Поход скорпионов

Повернув голову, я подарил варвару самую добрую из своих улыбок.

– Спасибо, дружище, я знаю. Просто в отличие от тебя я не пытаюсь это скрывать.

Летопись Милька

Прошло сколько-то времени, и вот наступил тот час, когда страсти улеглись. Глаз больше не пытался задушить Эписанфа, и Бурдюк с Гиеагром перестали обмениваться злыми взглядами. Все слова были сказаны, тайны и секреты перестали быть таковыми, а открывшаяся правда была из той разновидности правд, которые можно осмыслить только на свежую голову.

Я смертельно устал, и все же странная новость бередила душу, не давая сидеть на месте. Пошатываясь, я выбрался из хижины глотнуть свежего воздуха. День умирал, и солнце уже плескалось в кровавых водах заката. Неведомый сказитель, поющий песни наших жизней, устало смеживал веки, близилась к концу очередная глава нашей погибельной истории, и диск светила ставил в ней огромную багровую точку.

Желания… Штука, исполняющая желания. Будь у меня такое зеркало два года назад, уж я бы… Сделав неимоверное усилие, я попытался придумать, что бы такое мог я пожелать два года назад, но увы, под сводами черепа царила гудящая пустота, и все, что я мог представить, – это мягкое ложе, заваленное пуховыми подушками. Забавно. Стремясь к далекой цели, человек порой так утомляется, что, когда цель достигнута, все, что нужно ему от жизни, – глубокий всепоглощающий сон, больше похожий на смерть.

– Мильк, – донесся из провала двери сонный голос Гиеагра. – Раз ты снаружи, ты первый стоишь в карауле.

– Иди к воронам, – огрызнулся я. – Я всего лишь отлить. Если все еще чего-то боишься, карауль сам. А я завалюсь спать и не проснусь, даже если меня будут поджаривать на углях.

– Насчет поджарить – всегда готов. – Язык Гиеагра еле ворочался. – Додерзишься у меня… я… хр-р-р хр-р-р ХР-Р-Р-Р…

«Вот то-то», – подумал я, ныряя в затхлое нутро лачуги. Нащупав на полу свободный клочок, я тотчас рухнул и провалился в сон, прижав к груди котомку со свитками. Хвала богам, мои записи пострадали не так уж сильно несмотря ни на какие передряги.

День… Не уверен, что то был следующий день, да это и неважно. Был день, и мы проснулись посвежевшими и голодными. Лес лишил нас всех припасов, посему, прежде чем набить животы, предстояло поохотиться. На наше счастье под полом хижины обнаружилась кладовочка, а в ней – несколько костяных наконечников для гарпунов. Три из них оказались вполне пригодными для рыбалки, а опытными рыбаками назвались только двое – Бурдюк и Глаз. Не сказать, что я или Гиеагр не владели таким способом лова, просто… просто настало наконец время осмыслить вчерашний рассказ Эписанфа и то, что следовало за ним. И обе «партии» не сговариваясь разошлись в разные стороны, чтобы обсудить создавшееся положение, не опасаясь чужих ушей. Бурдюк и Глаз, вооружившись гарпунами, направились прямиком к реке, мы же с Гиеагром – кружным путем, через развалины. Мы обязаны были осмотреться и набрать дров для очага. Эписанфа и Лаиту оставили у дверей хижины: стоя рядышком, эти двое не сводили пристальных взглядов с громоздящегося посреди города холма и венчающей его черной шапки храма.

– Как думаешь, это правда – то, что наплел вчера философ? – проговорил Гиеагр, когда мы отдалились от хижины.

– Возможно, – ответил я, – хотя и трудно поверить в такое.

– Трудно, – кивнул герой. – Но вчера Глаз слишком уж яростно набросился на старика, пытаясь заткнуть ему глотку. Такое не сыграешь, если не веришь всем сердцем. И Бурдюк его не очень-то удерживал. Да и ни один проводник не согласится испытать то, что испытали они, ведя нас сюда. Даже за все наше золото.

– Что ж, считаем историю философа правдой, – подвел я итог.

– Похоже на то, – согласился Гиеагр.

Помолчали. Я шарил взглядом вокруг в поисках дров, Гиеагр задумчиво смотрел куда-то в пустоту.

– Хвала богам, теперь я начинаю понимать, почему Фаэнира вела нас именно сюда, – сказал он спустя какое-то время. – Зеркало исполняет желания. Я пожелаю, чтобы Фаэнира ожила, и она оживет. Все просто. А ты что пожелаешь?

Я пожал плечами.

– Иногда мне кажется, что было бы неплохо помириться с отцом и вернуться в школу Периниска, – сказал я. Гиеагр коротко хохотнул. – А иногда, – продолжал я, – мне хочется стать дуболомом наподобие тебя; толстокожим, как бык, героем, который стремится к цели без сомнений и угрызений…

– Уже лучше, – прогудел мой друг.

– А бывает, мне хочется стать царем… Что таращишься? Да, у людей бывает больше одного желания за раз. У нормальных людей, не у медновыйных гигантов с каменными сердцами. Представляешь, лежу я во дворце на парчовых подушках, с двух сторон – рабы с опахалами, на столе – золотая посуда с винами и яствами, у ног терзает струны сладкоголосый кифаред, и сорок полуголых танцовщиц услаждают мой взор…

– Лучше голых, – вставил Гиеагр.

– Согласен, голые лучше, – кивнул я. – Вот только…

– Что? – спросил Гиеагр.

– Видишь, сколько у меня желаний, – сказал я. – А что будет, если зеркало исполняет только одно, самое-самое сильное?

– А что будет?

– Мое самое-самое сильное желание – оказаться как можно дальше от этих мест. – Я невесело ухмыльнулся. – Представляешь, какая ирония: потратить годы, обойти все варварские земли, перевалить гиблые горы, пересечь проклятый лес, испытать еще сто тысяч бед и невзгод – и все ради того, чтобы в виде самой большой милости, какой можно ждать от богов, оказаться в месте, которое когда-то покинул в поисках приключений. Чтобы оказаться дома, в тепле и покое. Так стоило ли ради этого вообще куда-то выходить?..

– Да будь ты проклят! – Гиеагр передернул плечами. – Все вы, книжники, одинаковы, только и норовите, что плюнуть в душу!

Я недоуменно уставился на героя:

– Чем я тебя разгневал?

– Тем, что с умным видом мелешь всякую ерунду! – воскликнул Гиеагр. – Тем, что норовишь великий подвиг уподобить мышиной возне, бессмысленной и презренной!..

– Ничего я не норовлю! – Меня захлестнула волна возмущения. – Просто гадаю, пытаюсь предположить, чем может обернуться наша затея…

– Гадатель выискался, – злился Гиеагр. – Оракул вороний…

– Да что ты взъелся? – крикнул я. – Что я такого сказал?

– Ничего, – фыркнул герой. – Идем дрова собирать. З-зануда.

Когда мы вернулись, Лаита уже разделывала рыбу. Улов был более чем удачен, и наши славные добытчики – Бурдюк и Глаз – предавались теперь заслуженному безделью, греясь на солнышке неподалеку от хижины. Эписанф, устроившийся рядом с ними, следил голодным взглядом за ловкими и точными движениями женщины. «Сколько ни есть на свете способов измерить время, – подумалось мне, – желудок все равно остается самым точным прибором».

Мы развели костер; теперь служанке философа ничто не мешало сытно накормить пятерых проголодавшихся мужчин.

– Ну как, Гиеагр, успел ты переварить Эписанфовы байки? – крикнул Бурдюк, когда, покончив с костром, мы направились к ним.

– Байки? – Гиеагр поднял бровь. – По-моему, ты уверовал в них столь же свято, как веруешь в своего Скорпиона. Или я не прав?

– Может и прав, – пожал плечами Бурдюк. – Но в точности мы узнаем, лишь когда доберемся во-он туда. – Он ткнул пальцем в сторону возвышающегося над городом холма.