Похищение
Шрифт:
– Да, было бы замечательно, – сказала я. – Спасибо, вы не пожалеете, обещаю.
– Отлично! Тогда, может быть, прогуляешься со мной и я покажу тебе твою комнату? Лучше взглянуть на нее до переезда, вдруг не понравится.
Я уставилась на нее, сомневаясь, что правильно поняла.
– Так это работа с проживанием?
– Да. Надеюсь, это не проблема?
– Нет-нет, конечно, нет.
– Как насчет испытательного срока в месяц? Когда сможешь начать?
Мои глаза налились слезами.
– Сейчас, – отозвалась я, смаргивая их. – Могу прямо сейчас.
8
Настоящее
Сколько
Заставляю себя оставаться спокойной. Мне принесли еду, предоставили туалет, зачем так хлопотать, если они собирались бросить меня умирать? При мысли о еде вспоминаю вкус овсянки. Это был завтрак?
Перед глазами проносится калейдоскоп образов. Вот мне семь лет, я на кладбище в Париже. Гроб матери медленно опускают в землю, сняв с него убранство из лилий и роз. Вот я только что приехала в Англию с отцом, мне девять, я вхожу в дом с коричневой дверью, через две улицы от дома, где живет моя английская бабушка. Вот спустя два года я на ее похоронах, а вот три года назад – на папиных. Есть и другие воспоминания, о других любимых и утраченных, но я прогоняю их, чтобы не заплакать. Они слишком свежи, и горе слишком велико. Если начну о них думать, сломаюсь. А этого нельзя допустить, не здесь, не сейчас.
Ворочаюсь на матрасе, ложусь лицом к стене. Кто-нибудь уже обратил внимание, что Нед пропал? Карл наверняка заметил, если, конечно, сам не приложил к этому руку. Каждое утро в восемь часов он докладывает Неду. Если Карл не найдет хозяина, то поймет: что-то не так. Но если он замешан в похищении, если он один из тех, кто держит нас здесь, никто и не догадается, что мы пропали уже несколько часов назад, а может, и больше.
Я слышу свой вздох. Дело не во мне, дело в Неде, в том, кто он такой. Нед Хоторп – сын миллионера-филантропа Джетро Хоторпа, основателя Фонда Хоторпа. А я никто. Не знаю, почему меня сразу не убили. Моя смерть могла послужить подтверждением, что намерения у преступников серьезные: я мертва, Нед исчез. Но если это похищение, а не убийство из мести, возможно, они думают, что за двоих дадут больше денег. Откуда им знать, что Джетро Хоторп не заплатит и пенни за мое возвращение. Никто не заплатит.
Впервые я рада, что родителей нет в живых. Я бы не хотела, чтобы они переживали за меня, сходили с ума, не зная, где я. При мысли об этом сжимается горло. Три недели назад у меня была идеальная жизнь. Квартира, работа, подруги. Подруги… Слезы льются потоком, я задыхаюсь. Пытаюсь остановить слезы, прерывисто дышу. Если я хочу выжить, последние несколько дней нужно забыть. Нужно найти то, что заставит держаться на плаву, а не рыдать, лежа на матрасе. Кэролайн. У меня еще осталась Кэролайн.
Поднимаю руку, веду пальцами по стене. До сих пор не могу понять, почему она не пришла домой к Неду после интервью и не потребовала встречи со мной. Я была уверена, что она придет. Уверена, что подруга поняла, в какую передрягу я попала. «Я тебе не верю!» – кричала Кэролайн, показывая на свой телефон. Кто знает, может, она передумала, поверила в россказни Неда.
Вот еще одна причина, почему мне нужно отсюда выбраться, и я обязательно сбегу. Я должна объяснить Кэролайн, почему так поступила. На то, чтобы принять решение, у меня была всего секунда. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы это сделала.
Потому что тогда ничего не случилось бы.Слышу скрежет ключа в замке, и сердце пускается вскачь. Я лежу очень тихо. Похититель подходит ко мне, ставит что-то на пол и уходит, не произнеся ни слова.
Я сажусь, шарю вокруг рукой, нахожу поднос. Ощупываю его и натыкаюсь на… Вроде бы это булка и яблоко. Это новый поднос – я провожу рукой по полу, – старый, с миской из-под каши, исчез. Должно быть, я слышала, когда тюремщик его забирал. Улавливаю запах помидоров и замираю. Помидоры я люблю, но есть сэндвич, не зная, что внутри, все же не хочется. Я подумываю его разобрать, чтобы попытаться это выяснить, но тут меня озаряет: если отнести поднос в ванную, я смогу все увидеть при свете.
Сползаю с матраса и, передвигаясь на четвереньках, толкаю поднос перед собой. Открываю дверь туалета, вползаю внутрь. Встаю и поворачиваюсь к двери лицом. Здесь так тесно, что едва хватает места для моих ног и подноса. Закрываю дверь на задвижку, включается свет. Неуклюже присев, беру булочку, которая лежит на обрывке белого бумажного полотенца. Ржаной хлеб, сыр и помидор, все выглядит свежим. Яблоко зеленое, а еще есть пластиковый стаканчик. И с краю – маленькая плитка шоколада.
При виде шоколада у меня поднимается настроение. Похоже на добрый поступок, попытку порадовать меня. Но это может быть и ловушкой, хитростью, чтобы завоевать мое доверие. Я буду тверда. Меня похитили, я пленница, и шоколад ничего не изменит.
9
Настоящее
Снова приносят еду – тот же тюремщик или другой. Сказать трудно, ведь я его не вижу.
– Спасибо, – говорю я. Но он не отвечает.
Не знаю, считался сэндвич с сыром и помидорами обедом или ужином. Кончилось тем, что я дотолкала поднос обратно в свой угол и съела все, сидя на матрасе, решив, что лучше есть в темноте, чем на унитазе. Потом я быстро уснула, а когда проснулась, мне показалось, что прошло много времени. Возможно, я проспала всю ночь.
Подтащив поднос к себе, ощупываю его. На нем миска. Подношу ее к носу – пахнет овсянкой. Окунаю палец – точно, каша. Если они не решили кормить меня этим и на завтрак, и на ужин, значит, пошел второй день. Надо как-то вести счет. Нас с Недом забрали под утро в субботу, семнадцатого августа, значит, сегодня восемнадцатое, воскресенье.
Я задумываюсь – может, дотолкать поднос до туалета и проверить, что мне принесли? Но каша есть каша. Еще раз обшариваю поднос и нахожу банан; неужели вчера я его не заметила? Поискав еще немного, обнаруживаю бумажный пакетик в пару дюймов длиной с крошечными кристаллами внутри. Сахар? Надрываю верхушку, вытряхиваю содержимое на ладонь. Касаюсь пальцем и подношу ко рту. Сахар; судя по величине крупинок и вкусу – будто бы коричневый. Его я тоже вчера пропустила? Нахожу миску, бросаю в нее сахар, нащупываю ложку и размешиваю.
Съедаю овсянку, несу стаканчик в туалет и пью воду, радуясь, что можно сменить обстановку, побыть где-то еще, кроме удушающе темной комнаты.
Снимаю пижаму, намыливаю руки, мою тело, потом, смочив уголок полотенца, оттираю грязь с кожи, а оставшейся сухой тканью – вытираюсь. Чувствую себя чистой и освежившейся; снова надеваю пижаму, жалея, что ее никак не постирать. От ползания по полу она испачкалась. Но мне не во что переодеться. Расчесываю пальцами волосы, радуясь, что они теперь короткие, всего по плечи, потом чищу зубы, опускаю сиденье унитаза и сажусь.