Похищенный
Шрифт:
Пятого мая, когда Линди, Кертис и экипаж искали похитителей у берегов Виргинии, Гастон Буллок Минз был арестован агентами ФБР по обвинению в присвоении имущества. Сразу после того как я предложил Эвелин отказаться от услуг Минза и Линдберг дал на это свое добро, она сперва прогнала его, потребовав возвращения денег, а затем – когда он сказал, что не может сделать этого, и привел в оправдание еще одну нелепую историю, – сообщила обо всем в ФБР.
Но так как преступление было совершено в округе Колумбия, то и арестовывать Минза нужно было на территории этого округа. А его дом в Чеви-Чейсе стоял сразу за границей со штатом Мэриленд. Агенты ФБР начали за ним следить и, дождавшись, когда он проехал несколько кварталов по федеральной территории, набросились на него и притащили
Но и Гуверу Минз поведал ту же историю, в которую уже пытался (безуспешно) заставить поверить Эвелин и ее адвокатов.
По словам Минза, когда миссис Мак-Лин попросила его вернуть сто тысяч долларов, Минз забрал эти деньги в доме своего брата, в Конкорде, Северная Каролина, и уже возвращался в Вашингтон, чтобы отдать их хозяйке, когда на выезде из Александрии его остановил какой-то мужчина, помахав красным фонарем. Этот парень (лицо которого Минз, разумеется, не запомнил), встал на подножку машины Минза и сказал:
– Привет, Хоган. Одиннадцатый велел мне забрать у вас пакет. Сейчас.
И, разумеется, Минз отдал деньги этому незнакомцу, ведь этот незнакомец знал кодовое имя Минза и кодовый номер Эвелин.
Позднее Минз испытал ужасное потрясение, когда узнал, что этот незнакомец не был представителем миссис Мак-Лин и что деньги ей так и не вернули. К сожалению, никто не догадался допросить Минза с помощью чикагского детектора лжи.
Естественно, Минз заявил о своей невиновности и, пробыв шесть дней в тюрьме округа Колумбия, вышел под залог – какой-то поручитель внес за него сто тысяч долларов: подходящая сумма, как мне показалось.
Во второй половине дня 12 мая, когда Минз вышел из тюрьмы, один цветной шофер, который трелевал лес по узкой и грязной проселочной дороге между Принстоном и Хоупуэллом, остановил свой грузовик и, не обращая внимания на накрапывающий дождь, пошел в кусты, чтобы помочиться. Однако не успел он удовлетворить свою потребность, как заметил что-то наполовину зарытое в грязь и листья.
Это был маленький разложившийся труп.
Полковник Линдберг в это время находился на борту «Кашалота» недалеко от побережья Нью-Джерси, пытаясь вступить в контакт с другим судном, называемым (как сказал Кертис) «Мэри Б. Мосс». Кертис был на берегу, пытаясь выйти на похитителей через Хильду. В этот вечер парусник на малом ходу вошел в гавань Кейп Мея; погода была весь день отвратительной, но, по мнению моряков, скоро должна была улучшиться. Линдберг остался на борту судна, где последнее время проводил дни и ночи, в надежде, что завтра ему наконец удастся встретиться с судном похитителей.
Военно-морской офицер и приятель Кертиса, поднявшись на борт судна, обнаружили, что новость, о которой уже трубили по радио и в газетах, еще не достигла потрепанного шторами судна. Они осторожно начали рассказывать о ней Линдбергу, но мне сказали, что Слим по их лицам сразу понял, что сын его мертв.
На следующий день – в пятницу тринадцатого мая – Линдберг пробыл три минуты в морге, опознав в разложившемся трупе своего сына. Энн в это время была дома.
Спустя несколько дней командор Кертис – который не смог представить агенту министерства финансов Фрэнку Уилсону, Шварцкопфу и инспектору Уэлчу убедительного доказательства существования Сэма, Джона, Хильды, Ларсена и других, – признался, что все это было обманом. Следователи сообщили, что дела компании Кертиса шли неважно и что годом раньше он перенес нервное расстройство; кроме того в самом разгаре «переговоров с похитителями» он подписал контракт с газетой «Нью-Йорк Геральд Трибюн», в соответствии с которым обязался передавать ей всю информацию о ходе переговоров.
Командора яхт-клуба судили за препятствование отправлению правосудия, оштрафовали на тысячу долларов и приговорили к одному году лишения свободы условно.
Гастон Минз получил пятнадцать лет. Никто так и не смог найти ста тысяч Эвелин (точнее ста четырех тысяч, включая деньги, взятые Минзом на расходы), хотя агенты ФБР перевернули вверх дном его дом в Чеви-Чейсе и проверили несколько
его сейфов для хранения ценностей в банках.Фэбээровцы проверили в банках и сейфы для хранения ценностей покойных Макса Хэссела и Макса Гринберга, которых Минз на суде назвал настоящими похитителями. В сейфе Хэссела обнаружили почти четверть миллиона наличными, только в купюрах достоинством пятьдесят долларов и выше, в то время как деньги, которые заплатили в качестве выкупа Эвелин и Линдберг, состояли из банкнот достоинством пять, десять и двадцать долларов.
Тем временем Лис оказался лишенным практики адвокатом по имени Норман Уитикэр, который на самом деле был сокамерником Минза; он заявил, что никогда не видел сына Линдберга, а роль «вдохновителя похищения» принял только для того, чтобы выручить своего жуликоватого приятеля. И действительно, в момент похищения он находился в тюрьме. Теперь ему предстояло посидеть в тюрьме еще два года.
Эвелин зря время не теряла и нашла себе новое занятие. В июне 1932 года она, к ужасу своих именитых друзей, начала защищать и финансировать «армию, воюющую за бонусы», – измученных депрессией ветеранов мировой войны, которые добивались помощи правительства; правительство отвечало им слезоточивым газом и террором. Но дай Бог Эвелин здоровья за ее доброе сердце и стремление помогать людям. И ветераны войны заслуживали ее денег гораздо больше, чем Гастон Буллок Минз.
Что касается информации Минза о Вайолет Шарп, то инспектор Уэлч, разумеется, постарался ее проверить. У него и без того были подозрения, так как Вайолет продолжала менять свои показания: кинотеатр, который, по ее словам, она посетила первого марта, превратился в ночной клуб под названием «Пинат Грилл»; она наконец вспомнила имя своего приятеля – Эрни – однако оказалось, что она ложно указала на таксиста по фамилии Бринкерт, в то время как настоящим «Эрни» оказался ее поклонник по фамилии Миллер.
Не удивительно, что Уэлч часто допрашивал Вайолет, особенно после обнаружения тела ребенка, и 10 июня – через день после особенно жесткого допроса – Вайолет, узнав, что Уэлч снова собирается ее допрашивать, не выдержала и отравилась цианистым калием в Энглвуде.
Я немного огорчился, когда узнал об этом, – ведь это я подсказал Уэлчу, безмозглому специалисту по допросам, сосредоточить внимание на этой девице. Не то, чтобы я считал ее невиновной – просто вместе с ней от нас ушло очень много информации.
Профессор Кондон, которого считали подозреваемым и которого «с пристрастием» допрашивали копы и унижала публика (в одном письме, предлагавшем ему посмотреть на лицо похитителя, содержалось небольшое зеркало), держался значительно лучше, чем Вайолет Шарп. Ему даже нравилось внимание, которое уделяет ему пресса, и при каждом удобном случае он пускался в разглагольствования.
Приятеля Бетти Гау, Реда Джонсона, депортировали; сама Бетти после того, как хозяева Хоупуэлла потеряли сына, вернулась обратно в Шотландию. Супруги Уэйтли остались в имении и поддерживали его в порядке, ожидая возвращения Линдбергов, которые вскоре после того, как меньше чем в двух милях от их дома в Хоупуэлле обнаружили маленькое тело, «временно» переехали в Некст Дэй Хилл – имение Морроу в Энглвуде.
Однако дворецкий Оливер захворал – он стал очень нервным, и его все больше мучили боли внутри; он перенес срочную операцию в связи с прободением язвы, и через четыре дня умер. Его вдова продолжала работать у Линдбергов, хотя ее хозяева навсегда покинули несчастливый дом в Хоупуэлле и передали его организации, занимающейся помощью бездомным детям.
В середине августа Энн Линдберг подарила мужу второго сына. Линди умолял прессу и общественность, чтобы они позволили мальчику «нормально расти». В имении Морроу в Энглвуде капризный фокстерьер Вэхгуш уступил пальму первенства злющей немецкой овчарке по кличке Тор, которая, по свидетельствам очевидцев, в клочья разрывала одежду и плоть незваных гостей. Угрозы похитить младенца стали обычным явлением: в письмах теперь требовали денег, чтобы предотвратить похищение; в одном случае эти письма привели к аресту двух подозреваемых, однако у них было алиби в отношении предыдущего похищения.