Погружение
Шрифт:
Состоявшиеся, по воле кислых жизненных обстоятельств, отшельники мотивировали отрыв по-разному, часто – несправедливостью людской, иногда – протестом. Давным-давно, рассказывали мне мужики, такой отшельник жил неподалеку от трассы старой узкоколейной дороги Норильск – Дудинка, на островке озера Дуромой. После войны попал в Норильск, сидел в одиночной камере… После освобождения он, похоже, завязал с верой в общество справедливости и, став отшельником, ушел от людей к чёрту на кулички. Запасы мог пополнять только зимой, ибо через островок шел зимник на посёлок Волочанка. Одинокий человек менял рыбу на спички, соль, патроны и муку. Когда получило развитие вертолетное сообщение, он остался совсем один… Однажды кочующие мимо аборигены услышали собачий вой. Ошалевшая псина привела их к избе, где лежал умерший от одиночества человек. Труп отвезли в Дудинку и похоронили
В эту же подкатегорию можно добавить беглых зэков и скрывающихся от правосудия. Чаще всего это не маньяки лютые, а обыкновенные алиментщики.
Разница между двумя типами отшельников огромная.
Первый тип притягателен, как классический герой Джека Лондона – такое вот напоминание о древних первопроходцах, освоителях Сибири и Севера, прообраз сибирских и заполярных хуторян, затундренных крестьян и обособившихся казаков, чьи полуистлевшие избы в избытке обнаруживал по берегам северных рек Николай Урванцев. Опора державы, прогрессоры и пограничники – именно эти люди двигали заполярный фронтир в глубь белых или серых пятен.
Второй тип никакого прогрессорства не несёт, категорически – эти люди банально сбежали от людей же, не имея сил или умения жить коммунально, и вообще полноценно коммутировать с себе подобными. Одной причины тут, как правило, не бывает, они следуют друг за другом. Если вначале человеком может двигать благой романтический поиск и некие убеждения, то позже неизбежная накипь деградирующего одиночки делает возвращение в цивилизацию просто невозможным. У всех у них нет жен или друзей, их никто не ждёт в мрачной избёнке, их дети не собирают ягоду окрест и не учатся удачливой рыбалке – деток тоже нет… Эти люди уходили от пороков – алкоголя и клептомании, но постепенно приходили к примитивному дикарству. Есть среди них экзистенциальные религиозные чудаки. Потом и у таких мотивы меняются. Пара-тройка лет, и всё, сливай воду… Жизнь бобылем постепенно входит в привычку, порождая звериную скрытность, отверженность и ожесточение.
В подкатегорию состоявшихся по воле судьбы отшельников входит ещё одна группа.
Это бывшие городские бичи. Социальное явление было хорошо известно ещё в советские времена: именно таких людей советские начальники выше среднего звена, эти несостоявшиеся красные баре из рабфаков, привлекали для охраны и обслуживания своих частных загородных угодий, фальшиво называемых «турбазами», комплексов, построенных хозспособом, – домов отдыха для избранных. В штат предприятия-владельца их брали «подснежниками», то есть липовыми слесарями, плотниками и хозрабочими. Практика эта, более похожая на рабовладельческую и уж всегда – батраческую, продолжилась и в новейшее время. Количество частных охотничьих и рыболовных угодий, в том числе и коммерческих, постоянно росло. У каждого из хозяев, увлеченных идеями экологического отдыха, рыбалкой и охотой, давно сложился и полностью отработанный собственный подход и метод к организации удалённого хозяйства. Тут стоит отметить, что все они, хозяйства эти, весьма схожи и разнообразием не отличаются.
Собственная база, стоящая на выверенном месте, архитектурно, как правило, близка к примитивным тундровым балкам. Несмотря на достаточно высокий социальный статус таких устойчивых «групп отдыха», созданные ими междусобойные мини-турбазы выглядят, в подавляющем большинстве, непрезентабельно и уж чего-чего, а культурного интереса они точно не представляют… Отдыхающий контингент не склонен менять место постоянной расслабухи, практически не нуждается в каком-либо дополнительном сервисе, имеет десятилетиями сформировавшийся взгляд на подобный отдых. У него нет тяги к туризму, особо к его экстремальным видам, не занимается этнографическими исследованиями, не склонен к пешим маршрутам. Красота пейзажа отодвинута на третий план, уступая место фактору обилия дичи и относительной транспортной доступности. Большое значение имеет и фактор наследования территории, преемственности такой точки. Высока роль административного ресурса при решении проблем.
С постепенным увеличением количества частных гусеничных вездеходов и мощной снегоходной техники, колёсных машин типа «трэкол», возрастает количество диких путешествующих, людей самых разных слоев и интересов. Это обостряет необходимость охраны и круглогодичного надзора за состоянием охотничьих баз, как гарантии постоянной же их готовности к приёму нужных людей. А кто будет охранять да присматривать? Хозяину точки достаточно просто найти специфического,
скажем так, человека: одинокого мужчину средних лет, привыкшего годами жить без женщины, друга и собеседника. Выгодно это и контрагенту. Многие из них не имеют паспортов, а за некоторыми тянется старый криминальный след, тяжкий грех либо какой-то социальный порок. Нанятый отшельник, пять раз в год видящий своего благодетеля, искренне радуется такому положению дел – его снабжают, ему есть где поспать, что поесть и чем заняться. Качественный приют и дело, которое ты знаешь, – проживание в одиночку среди тундры, красота ведь! Что бывает с таким «специалистом» и как он себя поведёт, если привередливый владелец выгонит его взашей за пределы ухоженной гасиенды – обустроенной группы балков, можно только догадываться…Лично я убежден, что человек, какой бы геройский профиль лица он ни имел, десять лет проживший в тундре волком-одиночкой и не желающий вернуться к людям, не имея никаких настоящих препятствий, нормальным быть не может. Это лишь моя частная точка зрения, и она никак не должна помешать тем, кто охотно видит в таких отшельниках истинных романтиков «чиста поля».
Они выжили после апокалипсиса, ведь хозяева в урочный час не явились. Некому было занести вирус. Пока.
Материальные следы пребывания вынужденно состоявшихся отшельников можно обнаружить в самых диковинных местах. Не стоит думать, что, например, плато Путораны похоже на здоровенный каменный стол, описанный Конан Дойлем в его «Затерянном мире». Это вам не плато Мату-Гросу, здесь действительно есть места, где можно затаиться на долгие годы, никакой профессор Челленджер не доберётся… Озера и предгорья способны прокормить опытного человека в любое время года, именно озера отшельники и ценили больше всего. Зачастую изгои забираются туда, куда никакой нормальный промысловик или рыбак не пойдет. Тем не менее число таких людей внушительно. Я думаю, что их сотни по всему Таймыру. И это тоже население. Пусть и принадлежит оно не Государству, а Территории.
А сколько же их в бескрайней тайге!
Староверы, кстати! Они никогда не селились в Разбойном, предпочитая жить в отдельной деревеньке, куда чужим вход фактически заказан. И сюда они заявились лишь тогда, когда на юг ушёл последний пароход с беженцами. С Петляковыми не контактировали, загнав их в избу, наверное, боялись заразиться.
Бесполезно прикидывать численность ещё не заразившихся, нет данных. Да и динамика изменения численности может быть непредсказуемой. Вчера ещё полный посёлок в одночасье может стать коллективным кладбищем…
Самое неприятное – синяки.
В Разбойном обнаружилось двое сумасшедших: несчастная медичка и хозяин криминальной артели. На всякий случай принимаем их общую численность равной количеству оставшихся нормальными людьми – два процента от выживших.
Синяки, бесспорно, очень опасны при контакте, особенно неожиданном, и вполне могут весьма быстро ещё более сократить число выживших счастливчиков, особенно на самом первом этапе, когда люди ещё не готовы к такой встрече, а предупредить и посоветовать некому. Это мне повезло, что Петляковы рядом были. Тем не менее синяки – фактор существенный, хотя и не ключевой, так пока представляется… Здесь мы благодаря любителю сериалов Петлякову опять вспомнили о клятых фантастических зомбаках – вот были бы расклады, не приведи господи! Хорошо, что это просто фантастика. Потому что пропорция в зомбическом варианте была бы совсем иной, самой кислой. На одного выжившего нормального человека приходилось бы по сотне кровожадных зомбаков.
В случае с синяками пропорция – один к одному. Из ста процентов выжил всего один, но при этом люди как бы не расчеловечились окончательно, превратившись в агрессивных безумцев… Страшный и реально опасный противник. Обращённым в синяки неоткуда пополнить свои ряды, разве что откупорятся те, кто ещё не заболел, вот там прорыв возможен. С течением времени количество синяков будет неуклонно уменьшаться, туповаты они, легко нарываются на неприятности самого разного характера. Даже утопиться могут по дури, что мы с дедом не так давно и наблюдали.
Правда, нам неизвестно, заразны они или нет. Вдруг после укуса синяком ты и сам станешь безумцем? Нет данных. Для получения сведений необходимы внешние контакты, а мы сидим на месте, проедаем остатки награбленного в брошенном посёлке.
Между прочим, уровень агрессии у синяков таков, что даже в случае их способности распространять энергию безумства они, скорее всего, просто убьют свою жертву, не дожидаясь её перевоплощения.
Подсчёт окончен, других живых для этой планеты у нас нет.