Похищение
Шрифт:
Прокурор подходит к свидетельской трибуне.
– В первом из этих предположительных «воспоминаний» мисс Хопкинс видит мистера Васкеза в трусах с орнаментом в виде синих рыбок. Во втором мистер Васкез приходит к ней в спальню ночью и гладит ей спину. В третьем он просит ее снять нижнее белье и коснуться своих половых органов. По-вашему, это изобличающие показания?
– Люди часто приходят к специалистам с несколькими разрозненными образами, наподобие клочков черно-белой фотографии. Мы называем это «раздробленной памятью».
– Возможно ли, что мисс Хопкинс помнит мистера Васкеза
– Разумеется.
– А если он оказался в ее спальне ночью не затем, чтобы развратить ее, а чтобы утешить после кошмарного сна?
– Звучит вполне достоверно, – соглашается Реббард.
– Что касается третьего… Возможно, на то имелись медицинские основания. К примеру, у ребенка могла быть молочница, а мистер Васкез просил ее нанести крем на инфицированную область.
– В таком случае, – отмечает доктор Реббард, – он, напротив, прилагает все усилия, чтобы не коснуться ребенка. Проблема в том, что мы имеем дело с обрывками воспоминаний. К сожалению, мисс Хопкинс не в состоянии восстановить полную картину. Она видит полосатый хвост и кричит, потому что боится тигра, когда на самом деле это может оказаться простая домашняя кошка.
У меня приглашенного эксперта нет: даже если бы было время найти его, я не смог бы с ним расплатиться. Последние два дня я просидел над книгами по психиатрии и юриспруденции, пытаясь найти способ загнать эксперта Эммы в ловушку.
Я подхожу к доктору Реббард, держа руки в карманах.
– Зачем Делии фальсифицировать столь болезненные воспоминания?
– Потому что выгода компенсирует боль, – поясняет психиатр. – На этот крючок можно поймать присяжных, и те вынесут ее отцу оправдательный приговор.
– Подавление, если я не ошибаюсь, это выборочное устранение материалов, причиняющих боль, так?
– Да.
– И это бессознательный акт?
– Да.
– Тогда не могли бы вы объяснить механизм диссоциации?
Она кивает.
– Когда человек напутан или ему больно, восприятие существенно меняется. Внимание сосредотачивается на текущем моменте, на выживании. А когда внимание настолько сужено, чувства могут в значительной мере искажаться. Среди примеров можно привести снижение болевого порога, замедление времени и амнезию. Некоторые психиатры считают, что если устранить источник опасности, то воспоминания восстановятся, – добавляет она, – но я к их числу не принадлежу.
– И хотя вы лично в это не верите, диссоциативная амнезия – это все-таки признанное специалистами психическое состояние, не так ли?
– Да.
– Оно даже включено в «ДСМ-IV», библию психиатрической диагностики. – Я облокачиваюсь на стол и зачитываю вслух: – «Диссоциативную амнезию отличает невозможность воспроизвести важные личные данные, обычно травматического или стрессового характера, причем невозможность воспроизведения превосходит масштабы допустимой забывчивости». Это, кажется, вполне подходит к Делии Хопкинс.
– Вы правы.
Я продолжаю читать:
– «Обычно это проявляется в виде обнаруживаемой постфактум лакуны в истории жизни пациента». Опять-таки
в яблочко!– Судя по всему.
– «… в последние годы участились случаи диссоциативной амнезии, связанной с забытыми травмами, перенесенными в раннем детстве». – Я поднимаю глаза от книги. – В этом справочнике перечислены лишь те диагнозы, которые подтверждены многолетними клиническими наблюдениями и эмпирическими данными. Я не ошибаюсь?
– Нет.
– И он пользуется уважением в профессиональной среде?
– Да.
– Вы и сами прибегаете к его помощи, не так ли?
– Да, но в качестве аналитического инструмента, а не юридического. – Она смотрит на меня. – Мистер Тэлкотт, вы знаете, в каком году написана эта книга?
Я, холодея, заглядываю на обложку.
– В тысяча девятьсот девяносто третьем.
– Вот именно. До возникновения моды на подавленную память, которая привела к сотням ложных обвинений в растлении малолетних.
Ой-ой-ой…
– Доктор, скажите, а в чем различие между восстановленным воспоминанием и инициированным?
– Некоторые ученые считают, что память о травмах столь же аномальна, как и сами травмы, а потому, не имея стандартных ассоциативных связей, она задействуется реже и с большим трудом. Исходя из этого они допускают, что некоторые подробности, имеющие отношение к травмам, могут оживить и воспоминания о них.
– Значит, инициированные воспоминания нельзя просто вбить себе, так сказать, в голову. Они на самом деле существуют, просто ждут своего часа.
– Верно.
– Вы не могли бы привести пример?
– Человек может услышать выстрел – и внезапно вспомнить, как много лет назад его отца застрелили у него на глазах.
– Правда, этот сценарий ближе к тому, по которому Делия Хопкинс восстановила свою память?
Психиатр кивает.
– Возможно ли, доктор, что в нашем мозгу существует место, где воспоминания прячутся и готовятся к выходу, какие бы обстоятельства этот выход ни обусловили? Возможно ли, что восстановление памяти – это не процесс созидания, а процесс… поиска?
Это слово, конечно же, напоминает мне о Делии.
– Да, это возможно, мистер Тэлкотт.
Я делаю глубокий вдох.
– У меня все.
Прокурор снова встает.
– Если придерживаться логики мистера Тэлкотта, мисс Хопкинс вспомнила травматичные события своего детства под воздействием некоего стимула – скорее всего, дачи показаний. Тогда разумно будет предположить, что она среагировала бы схожим образом на схожие стимулы.
– Теоретически да, – соглашается доктор Реббард.
– Тогда почему она не вспомнила ничего о похищении? – Эмма делает паузу, в которую я вклиниваюсь с протестом. – У меня все.
Я снова подхожу к доктору Реббард.
– А что, если этот опыт не был травматичным?
– Я не вполне понимаю…
– Что, если Делию не испугало похищение? Что, если она сочла это избавлением от сексуальных домогательств? В таком случае, доктор Реббард, показания ее отца не помогли бы ей восстановить память.
На этот раз доктор Реббард широко улыбается мне.