Поход (худ. А. Слепков)

— Это твое дело. Я не вмешиваюсь и… не будем больше об этом говорить!

Затрещал телефон. Вера взяла трубку. Звонили из редакции, спрашивали:

— Уехал Реммер или нет?

— Нет, сейчас уезжает.

Она хотела передать трубку, но телефон быстро дал отбой. В коридоре послышался стук шагов, пришел товарищ Реммера — Федор Баратов. Он так же, как и Виктор, был одет в серые холщовые бриджи, в рубаху с широким раскинутым по плечам воротом и обут в высокие кожаные сапоги.

— Алло! — вместо приветствия сказал Реммер. — Можно ехать?

— Можно.

Два вещевых мешка были захвачены в левые руки, две охотничьих винтовки — в правые, и все втроем спустились вниз к машине.

Был вечер. На Сибирской возле редакции кричал громкоговоритель:

— Проект концессии на разработку золотых приисков в верховьях Вишеры…

Мимо проезжали машины с иностранцами, в большинстве янки.

— И откуда их так много набралось! — сказала Вера. — Рыщут и рыщут. Вчера на пароходе человек двадцать приехало.

Реммер сел в машину последним.

— Алло! — крикнул он шоферу. — Дай ход…

Но прежде чем шофер успел нажать ногой педаль, к дому с треском подлетела мотоциклетка, и телеграфист, не соскакивая с сиденья, кинул Виктору телеграмму.

Он распечатал, оттолкнул рукою дуло винтовки, и кривая усмешка перекосила его ровное лицо:

— Стоп!..

Не раскрывая дверцы, он легко перескочил через борт машины на мостовую, вбежал в дом и нажал кнопки телефона, автоматически соединяясь с редакцией:

— Это вы?., я только что получил телеграмму о том, что Штольц проверил и подтверждает все, он успел уже на три дня раньше… Я не особенно доверяю Штольцу… Да, да… Я имею на это основание и все-таки еду сам…

Он вышел, на ходу поцеловал в щеку Веру и вскочил в машину. Шофер вовремя нажал рукой рычаг, отпуская тормоз, и машина, загудев, понеслась к пристани.

Это было ровно в девять часов вечера, 25 июня 1925 года. [5] В половине девятого, в тот же вечер, с запада прилетел двухместный аэроплан, и бритый серый англичанин в костюме, немного помятом в дороге, подъехал к квартире Реммера. Там он оставался не более трех минут, ибо в ней никого не было, кроме уходящей домой Веры. И Вера слышала, как он сказал своему спутнику по-английски:

5

При публикации повести в газете «Звезда» А.Гайдар указал другой год: 1937. Но «перенести» события в будущее, кроме некоторых деталей, ему тогда не удалось.

— Джон, через час вы вылетите в Чердынь и передадите ему этот пакет…

Ночь 25 июня 1925 года была замечательна и тем, что в самой большой гостинице города в четырнадцатом номере повесился человек, только что перед этим прописавшийся Сергеем Кошкиным, танцором-чечеточником, 32 лет от роду.

В IV классе парохода «Красная Звезда» было шумно и оживленно, но тесно до отказа. Никогда раньше пароходам Камы не приходилось перевозить такую разношерстную буйную публику. Слухи о больших изыскательных работах в горах, в верховьях Вишеры, заставили хлынуть туда тысячи человек из южных губерний СССР.

Все те, кто околачивался раньше без дела в Одессе, Ростове, Новороссийске, собрав несложные манатки, быстро перебрасывались с юга, через Пермь, на север.

Ходили слухи об открытых американцами сказочных богатствах, о находке самородков. И хотя точное местонахождение этих залежей еще никому не было известно, хотя никто еще не видел ни одного человека, нашедшего самородок хотя бы в два грамма весом, однако все чувствовали, что раз американцы взялись, значит что-то тут да есть.

Позади огромных мешков с войлоком в укромном углу сидели два человека. Осторожно оглядываясь, один из них время от времени отворачивал борт рваного ватного пиджака и, не вынимая из кармана бутылки с дешевым коньяком «Экстра», наливал жестяную кружку, подставленную товарищем. Оба по очереди рывком опрокидывали коньяк в глотки, затем из другого кармана извлекалась тонкая ненарезанная чайная колбаса, от которой сразу отхватывалось зубами полчетверти.

Реммер, как и всякий журналист, был любопытен. Он спустился вниз и, усевшись на мешки, разговорился с одним вятским мужичком.

— Куда, дядя, едешь? — спросил он, угощая того папиросой.

— Куды?! — добродушно ответил тот. — Известно, куды все, туды и я…

— А зачем?

Мужичок удивленно посмотрел на него, потом ответил, закуривая:

— Да ведь как же, у нас хлеба кажный год плохие, кажное лето мужики на отхожие промысла уходят. И я ходил раньше либо канавы рыть, либо по штукатурке. А тут такое дело вышло, попер народ туды. Ну, думаю, дай и я тоже, авось счастье выйдет!

Потом, почему-то снижая голос, добавил, растягивая слова:

— Говорят, которым людям удача бывает, ба-а-альшу-щие куски находют. По хунту, а то и больше…

Реммер улыбнулся, хотел ответить, но не сказал ничего, потому что из-за мешков услышал, как чей-то подвыпивший голос негромко, но резко сказал:

— А я тебе говорю, что Штольц заплатит.

— Ды ни-столько!..

— Нет, столько…

— Да если твоего Штольца со штанами продать, откуда он возьмет столько?!

— Не знаю, — менее уверенно, но все же твердо ответил другой. И потом совсем тихо, так тихо, что Реммер еле-еле услышал, добавил:

— А не заплатит, так не видать ему ни одной бумажки… Реммер весь насторожился, но больше разобрать ничего не смог…

Он пошел к себе в каюту.

— Тебе радиограмма, — сказал ему Баратов.

Реммер разорвал. Вера сообщала: 1. Какой-то человек на аэроплане вылетел в Чердынь, чтобы передать тебе пакет. 2. Из Киева сообщают, что ничего неизвестно.

Первый пункт Реммера озадачил, второй — вызвал складку на лбу: вторым пунктом он был недоволен.

— Алло! — сказал он, подавая Баратову депешу. — Что это за аэроплан?

Тот удивленно пожал плечами, не зная, что ответить.

В это время в дверь каюты постучал матрос и сообщил, что Реммера вызывают из Перми по беспроволочному телефону. Он подошел. Говорила Вера. Она сообщила, что два часа тому назад кто-то со стороны веранды вырезал стекло и, проникнув в комнату Реммера, взломал ящики письменного стола! Сейчас работает угрозыск.

Вместо того чтобы нахмуриться или взволноваться, Реммер рассмеялся и ответил спокойно:

— Верочка, не беспокойся… Ничего особенного там не было…

Когда он отходил от аппарата, лицо его выражало сильнейшее удовольствие, и по губам прошла широкая веселая улыбка

Пожилой англичанин, пьющий у стойки буфета виски, удивленно посмотрел на странную, ничем не оправдываемую улыбку русского и протянул руку за следующей рюмкой. А Реммер распахнул дверь каюты, бросился на койку и сказал Баратову

— Пока все очень хорошо. Ящики взломаны… И, быстро раздевшись, лег спокойно спать.

По делу о взломе ящиков в квартире Реммера Веру вызвали в угрозыск. Ее начальник, товарищ Седых, был ей хорошо знаком. Он спросил ее о некоторых подробностях, о том, не известно ли ей, похищены какие-либо вещи или нет?