Похищение Евразии
Шрифт:
И теперь переходим к главному: как вы думаете, почему при реализации широко разрекламированных проектов «Сахалин-1» и «Сахалин-2» по добыче международными консорциумами нефтегазового сырья на территории принадлежащего нам морского шельфа основные по стоимости товары и услуги закупаются за рубежом? Только ли потому, что нет достаточной ценовой протекции нашему производителю (мы уже знаем, что ее действительно практически нет)? Но ведь покупаются за рубежом даже те товары и услуги, которые зарубежным компаниям явно дешевле было бы производить на территории России. Не потому ли это происходит, что по условиям обоих проектов практически любые затраты международных консорциумов — каковы бы они ни были — в полном объеме компенсируются российскими нефтью и газом? Ведь несмотря на то, что предельные объемы компенсационного сырья оговариваются, тем не менее, предусмотрена масса лазеек, позволяющих эти объемы фактически увеличить. Соответственно,
Здесь читатель вправе задать вопрос: неужели такое возможно — ведь здравый смысл подсказывает, что если так нельзя организовывать ремонт своей квартиры, то уж, тем более, на таких условиях нельзя заключать многомиллиардные в долларовом исчислении контракты?
Верно, нельзя. Во всяком случае, если руководствоваться интересами своей страны.
Корректности ради стоит отметить, что проведенная аналогия с ремонтом квартиры — не идеально точна. В схеме так называемых «соглашений о разделе продукции», по которой заключены соглашения «Сахалин-1» и «Сахалин-2», суммарный объем нефти и газа в конечном счете окажется разделенным на компенсационную часть и прибыльную. Компенсационная часть — компенсирует все затраты инвесторов. Прибыльная — будет разделена между инвестором и Россией. Некоторое ограничение на объем закупок оборудования и услуг есть — оно оговаривается в соглашениях. Но фактически, с учетом ряда нюансов, реальным (предельным) ограничителем выступает лишь ... стоимость запасов сырья на месторождении. Согласитесь, отличие от рассмотренной схемы с ремонтом квартиры — не принципиально.
Конечно, если бы вся нефть шла недропользователю-инвестору, а нам, например, — фиксированные отчисления от каждой тонны добытой нефти (объем которой должен государством при этом тщательно контролироваться — как это делается, например, в США), то у недропользователя вовсе не было бы мотива наращивать затраты и максимизировать компенсационную долю. Но если частью прибыльной нефти нужно поделиться с Россией? Тогда вступает в действие уже известная нам экономическая логика: да зачем тогда вообще нужна эта прибыльная нефть — пусть вся уйдет на компенсацию затрат, которые мы — уж будьте уверены — сумеем (с учетом ряда принципиальных «недоработок» в соглашениях) довести до нужного объема. Скажете, нереально? Почему же?
Представьте себе, что вы — недропользователь-инвестор и одновременно (для упрощения ситуации) — президент консорциума. И вот за определенный период до окончания такого тридцати-пятидесятилетнего проекта (строго говоря, неважно, за двадцать пять лет или за пару месяцев) вы видите, что не вся, а лишь половина или две трети добытой нефти уведены на «компенсацию затрат», но примерно, скажем, десятком миллиардов долларов, похоже, придется поделиться с Россией. Вот теперь, вы — читатель — скажите, что вы станете делать на месте такого инвестора, окажись вы в такой ситуации где-нибудь в чудной африканской стране? И подсказка: местные туземцы оказались настолько улыбчивы, падки на огненную воду, бусы, видеомагнитофоны и мерседесы, что не оговорили в соглашении с вами практически никаких реальных ограничений на ваши затраты, в том числе ни общих пределов фонда заработной платы, ни максимальных размеров единовременных премиальных, ни максимума выплат «консультантам», «советникам» и наиболее ценным сотрудникам.
Конечно, вы, читатель, как человек благородный, из сугубо христианских соображений, может быть, миллионов на пятьдесят прибыльной нефти этим бедным туземцам и оставите. И даже плюс к тому — в целях развития дальнейших дружеских связей между нашими странами — не исключено, что окажете добровольную благотворительную помощь местным туземцам и их детям — еще миллионов на десять, за что вам будет установлено что-нибудь заменяющее бюст на второй родине героя. И за что вы получите новые аналогичные контракты (разумеется, по конкурсу, который вы с легкостью выиграете, так как вносите «весомый вклад в социально-экономическое развитие региона» — так у бедных туземцев, в частности, в России принято формулировать один из переменных конкурсных параметров)... При этом абсолютно ничто не помешает вам на прогнозируемый остаток нефти, стоимостью без малого в десяток миллиардов долларов, увеличить фонд заработной платы проекта и выплатить эти деньги себе и своим «консультантам» где-нибудь в оффшорах — чтобы даже и никаких налогов с этих денег не платить...
Разумеется, никто в мире подобного не допускает. Никто не позволяет недропользователям списывать в затраты что угодно в практически неограниченных объемах. Затраты на недропользование либо минимизируют экономическими стимулами, либо вообще берут под контроль того государства, чьи природные ресурсы разрабатываются — как это было показано выше на примере Норвегии и Китая. На откуп же недропользователю, получающему таким образом и возможность, и экономический
стимул присваивать себе чужой ресурс, этот вопрос не отдается нигде, лишь за одним исключением. И таким исключением, как это ни печально, является наша с вами родная страна — Россия... [8]8
Хотя, может быть, я и не прав — возможно, что-то аналогичное транснациональным корпорациям одновременно удалось пролоббировать и в каких-то еще странах СНГ. Если это так, то тогда мое утверждение более точно звучит так: «это единственное исключение — Россия и, может быть, какие-то еще страны, образовавшиеся после распада СССР».
Здесь, естественно, возникает несколько вопросов.
Во-первых, как такие соглашения вообще могли быть заключены страной, считающей себя не просто более или менее цивилизованной, но еще и претендующей на участие в «восьмерке» наиболее экономически развитых стран мира и даже на статус «сверхдержавы»?
Во-вторых, являются ли эти соглашения исключением из общего правила или же, напротив, — типичными? И, соответственно, поставлены ли на будущее какие-либо законодательные заслоны подобному, или же аналогичные соглашения по бессмысленному для страны растранжириванию наших природных ресурсов с легкостью могут подписываться и в дальнейшем?
Часть 3. РОССИЙСКИЙ «ГАРАЖ-СЭЙЛ»
Глава 1. ОТСИДЕТЬСЯ В КУСТАХ — МОЖЕТ ЛИШЬ МАЛЕНЬКИЙ
«Гараж-сэйлами» (распродажей в гараже) или «Ярд-сэйлами» (распродажей во дворе) в США называют массовые распродажи за бесценок старых и ненужных вещей. Часто такие мероприятия проводятся массово — с благотворительными целями. Иногда, например, если хозяин продает дом и переезжает, задача — получить хотя бы минимальные деньги, но очень быстро. Чаще главное — избавление от накопившегося ненужного — того, что еще вполне может пригодиться кому-то другому. И типичная черта: хозяин, как правило, сильно не торгуется. Действует логика: мне нужно продать это быстрее и потому, в конце концов, сколько дадите — столько и хорошо.
Но можно ли подобный подход распространять на то, что вам нужно и даже очень нужно? И особенно — если точно потребуется завтра? Тем более, если это — не ваша личная собственность, а достояние государства? К достоянию государства, даже если оно сиюминутно не особенно необходимо, в США, разумеется, относятся совершенно иначе. А у нас?
У нас в 1995-м году, перед надвигавшимися президентскими выборами, когда было далеко не ясно, удастся ли удержаться Ельцину и, соответственно, что будет дальше, похоже, тоже решили на всякий случай быстренько все распродать...
Но начнем по порядку. Схема соглашений о разделе продукции (СРП) предусматривает, что государство, не имеющее денег и технологий для разведки и разработки своих месторождений полезных ископаемых или же имеющее иные приоритетные направления расходования средств (дающие большие прибыли или решающие какие-то жизненно важные задачи), или по каким-то иным причинам не желающее рисковать своими деньгами, передает своим или зарубежным компаниям какие-либо участки территории на особых условиях. Условия таковы. Компании осуществляют разведку или разработку полезных ископаемых на свой страх и риск. Если разведка или разработка не принесет результата — деньги потеряли зря лишь частные компании-недропользователи. В случае же успеха частью добытого сырья («компенсационная» часть) покрываются все затраты инвестора-недропользователя, а оставшаяся часть сырья («прибыльная» часть) делится в заранее оговоренной пропорции (в натуре или в денежном выражении) между государством (как собственником природных ресурсов) и недропользователем-инвестором. Плюс, в соглашениях обычно оговариваются фиксированные налоговые и иные выплаты недропользователя государству. Схема простая, ясная и сама по себе не являющаяся однозначно хорошей или плохой.
Для государств, особенно слаборазвитых, не имеющих средств и технологий, хорошо, что они, ничем не рискуя, в случае успеха могут получить существенные доходы. Правда, при условии, если жестко оговорят в соглашениях ограничения на расходы недропользователя и обеспечат надлежащий контроль за ними. Для инвесторов хорошо то, что меньше риски, так как налоговые и иные условия, зафиксированные в соглашении, стабильны. Кроме того, налоговые и иные платежи в случае СРП, как правило, значительно ниже, чем при традиционном «лицензионном» варианте недропользования. И основная их доля, в случае успеха проекта, по существу, просто заменяется передачей государству части добытого сырья или соответствующих денежных средств.