Похищение столицы

— На чем же мы поедем?

— А вон шоссе. Остановим машину, и через полчаса будем на месте.

Прямиком через лес они направились к шоссе.

В этот ночной предутренний час машины из Москвы на Сергиев Посад и Александров были редки и шли они с большой скоростью. На голосовавшую парочку не обращали внимание. Грех сказал:

— В Америке от такой парочки, вылезшей ночью из леса, шарахались бы, как от чумы. У вас, думаю, к нам относятся не лучше. Я вижу вон там вдалеке огни — пойдемте пешком.

И они пошли. И шли час, или даже больше, наконец, Катя поняла, что это и есть окраины Сергиева Посада. Не доходя до них километра два, они свернули налево и по проселочной дороге пошли к дачному поселку.

Рассвет еще не начинался; наоборот небо вновь затянуло тучами, и темень сгустилась еще сильнее, чем в лесу. Катя, взявшая на себя роль проводника, была лишь один раз в этом поселке, да и то приезжала на машине и теперь решительно не знала, где они находятся. Помнила два ориентира: с одной стороны писательской дачи кладбище, с другой — недавно построенную церковь. Но где они, эти ориентиры, понять не могла. Шли наобум, наконец увидели дачу со светящимся во втором этаже большим окном. «Уж не дом ли Петра Трофимовича?» А когда подошли ближе, увидели машину и возле нее человека.

— Артур! — закричала Катя и радостно к нему подбежала.

— Я только что подъехал.

— А свет во втором этаже? Ты разбудил дедушку?

— Да, он уже поднялся. И был рад, что я к нему приехал. Я ведь не появлялся здесь несколько дней.

Катя подвела Артура к Греху.

— Вот наш гость из Америки.

— Я знаю,— сказал Артур и протянул руку.

Повернулся к Кате:

— Предполагал, что он окажется под вашим крылышком.

А Катя, недовольная, спросила:

— Откуда? Кто тебе сказал? О нем знает один лишь Старрок.

Прошли в кабинет хозяина. Катя начала с извинений:

— Вторгаемся к вам, да еще в такую рань. Мне, право, очень неудобно.

— Напрасно извиняетесь: вы с Артуром люди служивые, и если уж вам понадобилась моя крыша — значит, неспроста. А я из тех, кто может и в ополчение записаться, и в партизанский отряд вступить.

Стали знакомиться. Грех почтительно наклонил голову, представился:

— Я Олег Г аврилович Каратаев, потомственный донской казак.

Петр Трофимович обрадовался:

— Я тоже с Дона,— и скажу вам, что земляков узнаю по многим приметам, только нам свойственным. Вот, например, глаза: мои и ваши, незабудковые,— такие на моей родине у многих, а если тамбовских взять или саратовских — там уже глаза зеленые, как у кошек. И заметьте: это только у мужчин. Женщины — иное дело; они в наших краях разные, у них одной общей приметы я не заметил. Ну, да ладно: я сварил кофе, рассаживайтесь, пожалуйста, угощайтесь.

Катя показала на кресло, стоящее рядом с креслом хозяина.

— Олег Гаврилович, садитесь сюда. А как вас в Америке называли? Там ведь многие лицуют имена, Иван назовется Жаном, Джоном, Иоганом, а отчество и совсем забудут.

— Да, мне там приходилось прятаться. И меня прятали, и я прятался. Делом-то я там занимался секретным: темнил, напускал туману. Теперь я на Родине, и мне ни к чему шкура хамелеона.

Майор Катя давала знать, что она все поняла и одобряет своевременный маневр американского гостя. Думала она о том, что хорошо бы для начала разместить его на даче Петра Трофимовича. Как она уже теперь понимала, Старрок будет в точности выполнять все условия Каратаева; генерал, конечно же, не захочет отпускать такое сокровище. Ведь отдай он его в руки Федеральной службы безопасности — и не видать ему этого бородатого волшебника. На него набросятся акулы, с какими он, Старрок, не может совладать, он и руку на них поднять не посмеет. Сомнут и вышвырнут, а то еще и уничтожат.

Петр Трофимович вопросов лишних не задавал, он человек деликатный и обыкновенно в беседах с незнакомыми людьми в длинные прения не пускался. По привычке писателя и умного человека он больше любил слушать, чем говорить. Здесь же, как он уже успел понять, перед ним был человек необычный, важный, и Артур вместе с его начальницей майором Катей выполняли какую-то служебную операцию. Артур, еще перед началом кофепития, успел шепнуть деду: «Дедушка, позволь этому парню пожить у нас на даче. Для меня это очень важно». И дед ответил: «Хорошо. Поселяй его в своей комнате и пусть живет».

Беседа не клеилась; все стеснялись и не знали, о чем говорить. Катя не удивилась, увидев тут хакера совсем другим, чем был он там, на даче Старрока. Генерала он не уважал, знал ему цену и в отношениях с ним чувствовал себя хозяином положения, потому и позволял себе балагурить и даже вышучивать собеседников. Может быть, он этой своей тактикой расставлял по местам действующих лиц, давал понять, что хозяин там он и просит всех помнить об этом. Здесь же он сидел рядом с человеком, который был независим и имел высшее положение в обществе. Писатель, если он пользуется успехом в народе, не имеет себе равных ни по чину, ни по положению. В юриспруденции есть такая формула: авторитет власти и власть авторитета. В свое время Лев Толстой не имел никакого чина, но власть его авторитета была выше, чем власть царя Николая. Недаром же говорят: «Поэт в России больше, чем поэт». И, может быть, всего этого не знали Катя и Олег Гаврилович, но чутьем они понимали масштаб личности хозяина дачи.

Напряженность, царившую за столом, разрядил Петр Трофимович:

— Ну, ладно, ребята,— сказал он, поднимаясь из-за стола,— вы тут располагайтесь, а я пойду в лес погуляю. Заодно и подумаю на досуге. Мне, знаете ли, приходится общаться с персонажами лежащей вон на столе и ожидающей своего окончания книги. А персонажи — народ прихотливый, они тишину любят. И чаще всего являются ко мне на прогулках по лесу.

Взял стоящую у камина суковатую палку, подаренную ему живущим здесь же в поселке писателем Шевцовым, и пошел к выходу. У калитки он встретил Халифа; тот разглядывал машину, пытался узнать, кто приехал к соседям. А Трофимыч, завидев его, поднял палку:

— Аркадий! Ты за кем шпионишь?

— Трофимыч, не делай из меня идиота. И какой я тебе шпион? Машина шла по улице, и я проснулся. Долго лежал и не мог заснуть. И решил узнать, кто это в такую рань едет по улице и не дает мне спать.

— Ну, ладно, пусть будет по-твоему, но у меня такое впечатление, что ты и ночью не спишь, а все думаешь: не приехал ли к нам еще какой-нибудь олигарх. Он мне обещал собрание сочинений оплатить, а уехал и след его простыл. Неужели люди, которые вдруг стали всемогущими, могут так сорить словами?

— Выпустит твои книги олигарх. Он и Регине обещал оплатить тираж ее книги. Регина сейчас в Москве. Они с Татьяной устраивают все эти дела. Ты же знаешь, олигарх зовет куда-то с собой Татьяну. Если она поедет — то хорошо. Быть возле таких денег — ого-го! Регина против, а я говорю: «Ты сумасшедшая! Если уж есть возможность коснуться пальчиком миллиарда, почему бы это не сделать?..»

— А я понимаю Регину. Таня — девица, и чего ей делать возле такого чудовища?

— Хо! И он туда же: чудовище! А скажите: миллиард — тоже чудовище? Если бы я имел хоть кусочек от миллиарда — так бы я жил?..