Похищение Евразии

В Советском Союзе — как государстве с достаточно развитой промышленностью — ни схема СРП, ни близкая к ней концессионная схема после НЭПа («новой экономической политики» в двадцатые годы), разумеется, уже не применялись. Но к концу восьмидесятых — началу девяностых годов выяснилось, что ни необходимых технологий, ни средств для разработки новых месторождений у нас, якобы, нет. Это, конечно, абсурд. Сами посудите: самые наисовременные атомные подводные лодки делать можем, а стационарные или плавучие буровые платформы — нет? Тем не менее, начали разрабатываться планы перевода наших месторождений на режим СРП.

В обоснование допустимости и целесообразности перевода российских месторождений полезных ископаемых на режим СРП приводился и такой аргумент: мол, даже США используют близкие схемы! И действительно: в разнообразных специально подготовленных агитационных материалах, посвященных особенностям организации СРП и концессий в разных странах, можно найти и США. Так что же, неужто и правда американское государство использует подобные схемы?

Конечно, нет. Это — типичный пример большой лжи, основанной на маленьком умолчании. Ларчик открывается просто. В США при добыче природных ресурсов концессии и СРП действительно используются. Но только используются они не государством, а частными собственниками земель, которые не имеют ни средств, ни технологий для самостоятельного освоения запасов полезных ископаемых, находящихся на принадлежащих им землях. Государство же на федеральных землях (которых, кстати, в США вполне достаточно, особенно на северо-западе страны и на Аляске) и, тем более, на своем континентальном шельфе никаких концессий и СРП категорически не использует — только единый национальный лицензионный режим.

Тем не менее, стоит отметить, что в самой возможности перевода в нашей стране каких-то месторождений полезных ископаемых на режим СРП ничего страшного нет. Но только при условии, что, во-первых, на режим СРП будут переведены лишь в порядке исключения одно или несколько месторождений (там, где это действительно обоснованно) и, во-вторых, если при заключении соглашений будут надлежаще защищены интересы нашего государства, в том числе и некоторые специфические интересы — те, которых небольшие и слаборазвитые государства не имеют.

ДЬЯВОЛ — В ДЕТАЛЯХ

Разумеется, на финансируемых заинтересованными корпорациями дискуссиях о проблемах недропользования акцент применительно к соглашениям о разделе продукции (СРП) и концессиям стараются делать на выгодах государству: не рискует своими деньгами, но получит часть прибыльной нефти (или денежный эквивалент), рабочие места и загрузку своих машиностроительных мощностей.

Но при принятии любого решения, тем более о переводе недропользования на режим СРП или близкий к нему концессионный режим, необходимо особое внимание обращать на опасности, а также негативные последствия таких решений для интересов страны.

В чем здесь наши интересы? И в чем возможные опасности и вред перевода месторождений на режим СРП?

Прежде всего, в нашем случае речь идет не о каком-то одном месторождении, которое нужно побыстрее с пользой выкачать и делу конец, а о полезных ископаемых суммарной стоимостью во многие триллионы долларов. Кроме того, Россия — в целом промышленно развитая страна, и хотя на данном этапе отставшая от наиболее развитых стран мира, тем не менее, имеющая в машиностроении значительный технологический и производственный потенциал. Соответственно, есть все основания рассматривать привлечение инвестиций в модернизацию машиностроения и вывод его на передовые в мире позиции (как это сделала Норвегия) — как важнейший приоритет при организации недропользования и, в частности, при допуске к национальным природным ресурсам иностранных инвесторов.

То есть, как мы говорили выше, приоритетной должна быть логика: вы можете добывать наши природные ресурсы и часть из них взять себе, но пользуйтесь при этом оборудованием и иными товарами и услугами, произведенными в России. Как может реализовываться этот подход — мы уже видели. И если не оставить недропользователю никаких обходных путей, под гарантированный заказ на машиностроительную продукцию — инвестиции придут.

Я не случайно поставил этот интерес на первое место, даже выше вопроса о контроле за объемом расходов недропользователя, компенсируемых нашим сырьем. Хотя последнее, казалось бы, главный интерес: ведь если вся нефть уйдет на компенсацию расходов, то государство (государственный бюджет) — вообще ничего не получит? Верно, напрямую от нефти бюджет ничего не получит. Но даже и в этом случае, если мы повернем компенсационное сырье на заказы своему машиностроению, своим производителям, то наша экономика — получит. Ведь сырье (пусть не все, но основное) пойдет на компенсацию оплаты за российские товары и услуги — на зарплаты нашим рабочим, инвестиции в развитие и модернизацию наших предприятий, отчисления в наши бюджеты, страховые и пенсионные фонды...

Второй интерес — обеспечить собственно раздел получаемого сырья между недропользователем и государством на максимально выгодных для страны условиях. Действительно: какая доля прибыльной нефти должна пойти России, а какая — инвестору? Пополам — пятьдесят на пятьдесят? Но ведь Россия теряет невосполнимый природный ресурс и получает свою долю взамен этого ресурса. Недропользователь же все свои затраты уже покрыл компенсационной частью нефти, а эта доля — его чистая прибыль.

Тогда восемьдесят на двадцать или девяносто на десять? Логично, но добрый дядя инвестор — против. И настойчиво убеждает, что самые лучшие для России условия — это наоборот: двадцать на восемьдесят...

Конечно, справедливый вариант раздела продукции можно пытаться найти по результатам тщательных расчетов балансов всех возможных расходов и доходов, оценив предполагаемую среднюю рентабельность проекта для инвестора лет за пятьдесят, хотя даже и в этом случае не все удастся предусмотреть. Практикуется и скользящая шкала раздела прибыльной части — в зависимости от рентабельности проекта: чем выше рентабельность, меньше компенсационная часть и больше прибыльная, тем меньшую долю от прибыльного сырья получает недропользователь. Но главное: максимальная выгода для страны — не то же самое, что максимальная выгода для заключающих от имени страны соглашение чиновников. То есть, при таком методе практически гарантированы колоссальные ущербы от коррупции. Соответственно, если идти по этому пути, то необходимо обеспечить многократные и разнообразные предварительные экспертизы, многоступенчатость и максимальную публичность принятия решения.

Защитить интересы страны в этом вопросе можно и иначе — обеспечив жесткую конкуренцию недропользователей в открытом конкурсе по одному заранее определенному параметру (прочие требования к недропользователю — лишь как обязательные граничные условия).

Третий интерес и приоритет — не допустить необоснованного списания сырья в компенсационную часть: четко определить характер и предельные объемы расходов недропользователя, компенсируемых нашим сырьем.

Четвертый интерес — обеспечить выполнение соответствующих особенностям территории и современному уровню понимания проблемы требований в части защиты природной среды; и плюс гарантировать ответственность недропользователя на случай аварий и непредвиденных неблагоприятных экологических последствий.

И есть еще один существенный интерес, но о нем — несколько позже. А пока — небольшое отступление.

ЧЕМ ШИЛО ЛУЧШЕ МЫЛА?

Справедливости ради следует признать, что ряд серьезных недостатков нашей правовой системы и практики, негативно сказывающихся при передаче месторождений на режим СРП, свойственен и отечественной лицензионной системе (в отличие от лицензионной системы, например, США). Это, прежде всего: неограниченные возможности коррупции при внеконкурсном предоставлении участков недр; по существу, фиктивная конкурсность; отсутствие необходимого госконтроля за объемами добычи сырья; отсутствие надлежащей протекции отечественному производителю технологического оборудования и, соответственно, стимулов развития национального машиностроения. Но есть, все-таки, разница. И эта разница — принципиальна.

Разница — в цене решений, а значит — и в цене ошибки. Лицензия выдается на несколько лет и продлевается, если недропользователь выполнил все требования. И если завтра мы встанем на ноги и наведем в своем государстве элементарный порядок, то и недропользование на лицензионной основе можно организовать эффективно, в интересах всей страны.

Условия же СРП — не могут быть изменены в течение существенно более длительных сроков, что для инвестора, безусловно, плюс. Но если при заключении соглашения допущена ошибка или корыстное злоупотребление властью в пользу «инвестора» и, соответственно, в ущерб государству? При цене каждого соглашения во многие десятки миллиардов долларов, если вышеперечисленные интересы страны не будут надежно защищены нормами закона — колоссальный ущерб не только возможен, но и практически гарантирован. Что тогда? Ничего — поезд ушел.