Поход без привала
Шрифт:
За стол сели вдвоем — Павел Алексеевич не хотел, чтобы кто-нибудь присутствовал при разговоре. Коньяк оказался первоклассный, французский. Закуска — со всей Европы: сыр из Дании, шпроты вроде бы испанские, ветчина в банках из Югославии. Павел Алексеевич отведал всего понемногу. Спросил:
— Отдыхаете, значит?
— В резерве находимся, товарищ генерал. И приводим себя в порядок. Перед Одоевом нам отдыха не дали, полк впереди действовал.
— Дивизия ваша, гвардии подполковник, на восемьдесят километров вперед ушла. Какой же вы резерв?! За двое суток до фронта не доберетесь!
—
— А как он отдаст? Радиосвязи нет, по сугробам к вам не скоро доскачешь.
— Этого я не знаю.
— А то, что полки с боями вперед идут, это вы знаете?
— Конечно. Мой полк тоже до самого Лихвина так шел.
— Мы вот с вами за столом прохлаждаемся, а ваш друг Аркадий Князев лежит со своими эскадронами где-то на снежном поле под немецким огнем. Люди гибнут, и сам он, может быть, уже кровью умылся. А помощи нет, некому на немцев с фланга нажать. Вспоминает, наверно: где там застрял Данилин с полком? Скоро ли на выручку подоспеет?
У подполковника белым стало лицо; глаза удивленные, злые. Медленно поднялся он со скамьи.
— Я не трус… Вы меня в бою видели!
— Видел. Сядьте, — ладонью хлопнул Белов по столу. — Трусов под суд отдаю, с ними говорить нечего. У вас другое. Отсутствие разумной инициативы — вот как это называется. Если ваш полк продвинется на пятьдесят километров вперед — хуже это для дивизии или лучше?
— Не знаю. Мое дело выполнить приказ. А здесь мы не прохлаждаемся. Мы людьми до штата пополнились, коням отдых дали. В дивизии теперь свежий полк. Может, Баранов и хотел этого.
— Какие вы у меня грамотные, — со вздохом произнес Белов. — Ну, налей посошок на дорожку.
Выпил, поморщился. Искоса взглянул на командира полка.
— Вижу, стыдно тебе, Данилин. Трофеи тебя приковали.
— Застыдишься, товарищ генерал, если по-вашему рассуждать.
— А ты по-своему рассуди, подумай как следует…
Пока Белов собирался в путь, подполковник несколько раз выходил из комнаты, разговаривал о чем-то с Михайловым, отдавал распоряжения. Когда Белов стоял уже возле двери, задал вопрос:
— Товарищ генерал, я понял так: приказ командира дивизии вы отменяете? Полк поднят по тревоге, сейчас выступаем.
— Желаю успеха. До встречи на передовой.
Белов распахнул дверь и вышел в холодные сени. Вездеход ожидал у самого крыльца. Водитель зябко ежился и позевывал после короткого сна. Адъютант Михайлов был явно не в настроении. Негромко ворча, возился в углу кабины. Там что-то стукало и позванивало всякий раз, когда вездеход встряхивало на ухабах.
— Осторожней, — сказал Михайлов водителю. — Бутылки перебьешь.
— Данилин, что ли, снабдил? — поинтересовался Павел Алексеевич.
— И он тоже… Да вот не успел я! У них там под охраной целый вагон с подарками…
— Зачем нам подарки? Налил бы в дорогу коньяку две фляжки…
— Это слезы одни от такого богатства, товарищ генерал. Новый год на носу, не спиртом же его встречать?! А сухая колбаса с хозяйской
картошкой и в будни надоела. К тому же у комиссара почки, ему небось деликатесы нужны, вина-фрукты!— Ну молодец, — сказал Павел Алексеевич. — Спасибо за заботу. Только не ворчи, дай поспать.
Он плотнее завернулся в бурку и привалился к железному борту машины…
Часа через четыре вездеход пришлось оставить — кончилось горючее. Белов и Михайлов сели на лошадей, которых на всякий случай вел за машиной коновод. К полуночи выбрались с проселков на большак. Взяли вправо, к селу Подкопаево, куда должен был переместиться штаб группы.
На черном небе ярко горела луна, окруженная туманным светящимся кольцом. Светло было почти как днем. Вспыхивали снежинки на голубоватых сугробах.
К самой дороге клином выпирал лес. За ним, за поворотом, открылись страшные следы недавней бомбежки. Грязный снег засыпан был земляной крошкой, мерзлыми комьями. Трупы людей успели убрать, но на обочине лежали десятки убитых коней. На большом расстоянии, до следующего поворота, видны были разбитые сани, валялись ящики с патронами и снарядами… А ушедшие вперед полки задыхались без боеприпасов.
Белов выругался: такой ругани еще никогда не слышал от него адъютант. Хлестнул Победителя, и тот, осатанев от неожиданной обидной боли, помчался к селу.
В Подкопаево генерал бросил коня возле грузовика с корпусной радиостанцией. Рванул на себя дверцу крытого кузова. Командир радистов отшатнулся, увидев его.
— С авиацией связь есть?
— Так точно!
— Дайте бланк.
Быстро, размашисто написал на листке: «Командиру авиагруппы генералу Николаенко. Прекратите нейтралитет, начинайте воевать! Белов».
Много раз просил Павел Алексеевич прикрытия с воздуха — и все бесполезно. А короткая, резкая радиограмма вызвала реакцию быструю и неожиданную.
Радиограмму перехватила контрольная станция Западного фронта, одновременно с генералом Николаенко ее прочитал генерал Жуков. И подумал, наверное: совсем плохо у Белова, если пошел на такую крайность.
Командиру авиагруппы было приказано немедленно вылететь в штаб Белова и лично обеспечить прикрытие наступающих войск.
День стоял солнечный, немецкие летчики хозяйничали в воздухе, и Николаенко лишь чудом избежал гибели. В пути его У-2 несколько раз был атакован «мессершмиттами». Умелый пилот прижимал «уточку» к земле, шел над оврагами, вдоль рек, возле береговых круч.
Над селом Подкопаево два немецких истребителя снова ринулись на машину. Пилоту оставалось только одно — он посадил У-2 на поляне среди леса. За генералом и прибывшим с ним радистом Павел Алексеевич послал сани.
Николаенко угадал прямо к обеду. Он изрядно продрог, но не успел сесть за стол, на котором парила кастрюля с горячим борщом, как раздался гул моторов: появились немецкие бомбардировщики. От первых же взрывов в доме вылетели все стекла.
«Юнкерсы» трудились основательно, не спеша. Заходили на село то с одной, то с другой стороны. Белов и Николаенко старались по звуку определить, где упадут бомбы, и прятались за большой печью, делившей комнату пополам.