вокруг стола. Джоунз и Брейверман по-прежнему алчно смотрели на кучи золота. В воздухе повисла гнетущая напряженность. И тут судьба улыбнулась Гулдену: он начал раз за разом выигрывать. И Келлз не выдержал, всем было видно, как сдают его нервы, как он теряет самообладание. Куда подевался его кураж! Вот Гулден отыграл уже половину его золота. Великан был невозмутим. В этом огромном животном, казалось, воплотилась сама судьба, своим нечеловеческим нутром он чуял, что теперь удача до конца будет на его стороне. И редкие проигрыши он принимал с таким же бесстрастным равнодушием, как выигрыши. Теперь у Келлза руки ходили ходуном, а у великана двигались спокойно, медленно, уверенно. Зная эту способность Гулдена, видя, как он с полнейшей невозмутимостью принимает победы и поражения, Келлз совершенно выходил из себя.

Испытание на право считаться по-настоящему великим игроком состоит не в умении спокойно переносить неудачу, а в том, чтобы не терять головы даже при самом невероятном везении. И вот, понемногу, становилось ясно, что настоящим игроком был именно Гулден, а вовсе не Келлз. Великан был туп, лишен всяких эмоций, воображения. Келлз же весь горел в лихорадке надежды, отчаяния, бессильной ярости. Тщеславию его была нанесена смертельная рана. Эта игра решала все. О том, как она шла, красноречиво говорили презрительные, ликующие взгляды, которыми обменивались его люди. Келлз снова и снова прикладывался к бутылке, рука у, него дрожала. Наконец, глухо выругавшись, он швырнул пустую бутыль за дверь.