Похищение столицы

— Поезжайте в Москву,— сказал адвокату,— получите эти деньги и покупайте квартиру на ее имя.

— Но зачем так много денег?

— А мебель? Или вы думаете, что в этой квартире можно спать на полу?

Катя ничего не сказала. Она решила, что такой маневр нужен Олегу для маскировки. А Олег обратился к адвокату:

— Вы сколько имеете на своей службе?

— Сорок долларов. Если взять среднюю сумму.

— Переходите ко мне на службу. Буду вам платить пятьсот. При условии, если о нашем союзе и обо всех наших делах будете молчать, как рыба.

— Охотно соглашусь, если...

— Что, если?.. Сразу и на попятную!

— Да, я боюсь и не хочу иметь дела со всем, что может быть незаконным.

— А у вас в России, как в Америке, почти все дела незаконные. По крайней мере, финансовые. Капитализм же! А это, как я успел заметить, кто кого объегорит. Вот и мы с вами... будем объегоривать. Для начала объегорим вот ее — Екатерину Михайловну. Она хотя и майор милиции, а жить-то и ей надо. Для начала мы ей квартирку подбросим — она и будет служить. Нам служить, а не государству. Вам хорошую зарплату положил — тоже будете служить. Государство-то вам мизер дает. Сорок долларов! Да такие деньги в Америке мусорщик за четыре часа работы получает. А вы институт кончили, а деньги на жизнь вам не дают. Денежки ваши в карман олигархам плывут. А вы смотрите на них и ушами хлопаете. Президент сунул в Бутырку одного олигарха, а вы повторяете вместе с

Кисельманом из телевидения: свободу слова нарушают! Вместо того, чтобы взять чугунную трубу да пойти крушить всех разорителей России, а вы их сторону берете. Да уж русские ли вы люди? Я бы на месте березовских и этих бы жалких денег вам не платил.

Екатерине эта тирада и совсем не понравилась, но она решила не задирать странного парня, о котором Старрок в минуту задумчивости обронил такую фразу: а этот субъект, что летит к нам из Америки, может стать, а может, и уже стал первым человеком на планете. При мысли об этом по спине Екатерины бежали холодные и колючие мурашки. По природе впечатлительная, обожающая книги о необыкновенных людях, она легко подпадала под обаяние сильных личностей, легко верила рассказам о подвигах, обо всем, что выходило за пределы нормального и даже реального. Она пыталась представить себя на месте вчера еще бородатого, а ныне такого чистого, гладкого и румяного молодого человека и приходила к выводу: она бы тоже вела себя именно так.

Мысль о том, что Олег к ней равнодушен, не ценит и не замечает ее женских достоинств, огорчала ее. Автандил и Старрок используют ее как главную ударную силу — а тут: смотрит на нее, как на белую стену. Но, думая об этом, она верила, что Олег под натиском ее обаяния дрогнет и, конечно же, будет у ее ног. Вот тогда он уж не станет скоморошничать. А пока... Видно, человек он такой. А кроме того — деньги. Огромные, фантастические деньги! Сам же он признался в том, что денег у него много,— даже больше, чем у иных олигархов.

Г лядя на нее, и адвокат молчал. Сумма новой зарплаты оглушила нежданной радостью. Где-то он читал, что пятьсот долларов получает новый президент России. И у него такая зарплата! Тут есть отчего потерять голову.

Олег подошел к окну, набрал номер телефона.

— Григорий Иванович?.. Как наши дела?.. У вас все готово? Посылайте Сергея к тому месту, где мы с вами встречались. Уже готовы к выезду? Отлично! Через пару часов я буду на месте наших свиданий.

И обратился к адвокату:

— Ну, старина, нагнал я на вас страху? Я такой, со мной непросто. В одном могу заверить: вы не будете делать ничего, выходящего за рамки закона. Вас это устраивает?.. Ну, и отлично. А теперь скажите: вы далеко отсюда живете?

— В нашем городе нет дальних расстояний. Если идти пешком, потребуется пятнадцать минут. Мы живем в старом деревянном домике; он нам достался еще от прапрадедушки.

— Это интересно! Приглашайте нас в гости.

— Буду рад. Пойдемте!

И вот они открывают ветхую калитку и входят на усадьбу, где растут яблони, вишни, кусты крыжовника и смородины. За домом, куда прошел Олег, большой огород и на клубничных грядках копается женщина. Олег подошел к ней и низко, по старинному русскому обычаю, поклонился. И четко, громким голосом назвал себя:

— Олег Г аврилович Каратаев, приехал к вам из Америки.

Женщина смутилась и в первую минуту не знала, что ответить. Потом сказала:

— Американец, а так хорошо говорите по-русски.

Олег рассмеялся:

— В Америке есть поселки и даже целые города, где только и слышишь русскую речь. А теперь вот туда все русские денежки потекли и там много так называемых «новых русских».

— Вы тоже из тех... «новых русских»?

— Но позвольте: я разве похож на «нового русского?»

— Вроде бы русский,— значит, похож.

— То-то и дело: похож. А эти «новые» — вовсе и не русские. Это они так называют себя, чтобы их уважали. Русских-то людей везде уважают. И там, в Америке, тоже. А этим «новым» не верят. И когда видят такого, то показывают на него пальцем и говорят: вот он, который обокрал Россию.

— Милости прошу в дом. Я собрала клубничку, угощу вас.

В доме гостей встретила целая ватага детей: три девочки и мальчик. У окна за журнальным столиком за разобранным стареньким телевизором сидел мужчина лет пятидесяти: видимо, хозяин. Выдернув из розетки паяльник, он нехотя поднялся, машинально поправил пояс, рубашку. Поклонившись Екатерине, сказал:

— Бутенко Амвросий Иваныч.

Поклонился и Олегу.

Адвокат сказал:

— Это мои родители, а это,— подгреб к себе детей,— мое продолжение. Их вон сколько — мал мала меньше.

Катя невольно взглянула на адвоката: вроде бы молодой, а уж детей-то сколько!

— А где ваша мама? — спросила у малышей.

— На работе! — наперебой закричали девочки.— Она доярка, работает в совхозе.

Мальчик, соблюдая мужскую обстоятельность, стоял в сторонке и глубокомысленно

молчал. Он был средний, ему было лет пять.

Адвокат сказал:

— Жена у меня тоже юрист, но ей по специальности работы не нашлось. И, кивнув на Олега, сказал отцу:

— А это мой новый начальник. Я вам о нем говорил. Это ему я машину покупал.

Отец пристально оглядел Олега.

Хозяйка пригласила к столу. Здесь из таза, полного клубники, она накладывала ягоды в тарелки и подавала гостям. Катя посадила к себе на колени младшую девочку; ей было года три, и ее тоже звали Катериной. Большая Катя обрадовалась тезке и прижала ее к себе. А та, ткнув пальчиком в таз с клубникой, выдала семейный секрет:

— Мы с бабушкой пойдем на базар, продадим клубнику и купим хлеб. А молоко принесет мама из совхоза.

И в этих словах младенца предстала вся жизнь семьи, весь ужас сотворенной чужебесием на Российской земле трагедии, которую вначале Миша Меченый называл новым мышлением, а уж затем в Беловежской пуще на святой белорусской земле три пьяных недоумка — и все трое нерусских — объявили о распаде великой империи и о начале новой жизни во главе с «демократами»,— и тоже сплошь нерусскими.

Можно себе представить, с каким трепетом гости брали кроваво-красные, сверкавшие множеством белых глазков, ягодки, тянули себе в рот. И Олег, и Катя, не сговариваясь, давали себе слово, что отныне семья эта ни в чем не будет нуждаться, а Катя даже подумала: «Доведу ребят до института и затем до конца жизни буду им второй мамой».