Поиграйте с Женечкой
Шрифт:
Он сделал это. Я не сомневалась, ведь он совершенство моё! Теперь моё, да. Что хочу, то и делаю. А я хочу чувствовать его ломку!
Машина срывается с места.
— Пристегнись.
Закрываю глаза… Я улыбаюсь от этого нереального кайфа.
Восхитительный мой!
И закрытыми глазами я чувствую каждый вираж тачки, и почему-то почти каждый из них окутывает меня адреналином, как будто мы врезаемся на этой скорости в каждый встречный столб!
Злишься, мой Зверь! О, да… покусай меня. Хочу кончить от твоей ярости!
И всю дорогу я наслаждаюсь переливами
Меня качает…
— Приехали, — резко тормозит он у моего дома.
Я выхожу молча. Слыша внутренним чувством его злой крик. Его возмущение. Его несогласие. Накормил…
Спасибо!
Разворачиваюсь. Мы смотрит друг на друга через лобовое.
Иди ко мне…
Давай!
Теперь можно… я вся твоя.
Он бесится, но выходит следом, подходя ко мне впритык.
— Что. Тебе. Еще. Нужно.
Глаза опасно прищурены, губы сжаты в упрямую линию.
Губы… я помню их! Мои губы… Горячие… — со стоном веду по ним я языком, прикусывая верхнюю.
Не отвечает и все еще кипит.
— А как же Крис? — тихо рычит он.
— Крис контролирует только игру… — улыбаюсь я. — Ты вышел… Ты вышел, и я делаю то, что хочу!
Его руки сжимают меня так, что воздух из легких вырывается с тихим вскриком, я смеюсь, впиваясь зубками в его губу. Вырывается.
— Дрянь ты… — закрывает он глаза. — Какая же ты дрянь…
Никто еще так не ласкал меня словами. Очень нежно у него получается… И я тоже закрываю глаза, паря в этих ощущениях и подчиняясь требовательным губам.
И очень быстро я оказываюсь на капоте тачки. Мы улетаем…
Я не воспринимаю ничего вокруг, кроме этих ощущений горячих. И я даже не буду сопротивляться, если он разденет меня сейчас и трахнет на снегу перед этими окнами. Но когда становится уже настолько невыносимо, что я готова сама раздеть его и трахнуть…
Поцелуи становятся нежнее и медленней… Он отстраняется, прижимая меня к себе. Его губы на моем виске.
Достает сигарету.
Он курит, а я просто вдыхаю его запах на шее. Он такой глубокий… надежный… отрезающий от реальности… Все будет хорошо…
Заглядывает в мои глаза, выкидывая сигарету.
И то, что между нами начинает меняться. Из полной эйфории я начинаю погружаться во что-то еще более глубокое, переполняющее и очень болезненное…
Не надо…
Но уже поздно! Я задерживаю дыхание.
— Женечка… — его глаза медленно моргают и губы вздрагивают отыскиваю слова.
Да, они простые. Но я уверена, что совершенно новые для него.
— Женечка… я… тебя… очень…
Не выдерживая, я закрываю его рот ладонью.
— До завтра… — шепчу ему я. — До завтра… Целую его губы через свою руку, мне страшно убирать ее.
Если он скажет это, боюсь, что меня порвет от этих невыносимых болючих чувств.
А я не хочу…
Прости меня. Я не хочу разделять это. Прости…
И я сбегаю.
Мне страшно.
Ничего уже не остановить. Таких иллюзий у меня нет. Все будет продолжаться в заданной логике. И я не знаю, как переносить это всё.
Как сделать так, чтобы он не чувствовал этого? Пусть лучше то, что в машине или еще что-то другое. Я готова провоцировать его ежедневно! Лишь бы только его не сносило в эту болезненную и невыносимую для меня… любовь.Глава 23 — Играйся… (кипяток!)
Протусовавшись по клубам в компании Веселого ангела и Немца, я созрела ехать домой только к шести. Но, так как последний клубешник, в котором мы зависли, был в десяти минутах езды от общаги, а в шесть она уже открыта, то мы решили завалиться к ним.
Хохоча и шикая друг на друга, мы кое-как добираемся до их комнаты. Нахально вытащив из их шкафа первую попавшуюся футболку, я переодеваюсь в темноте и ныряю опять к своему Грустному Ангелу. Теплый…
Я всегда сплю либо на своей кровати у Танюшки, либо с ним. Он никогда не наглеет и просто обнимает меня. К тому же через полчаса ему вставать. А мы все как раз выспимся немного.
Привычно обнимая меня, он, не просыпаясь, немного меняет позу.
— Женька, — игриво шепчет Боречка. — Иди ко мне спать? Холодно, пи**ец просто!
— Неа… никаких деток в моей кроватке!
— Но с Русей же ты спишь?
— Это — другое. Тела тут ни при чем.
— Какое еще другое?!
— Ревников. Отъе*ись от нее.
Мой ревнивый Немец!
— Быстро все спать… — сонно и немного пьяно шепчу я. — Разбудите моего Ангела грустного…
Тот притягивает меня ближе и я вырубаюсь. Через несколько часов на работу…
— Ожников, — перешагиваю я через разложенный на стульях и полу огромный банер, протискиваясь ближе к стене. — Тебе чего своего бардака мало? Почему банер у тебя?
— Да сам в шоке! Прихожу, он тут. Тебя Олег искал.
— Мхм… — надо забежать, отмечаю себе я.
Он звонил вчера вечером, но мой телефон бы разряжен и я не успела ответить.
— Мне не понравился «Губернаторский», считаю надо переносить, — замираю я на пяточке свободного пространства в кабинете Чеширского.
Заглядывает Крис, делая шаг внутрь и нахмуриваясь замирает.
— Ожников, что за свалка?
— Ну а кто распорядился мне эту хрень сюда занести? — кивает он на банер.
— Крис, давай перенесем из «Губера» в «Релакс» или випку «Вспышки».
— Олег уже утвердил.
— Ну и что!
За дверью мелькает силуэт Олега. Притормозив, останавливается в дверях, вынуждая Крис сделать шаг внутрь. Она взмахивает руками, теряя равновесие на своих шпилька.
Он перехватывает ее за плечи.
— Ожников, разбери свои завалы!
Саня закатывает раздраженно глаза.
— Олег, детка настаивает на переносе события из «Губера», — Крис, держась за Олега, отыскивает кусочек свободного пространства и вполоборота разворачивается к нему.
— Почему? — поднимает он на меня глаза.
— Бекграунд — отстой! Випка лучше, но там и половина гостей не сядет, — вчера мы тусовались и там. — Свет слишком яркий, обслуживающий персонал как в доме престарелых. Меню — совдеп. Музыка — треш! Им только шансон петь.