Поход клюнутого

– Позвольте, сэр... как вас, напомните?

– Я Бингалахад. Он Торгрифаль.

– Так вот, сэр Бингалахад, никаких вольностей по отношению к леди Кейтлин я позволить не могу – ни вам, ни себе!

– Ну, семь твою восемь, если заранее решил без вольностей, то чего на письма чернила тратить? Это как выходить на смертный бой, опасаясь противника оцарапать.

– Ты послушай его, сэр комендант. – Торгрим кивнул на спутника. – В иных каких делах я бы такого рекомендовать не стал, но по этой части он большой знаток. Ни одной кузнечихи не пропустил по дороге.

– Одну пропустил, и даже на дочку ихнюю не позарился.

– Только не плачь, Бинго, мы ж еще вернемся.

– Потому и страдаю. Так ты пишешь письмо, добрый сэр? Мы поспешаем!

– Да, да. – Лукас обреченно вздохнул. – Иду писать. Ешьте пока... не торопитесь, сколь возможно. Так чего, не писать о погоде?

– Не надо. Если спросит, то и так скажем: радуга прямо за башней, от вас не видать, так заходите, не стесняясь.

– Гениально! Может, тогда действительно... неловко просить, но раз такой знаток под рукой... подскажите, что написать, сэр Бингалахад! Да и почерк у меня... Не сочтете ли за унизительный труд за меня... ну, того...

– Да я вообще писать не умею, чему в нонешних обстоятельствах рад до полных штанов. Ты вот что, напиши, что играешь на барабане!

– На барабане? Но разве на барабане играют? Боевые дроби, маршевые, условные сигналы во время битвы – их я разумею все до одного, но...

– Слушай, я тебе не навязываюсь, ты сам спросил. Так и пиши: «…а когда на душе моей тяжко, разлюбезная Кейтлин-как-бишь-ее-там, то сажусь я на барабане играть третью, неоконченную, симфоническую увертюру эльфийского музыкотворца Бетховиэля, а чтоб не переполошить лагерь – делаю это в глухом лесу».

– Хорошо, но почему на барабане? Разве виолончель не более изысканна?

– У тебя есть тут виолончель?

– Нет.

– А барабан?

– Конечно, есть, он используется, как я уже сказал, для подачи сигналов.

– Ну вот. Явится она послушать, так ты берешь одной рукой барабан, другой – ее руку и ведешь в глухой лес.

– И?..

– Да-а-а, тебе и в мешке привези – толку не добьешься.

– Сэр Бингалахад, ну я вас душевно умоляю!..

– А вот от этого отвыкай, мне ни к чему, а они вовсе страсть как не любят. А может, и любят, но что не ценят – это зуб даю. И вот это что за амбре? – Бинго нервно задергал носом. – Облился чем-то по неосторожности?

– Ну почему по неосторожности? Каждое утро, садясь писать письмо... ну да, все то же... стараюсь привести себя в надлежащее состояние духа и тела, вот и драгоценные духи выписал из столицы.

– Тяжкий случай, как и лечить-то? Может, у тебя и ноги безволосые?

– Ну, не сказать, чтоб совсем, а какое это имеет значение?

– Первоочередное. Давай с дварфа настрижем шерсти и на тебя налепим!

– Для чего же?

– Да для того, что если хочешь своей даме понравиться, то для начала не лы-ы-ы-ыцарем прикидываться надо, а мужиком. От духов, значит, пока мы тут еще... поди вон о моего лося потрись, тот еще афродизиак, леди Кейтлин сама примчится.

– Сэр Бингалахад! Я решительно отвергаю предлагаемые вами методы! Вы пытаетесь сделать из меня... то, чем я являюсь, а вовсе не то, что хочу представить леди Кейтлин!

– Ну так добавь духов, и к тебе в очередь выстроятся все подчиненные ей мужичины.

– А ты не подумал, Бинго, что воинствующая дама может все-таки и вкусы иметь более... – дварф посучил сальными пальцами с огрызком колбаски, – мужланские, что ли?

– Сэр Торгрифаль! Это уж ни в какие ворота! Леди Кейтлин – ангел чистой красоты, она и в доспехах более женственна, нежели все дамы, каких мне случалось видеть при королевском дворе! И я уверен, что суровая судьба воительницы никак не смогла поколебать ее нежное и чувственное эго.

– Эго?

– Эго, да.

– Есть среди наших богов и такая – Хаэла Брайтэкс, Леди Удачи, тоже вся в доспехах, но чтоб у нее что-то такое водилось – не слыхал. Впрочем, какой из меня теолог, да и бабовед скромный.

– Кстати, да, ты к Марисе зайти так и не удосужился.

– Я женат, Бинго, и свое отношение к промискуитету уже высказывал.

– Ты женат? – Бинго вытаращил глаза так, что пришлось заталкивать их обратно в глазницы пальцами. От колбасного жира глаза немедленно заслезились, и гоблин принялся их отчаянно затирать предплечьем. – Вот так номер, почему не знаю? Что, и дети есть?

– Есть. А твое какое дело?

– Ну, интересно же, почему ты тогда здесь, а не там. Зная, каков ты ухарь, небось отхватил самую видную дварфиху, с бородой до пола!

– Не зли меня, зеленое брюхо. У дварфиек бород нету. А так – да, жена у меня видная, тебе и мечтать не приходится.

– Ну так ее ж стеречь от прочих дварфов надо! Они знаешь какие жуки!

– Они не жуки, дварфы они. Что тебе вообще о них ведомо?

– Мне и один плешь прогрыз, а там же их целый город!

– Ты вообще, что ли, не слушаешь, о чем я толкую? Мы, дварфы, другие. Мы на чужих жен не заримся.

– Мы, гоблины, в целом тоже почти не по этой части, да знаешь, какие бывают исключения!

– Кстати, я ведь даже не знаю, не связана ли леди Кейтлин с кем-либо обязательствами, – пригорюнился Лукас. – А вы предлагаете сразу в лес, с барабаном.

– Да твои-то какие сложности? Ты тоже дварф, что ли?

– Нет, но законы рыцарства...

– Ах, ну да – лы-ы-ы-ыцарь. Отбить женщину просто так нельзя, надо сперва убить ейного предыдущего хахаля! Это мы тоже можем...

– Этого мы не можем! – Торгрим шарахнул по столу.

– Можем! – Бинго стукнул ответно, и стол жалобно хрустнул. – Но не будем. А то ж потом выяснится, что у них, лы-ы-ы-ыцарей, и тут все не слава богу; который убил, тот и бери добычу, а потом тебя еще вот этот самый сэр комендант соберется в порядке взаимозачета мечом ковырять. Не согласный.

– Так писать-то мне что? Я играю на барабане, за башней у нас радуга... может, написать еще, что я люблю животных? Сэр Бингалахад, когда вы заходитесь таким гадским хихиканьем, я понимаю, что дал маху, но не понимаю, в чем именно.

– Поймешь, да поздно будет, когда она тебе пришлет пару коз с наилучшими пожеланиями. Не надо про животных. Напиши лучше, что меч твой велик и тяжел, иной не свернет и двумя руками, а ты, упражняясь с ним ежевечерне, одною с ним управляешься и давно уже ни с каким достойным противником его не скрещивал, а в обозримом пространстве только ее видишь подходящим кандидатом.

– Ну, по сути, я предпочитаю короткий меч, а для более серьезных случаев...

– Вот об этом промолчи, должна же быть в отношениях некая недосказанность. И ни в коем случае не признавайся, что в ожидании ее с другими мужиками сим мечом постоянно переведываешься. Тускнеет, скажи, меч, и сколь его ни смазывай – ржавеет без дела! Это вариант беспроигрышный, какая воительница не проникнется сочувствием.