Поход без привала

— У нас есть саперы, есть плотники. Войска можно вывести из населенных пунктов в леса, в землянки, построить там бани, наладить стирку. И вообще начать решительный поход за чистоту.

— Войска выполняют боевые задачи.

— Эпидемия тифа может оказаться страшней, чем фашисты. Пойдет косить всех без разбора.

— Представляю, что это такое. На себе испытал когда-то. Ваши предложения мы, безусловно, учтем. А сейчас соберите медперсонал, хочу побеседовать с врачами и сестрами.

Минут через двадцать в избе стало тесно. Разговаривая с женщинами, Павел Алексеевич приглядывался к ним. Отвечали они бойко, с юмором, хотя вид у всех усталый, измученный. Старые платья и гимнастерки расползались от ветхости.

— Скажите, товарищи, — обратился ко всем сразу Белов. — В чем вы нуждаетесь в первую очередь?

Женщины, вероятно, отвыкли от подобных вопросов. Переглядывались недоуменно. Потом раздалось несколько голосов:

— В медикаментах.

— Медикаменты нужны, перевязочный материал.

— Хирургические инструменты! — крикнула от окна рыжеволосая женщина в облезлой меховой телогрейке поверх гимнастерки.

— Это мне известно, — сказал Белов. — Сделаю все, что смогу. Но я хочу знать, в чем особенно нуждаетесь вы сами? Каждая из вас лично?

Женщины молчали. Им требовалось многое. Им надоело шлепать в валенках по лужам, наматывать сопревшие портянки, надоело жить впроголодь, спать на голых досках, штопать свое изношенное тряпье. Но они знали, что здесь, в тылу врага, нет вещевых и продовольственных складов, а генерал — еще не бог.

— Я не обещаю выполнить все просьбы, — сказал Павел Алексеевич, понявший их состояние, — Требуйте только то, без чего нельзя обойтись.

— Чулки! — со вздохом вырвалось у одной из женщин.

— Что-о-о? — повернулся к ней Белов.

— Очень трудно без чулок! — поддержали ее другие медички. — Обувь тяжелая, разношенная, ноги натираем. А в ботинках еще хуже будет. И некрасиво на босу ногу.

Павел Алексеевич вопросительно посмотрел на Новоселова. Тот кивнул, улыбнувшись:

— Надоели они мне чулками своими.

— Я постараюсь, — произнес Белов не совсем уверенно. Он был несколько обескуражен этой просьбой, но ничего не поделаешь — сам затеял разговор…

Темнело, когда генерал отправился дальше. Во главе небольшого отряда всадников Белов ехал по грязной дороге навстречу сырому теплому ветру. И вдруг расхохотался так весело и так неожиданно, что адъютант даже коня хлестнул — рванулся, словно на помощь.

— Слушай, Михайлов, — сквозь смех сказал Павел Алексеевич. — Ты представь себе физиономии снабженцев там, в штабе фронта! Они ведь нас наполовину похоронили. Безнадежными нас считают. А тут — радиограмма: генерал Белов требует немедленно выслать сто пар женских чулок! Каково, а?

Адъютант вежливо улыбнулся. Снабженцев из штаба фронта он не знал, и представить их лица ему было трудно. А Павел Алексеевич, насмеявшись в свое удовольствие, произнес серьезно:

— Запиши. Запросить сто комплектов женского обмундирования. И напоминай, пока не пришлют. Они там думают, что только боеприпасы важны… Это первое. А второе — представить военврача Новоселова к награждению орденом Красного Знамени…

С большака свернули на узкую дорогу, ведущую в глубь дремучего леса, к посадочной площадке. Много потрудились тут бойцы, прорубая просеку среди старых, могучих стволов. Кроны деревьев сплетались над головой настолько густо, что весна еще не вытеснила под их навесом остатки зимы: от больших грязных сугробов веяло промозглым холодом.

Нагнали санный обоз — гужевая транспортная рота направлялась за грузами. В головных санях, подняв воротник полушубка, дремал подполковник Грибов. Спрыгнув с коня, Павел Алексеевич сел рядом с начальником тыла, поинтересовался:

— Не пора ли на колеса переходить?

— Колесо пока вязнет. Полозом хоть и трудно стало, но надежней. В лесу дорога — лед со снегом. Видите, как тащимся? Запоздать можем.

— Сегодня что обещают?

— В основном противотанковые мины, — ответил Грибов, подвигаясь и уступая генералу теплое, нагретое место на разостланном тулупе. — Сапоги должны выгрузить. Кроме того — рота противотанковых ружей. Ее принимает представитель воздушно-десантного корпуса. А всего — тридцать шесть самолето-вылетов.

Миновав контрольно-пропускной пост, Белов и Грибов подъехали к дому среди сосен на краю ровной поляны. Начальник обслуживающей команды доложил: к приему самолетов все готово.

— Сигнал?

— Четыре печки по углам квадрата.

— Техника на грани фантастики, — улыбнулся Белов, слышавший о нововведении аэродромщиков. Раньше сигналы для самолетов выкладывали кострами. Но попробуй быстро развести костер на снегу, на мокрой земле, быстро погасить его при появлении в воздухе немцев, а потом снова разжечь! И так — не один раз. Стали разводить костры в ямках, закрывая их, когда нужно, щитами. Были и другие приспособления. Венцом аэродромного изобретательства явилась круглая железная печка, вроде тех, какие устанавливали в вагонах-теплушках. Угли в печке раскалялись ярко и давали достаточно света. Кроме того, печки можно было переносить с места на место, изменяя условные сигналы.

Вот и теперь: едва послышался низкий ровный гул транспортных самолетов, дежурные бойцы открыли крышки заранее разожженных печек. Но поторопились. В размеренный гул тяжелых машин вплелся вдруг высокий прерывистый звук. Белов определил — идут ночные немецкие истребители.

Быстро захлопнулись крышки печей, исчезла световая фигура. Над лесом взметнулась одинокая красная ракета. Сигнал летчикам: в воздухе противник, подождите.

Фашисты сделали два круга и наугад сбросили мелкие бомбы. Несколько штук попало на поляну. К месту разрывов побежали бойцы с лопатами — заравнивать воронки.

— Ой, горе мое! — по-бабьи жаловался Грибову начальник аэродромной команды. — Опять не дадут сесть нашим машинам. Покрутятся наши и улетят. А я опять в ответе, не обеспечил…

Он оказался прав, этот начальник с женским плаксивым голосом. Немцы патрулировали в воздухе почти всю ночь. На площадке рискнули приземлиться лишь один «Дуглас» и легкий У-2. Несколько кораблей сбросили груз на парашютах или просто в мешках и кулях. Чтобы найти и собрать их, бойцы аэродромной команды отправились на рассвете прочесывать лес.

Эта ночь была не самая неудачная — выпадали и хуже. Ясно одно — фашисты засекли посадочную площадку и использовать ее не позволят. Надо поддерживать на ней жизнь, вводить гитлеровцев в заблуждение, а самолеты принимать на другом аэродроме, который оборудовался в тридцати километрах южнее. И без промедления следует начать подготовку еще двух резервных посадочных площадок.

Обсудив с Грибовым этот вопрос, Павел Алексеевич поспал несколько часов в аэродромной избушке. Когда пришло время, Михайлов разбудил его: завтракать и читать почту. От жены и детей на этот раз ничего не было. Как-то они там, в Шуе?! Волнуются, наверно, где затерялся отец?! Скоро год, как он не видел Наташу и Галю. Только во сне: загорелые, счастливые — на берегу моря. А порой так звонко, так явственно слышатся их голоса…