Похищение казачка

— Леонида Алексеевича? Да бог его знает. Кто-то верит в несчастный случай, кто-то нет. У нас в издательском доме всякое болтали, конечно, но ведь так всегда бывает, когда человек умирает внезапно. — Последняя фраза звучала утвердительно, но Вязьми-кина посмотрела на Турецкого, словно ища подтверждения.

Он невольно кивнул.

— Значит, Легостаев был главным редактором — стал президентом издательского дома. А вы?

— А я была заместителем главного редактора, а стала главным.

Турецкий снова кивнул: вполне естественный ход событий.

— Часто вы общались с Беренштейном?

— Крайне редко. Он не занимался текущими журналистскими вопросами. Все делал Легостаев, он был еще и вице-президентом издательского дома.

— Что он был за человек?

— Который из двух?

— Беренштейн. С Легостаевым-то я общался, — соврал Турецкий, на том основании, что о Легостае-ве он действительно кое-что успел узнать еще в Москве.

— Ого, — оценила Вязьмикина. — Как вам это удалось? Он же в тюрьме сидит? Впрочем, это не мое дело. А Беренштейн… Слушайте, Петр Петрович, не все ли равно и вам? Все его хозяйство теперь ваше. Царствуйте и наслаждайтесь. — Но, заметив, что собеседник не слишком доволен таким ответом, она тут же добавила: — Деловой был человек. Много чем занимался. А издательскую свою империю по кирпичику создал.

— Которую потом Легостаев развалил. Так?

— Ну, это уже дело темное — кто и что развалил. Мое мнение, что за два месяца это сделать было невозможно — все началось гораздо раньше. А Легос-таеву просто нечего было попутно всякой прочей мурой заниматься. Туристическим бизнесом, например. Это, конечно, прибыльно, но…

Турецкий поймал себя на том, что ему нравится наблюдать за Вязьмикиной. Кажется, она относится к собственной персоне столь же серьезно, сколь и иронично и не видит никакого противоречия в том, чтобы быть одновременно сильной и женственной, откровенной и скрытной, вдумчивой и импульсивной.

Видно, последние их слова слышала случившаяся рядом монументальная женщина с изрядным количеством золота.

— Издатели-журналисты? — заволновалась-заколыхалась женщина всеми своим формами. — Очень хорошо! Очень замечательно! Сейчас я вам — всю правду-матку!

— Если про монетизацию льгот, то не надо, — предупредила опытная Вязьмикина.

— Какие льготы?! Кто мне их когда давал? Я хочу рассказать про свой африканский отдых, гори он синим племенем! На личном опыте пришлось убедиться, как турагентства и авиакомпании плевать хотят на своих клиентов и репутацию!

Турецкий и Вязьмикина посмотрели друг на друга.

— А какие турагентства? — на всякий случай спросила Вязьмикина. — Если московские, то неинтересно.

— Да родное же! Волжское!

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовались издатели-журналисты.

— Можно я присяду? — Она плюхнулась на свободный стул. — Когда мы оформляли недельный тур в Египет, между прочим за две с половиной штуки баксов каждый, в местном «Волжск-туре», там пообещали, что вылет в Шарм-эль-Шейх будет из местного аэропорта. Всем так удобнее. Только вот при выдаче авиабилетов оказалось, что вылет из московского Шереметьево-2. Ладно, черт с ним, приехали в Москву!

Женщина перевела дух. Турецкий и Вязьмикина ждали продолжения.

— За два часа до регистрации мы прибыли в Ше-реметьево-2. Возмущение вызвало даже не то, что на табло не было сведений о рейсе, а то, что представительница «Аэрофлота» (как вы понимаете, мы были не единственными введенными в заблуждение пассажирами) отмахивалась как от назойливых мух. «Ну и что, что у вас в билетах написано „Аэрофлот“! — кричала она. — Рейс-то у вас не регулярный, а чартерный, поэтому никто не может вам точно сказать, из какого аэропорта и в какое время вылетает самолет. Звоните в справочную!» Ответа справочной «Аэрофлота» пришлось ждать четверть часа, которые обошлись в кругленькую сумму: звонить-то пришлось по мобильному. Оказалось, что наш самолет вылетает из Шереметьево-1 и на семь часов позже указанного времени. В результате мы снова потратились. Но в назначенное время самолет в воздух не поднялся! Блин!! Почти триста несчастных пассажиров вместе с маленькими детьми мариновали в отстойнике аэропорта еще два часа, не удосуживаясь объяснить, по какой причине. В результате у нас украли целый день оплаченного отдыха. Это как?! А вы — монетизация льгот! При этом вылет обратно был таким же мучительным, задержанным на несколько часов. Представители тур-оператора «Волжск-тур» вывезли людей из отелей заранее, быстренько запихнули в аэропорт и скрылись. Мы уже привыкли, что к россиянам за рубежом иностранцы относятся как к быдлу. Но свои же соотечественники, работающие в турбиз-несе, которым это быдло приносит немаленькие доходы, за что к нам так относятся?

— «Волжск-тур», говорите? — переспросил Турецкий и вопросительно посмотрел на Вязьмикину.

Обе женщины с готовностью кивнули. Монументальная подтвердила информацию, а изящная — готовность заняться раскруткой этой истории.

Когда они снова остались вдвоем, то посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Закон Маггериджа, — сказала Вязьмикина.

— Чей закон? — не понял Турецкий.

— Маггериджа. Это знаменитый такой английский журналист. Не слышали, господин издатель? Ну где уж вам! Когда Мальколм Маггеридж работал редактором «Панча», было объявлено, что в Англию приезжают Хрущев с Булганиным. В пятидесятые еще годы, понимаете?

— Приблизительно, — улыбнулся Турецкий.

— Так вот. Маггериджу пришло в голову составить шуточный маршрут по самым невероятным местам, где и вообразить было невозможно появление двух пузатых, грушевидных советских лидеров, явившихся в страну с важным государственным визитом. Но в последний миг половину придуманного маршрута пришлось из гранок вырезать: она совпала с только что опубликованным официальным маршрутом, разработанным для высоких посетителей соответствующими инстанциями. После чего Маггеридж и сформулировал свой закон: мы живем в эпоху, когда стало невозможно шутить — какую немыслимо комичную ситуацию ни выдумаешь, ее тут же у тебя на глазах кто-нибудь, иногда известный человек, воплотит в реальной жизни.

— Короче. «Волжск-тур» имел какое-либо отношение к покойному Беренштейну?

— Еще бы. Это его детище!

— Но в активы издательского дома оно не входит, — заметил Турецкий. — Я же знаю, чем владею.

— И что дальше? — насмешливо спросила Ольга.

— Узнайте, пожалуйста, кому фирма сейчас принадлежит.

Она приложила руку к виску: есть, мол, будет выполнено.

Связаться с Агафоновым труда для ушлой журналистки не составило. Как она это сделала, Ольга Турецкому не рассказала, но сообщила, что Агафонов живет за городом и приглашает господина Долгих к себе в гости — к полудню.

В машине Турецкий машинально включил радио.

…

«В начале недели на центральную часть России обрушилась вторая волна удушающей жары. Столбики термометров вновь подползли к сорока градусам тепла. Хуже всего, что затянувшееся повышение температуры сопровождается отсутствием дождей. Аграрии обреченно подсчитывают убытки».

— Уф… Турецкий выключил радио. В жару слушать про жару — себя не жалеть. Впрочем, в навороченном «Ауди» климат регулировался, включая шумовые эффекты, например шум морского бриза или легкий шелест оливковой рощи.

Но вот снаружи был сущий ад, что да, то да.

Турецкий уже знал (всезнающая Вязьмикина сообщила), что руководителям крупных предприятий города было рекомендовано сократить рабочий день, по возможности сместить график работы на более прохладные утренние часы и отправить максимальное количество людей в отпуска. На особый режим перевели медиков, энергетиков, пожарных, работников коммунальных и дорожно-постовых служб. Правда, количество пожаров в области все равно удвоилось.

Дом Флюгера-Агафонова находился в полусотне километров за Волжском, в старом дачном поселке, построенном еще в тридцатые годы прошлого века, для городской номенклатуры и красных командиров — не так чтобы на берегу реки, но и не очень далеко от нее.