Похититель императоров

Когда я прискакал к штабу армии, там уже был и доставленный солдатами Воронцов, а потому я стал свидетелем следующего разговора между ним и Багратионом.

– Куда угораздило тебя, душа моя? – спросил Багратион.

– Кажется в ляжку, – морщась от боли, отвечал граф.

– А дивизия твоя как?

На этот вопрос, граф лишь горько вздохнул, а потом показал рукой на землю рядом с собой:

– Она здесь!

Увидев меня, Воронцов слабо улыбнулся и сказал князю:

– Ваш адъютант показал себя сегодня героем, возглавив атаку!

– Может это и похвально, но у адъютанта командующего иные функции, чем у командира пехотной роты! – вполголоса обронил кто-то из штабных.

После этого Воронцова унесли в тыл, а Багратион уже отдавал новые распоряжения. Я же некоторое время остался без дела и мог оценить весь ужас происходившего у деревни Семеновское. Ядра дождем сыпались на то, что еще недавно звалось деревней. Валились деревья, а избы исчезали, как декорации на театральной сцене. Земля дрожала. Все было в дыму и гари. Вдалеке бежали и падали маленькие фигурки людей и лошадей.

– Голицын и Колзаков ко мне!

Молодой розовощекий крепыш-поручик (видимо, тот самый Голицын) и я подъехали к командующему.

– Голицын, пулей к Раевскому, взять два-три батальона пехоты и несколько пушек, чтобы заткнуть дыру воронцовской дивизии. А ты, Колзаков лети к Тучкову. Пусть выходит из засады в тыл Жюно и отрядит на левый фланг дивизию Коновницына.

– Шпоры! Шпоры, судари! – напутствовал нас генерал Сен-При.

И мы с Голицыным помчались в разные стороны.

Картина, которая открылась передо мной, когда я выехал из Семеновской, была не менее жуткой, чем в самой деревне. Куда-то бежали какие-то солдаты. С грохотом неслась с позиции на позицию артиллерия. Скакали всадники. Земля была изрыта ядрами. Повсюду валялись человеческие и конские трупы – головы, руки, ноги…

Из леса, за которым должен был стоять Третий корпус генерала Тучкова, вырывались огромные столбы огня и дыма. Перед лесом двигались колонны то ли вестфальской, то ли польской пехоты. Пехота Тучкова стояла неподвижно на откосе лесной горы под жестоким огнем и, еще не вступив в бой, несла большие потери. Я прекрасно помнил, что именно там, на откосе погибнет в этот день и сам Тучков. Но точное время его смерти я, увы, не помнил, а потому не знал, застану я генерала живым или нет.

Как оказалось, Тучков был еще жив. Он мрачно прохаживался взад и вперед посреди падавших неподалеку гранат.

– Ваше превосходительство, князь Багратион полагает, что вы стоите за лесом в засаде…

– От кого и с чем присланы? – нервно прервал он мой монолог.

Я доложил:

– Его сиятельство князь Багратион вашему превосходительству повелел передать, что время выходить из засады в тыл вестфальскому корпусу. Сверх того, его сиятельство просит ваше превосходительство отрядить в подкрепление левому флангу третью дивизию генерала Коновницына…

– Что? – крикнул Тучков. – Не могу!

– Ваше превосходительство! Это приказ Багратиона!

– Нет, нет и еще раз нет! Я, братец, старый генерал и знаю, что делаю. Или не видишь, что сам я буду сейчас атакован? Слишком много желающих нынче командовать!

Но ведь, согласно всем историческим документам, дивизия Коновницына была немедленно отправлена к флешам, а остальные силы корпуса атаковали вестфальцев. Что же он упрямится! И, черт возьми, я опять не сдержался:

– По-моему, здесь вообще никто не командует!

– Мальчишка! – закричал на меня Тучков.

Внезапно земля перед моими глазами качнулась. Это, буквально, в метре от нас разорвалась граната. Я только почувствовал, как над головой просвистел целый рой осколков. Когда открыл глаза, Тучков уже лежал на земле с вырванным боком и глухо стонал.

Я знал, что он умирает, а потому, чтобы успеть, подбежал к нему и торопливо начал говорить, мешая ложь с правдой:

– Ваше превосходительство! Ваша супруга передала через меня, что очень вас любит и никогда вас не забудет. На месте вашей смерти она построит монастырь, где станет настоятельницей, и все оставшиеся годы будет молиться за покой вашей души.

Генерал разлепил спекшиеся губы в подобие улыбки:

– Это самая лучшая твоя новость! Спасибо! Передай Мари, что я умираю с ее именем на устах.

Глаза генерала закатились, взор померк, тело дернулось несколько раз и обмякло. Подбежавшие адъютанты и врач еще пытались что-то делать, но я уже знал – бесполезно. Душа отважного отлетела.

Однако время не ждало. Уже через несколько минут я был перед генералом Коновницыным, которому передал приказ Багратиона и известие о смерти Тучкова. Выслушав меня, тот перекрестился и махнул рукой:

– Мы выступаем!

Вскоре 3-я дивизия уже выходила из Утицкого леса на наш левый фланг.

Возвращаясь к месторасположению штаба армии, я посмотрел на часы. Было около девяти утра. День еще только начинался, а, кажется, что прожил сегодня на этом поле целую жизнь.

Внезапно я вздрогнул. Еще бы! Я вдруг вспомнил, что буквально через несколько часов должен будет получить свою смертельную рану и Багратион.

Но ведь я знаю, когда и как он будет ранен! А что если попробовать спасти генерала? Вдруг получится! Но ведь тогда изменится вся история войны 1812 года, а вместе с тем и ход мировой истории. Могу ли я вторгаться в столь высокие дела? Но это, с одной стороны. С другой же, не попытаться что-то предпринять, будет с моей стороны предательством. Ведь получится, что, зная о предстоящем ранении князя, я буду сидеть, сложа руки и ждать кровавой развязки. В конце концов, я все же русский офицер, хотя и из другого времени! Короче, будь что будет, но я попытаюсь сделать все, что от меня зависит.

– Пулей к Кутузову! Известить о смерти Тучкова и просить немедленно новых резервов!

Этими словами меня встретили в штабе Второй армии, едва я туда прискакал. Что ж, на войне, как на войне.

* * *

У деревни Горки подле покосившегося дома на пригорке и за небольшой батареей размещался фельдмаршал со своим штабом. Кутузов сидел на складном стуле с подзорной трубой в руках. Когда я подскакал к нему, старик уже ждал меня и в нетерпении проговорил:

– Рассказывай скорей, братец!

Я быстро доложил обо всем, что делалось на левом фланге. Попутно я внимательно осматривал легендарного полководца. Был он действительно рыхл и сед, но никакой черной повязки на глазу не имел, а внимательно смотрел на меня обоими. Впрочем, мне показалось, что левый его глаз все же несколько косил. Кутузов слушал, медленно кивая головой. Его толстое, несколько обрюзгшее лицо оставалось спокойным, даже при известии о смерти генерала Тучкова.

– Как там князь Петр?

– Полон решимости отстоять позицию, но просит подкреплений! – доложился я.