Похищение

Я пожимаю ему руку.

– Ты бесподобно танцевал!

Софи пытается поддеть обруч ногой. Тот подлетает на пару дюймов, а Дерек смеется.

– О, уже появились поклонницы!

– И не самые, доложу тебе, плохие, – говорит Рутэнн.

– Как поживаешь, тетя? Мама сказала… Она говорила, что ты ходила в поликлинику для индейцев.

По лицу Рутэнн пробегает тень, я с трудом успеваю ее заметить.

– Хватит обо мне. Лучше скажи, ставить на твою победу?

– Я даже не уверен, что в этом году буду участвовать, – отвечает Дерек. – Не было времени на тренировки. Столько всего случилось, сама понимаешь…

Рутэнн легонько толкает его в плечо и указывает куда-то в небо. На безупречно голубом фоне видна кургузая тучка.

– Думаю, это твой папа пришел убедиться, что ты не подкачаешь.

Дерек пристально смотрит в небо.

– Может быть.

Пока он объясняет Софи, как. подбрасывать обруч одной ногой, Рутэнн рассказывает, что ее шурин, отец Дерека, погиб в Ираке одним из первых. Согласно традиции хопи, его тело должны были прислать обратно в Америку на четвертый день. Однако вертолет с останками сбили, поэтому груз доставили только через шесть дней после его смерти. Родственники старались как могли: вымыли ему волосы экстрактом юкки, набили полный рот еды, чтобы он не голодал сложили все его личное имущество в могилу, – но все же с двухдневным опозданием. Они очень переживали, сможет ли он благополучно проделать положенный путь.

– Мы все ждали и ждали, – рассказывает Рутэнн, – и наконец, перед самым наступлением темноты, пошел дождь. Не везде – только над домом моей сестры, над ее полями и перед тем зданием, где завербовался мой шурин. Так мы поняли, что он все же добрался до следующего мира.

Я гляжу на тучу, в которой она узнала своего шурина.

– А что случается с теми, которые не добрались?

– Они блуждают по нашему миру, – отвечает Рутэнн.

Я подставляю ладонь и пытаюсь убедить себя, что ловлю дождевую каплю.

– Рутэнн, – спрашиваю я на обратном пути, – а почему ты живешь в Месе?

– Потому что Феникс – это тихое болото, а я люблю драйв!

– Нет, серьезно! – Я смотрю в зеркальце заднего вида, чтобы убедиться, что Софи не проснулась. – Я и не знала, что у тебя поблизости живут родственники.

– А почему люди вообще переезжают в такие места? – пожимает она плечами. – Потому что больше некуда податься.

– Ты никогда туда не ездишь?

– Езжу. Когда хочу вспомнить, откуда я родом, и понять, куда двигаюсь.

Может, и мне туда съездить, думаю я.

– Ты ни разу не спрашивала, зачем я приехала в Аризону.

– Я так рассудила: захочешь – сама расскажешь.

Я не свожу глаз с дороги.

– Когда я была еще совсем маленькой, меня похитил родной отец. Он сказал, что мама погибла в аварии, и увез меня из Аризоны в Нью-Гэмпшир. Сейчас он сидит в тюрьме в Фениксе. Еще неделю назад я ничего об этом не знала. Не знала, что моя мать жива. Я даже не знала, как меня по-настоящему зовут.

Рутэнн оглядывается на заднее сиденье, где Софи улиткой свернулась под боком у Греты.

– А почему ты решила назвать ее Софи?

– Ну… просто понравилось имя.

– В то утро, когда моя дочь должна была получить имя, каждая из ее тетушек предложила свой вариант. Ее отец был из Povolnyam – из Клана Бабочек, так что все имена были так или иначе с этим связаны: Polikwaptiwa – это Бабочка, Сидящая На Цветке, Tuwahoima – это Гусеница Превращается В Бабочку, Talasveniuma – Бабочка, Несущая Пыльцу На Крыльях. Но бабушка выбрала имя Kuwanyawna – Бабочка, Раскрывающая Красивые Крылья. Она дождалась рассвета и отнесла Kuwanyawna знакомиться с духами.

– У тебя есть дочь? – поражаюсь я.

– Назвали ее в честь отцовского клана, но принадлежала она мне, – говорит Рутэнн, пожимая плечами. – После обряда инициации ее называли уже иначе. В школе учителя обращались к ней «Луиза». Я к чему веду: имя – это, по сути, не так уж важно.

– И чем занимается твоя дочь? – не унимаюсь я. – Где она живет?

– Ее давно уже нет. Луиза так и не смогла понять, что «ходи» – это не описание человека, но его дорога. – Рутэнн тяжело вздыхает. – Я скучаю по ней.

Сквозь ветровое стекло я вижу облака, тянущиеся вдоль горизонта. Я думаю о шурине Рутэнн, пролившемся дождем над семейной усадьбой.

– Прости. Я не хотела тебя огорчить.

– А я не огорчилась, – отвечает она. – Если хочешь узнать о человеке, он сам должен тебе все рассказать. Вслух. Но каждый раз рассказ чуть меняется. Он новый даже для меня.

Слова Рутэнн заставляют меня задуматься, что дебет, вероятно, далеко не всегда сходится с кредитом. Быть может величина «отнять ребенка у матери» больше, чем «отнять мать у ребенка». Быть может, «найти свое место под солнцем» не тождественно «знать, кто ты есть».

– Ты уже виделась с матерью? – спрашивает Рутэнн.

– Да. Но встреча прошла не очень удачно.

– Почему?

Я еще не готова посвятить ее в эту тайну.

– Она оказалась не такой, какой я ее представляла.

Рутэнн выглядывает в окно.

– Никто никогда не оказывается.

Из всех музеев в детстве я больше всего любила ходить в «Аквариум Новой Англии», а всем экспонатам предпочитала небольшой водоем, где можно было играть в Бога. Там были морские звезды, умевшие выплевывать собственные желудки и отращивать поврежденные щупальца. Там были анемоны, способные всю жизнь простоять на одном месте. Там были раки-отшельники, и моллюски-блюдечки, и морские водоросли. Но главное, там была красная кнопка: когда я ее нажимала, поднималась волна, вся живность смешивалась и крутилась, как одежда в стиральной машине, а после оседала снова.

Мне нравилось быть посланницей перемен, нравилось вершить судьбы одним касанием пальца. Я дожидалась, пока краб уляжется на свое место, и нажимала на кнопку еще раз. Меня восхищала мысль об обществе, где в принципе не могло быть никакого «статус кво».

Но я любила не только эту забаву. Мне также по душе был стробоскоп, вертящийся над потоком воды. Я знала, что это всего лишь обман Зрения, но все равно радовалась, что хотя бы в одном месте на планете вода может течь вспять.

Рутэнн находит для меня занятие: я помогаю ей с ее чудовищными куклами. Однажды, когда мы мастерим Барби-Разведенку – в комплекте идет катер Кена, машина Кена и его же купчая на дом, – она спрашивает:

– Чем ты занималась в Нью-Гэмпшире?

Я наклоняюсь, чтобы приклеить пуговицу, но вместо этого случайно припечатываю сумку Барби к ее лбу.

– Мы с Гретой искали людей.

Рутэнн изумленно вскидывает брови.

– Что, в полиции?

– Нет, мы просто им помогали.

– Так почему бы тебе не заняться этим здесь?

Я поднимаю глаза. «Потому что мой отец сидит в тюрьме. Потому что мне, двадцать восемь лет числившейся пропавшей без вести, стыдно теперь за свою работу».