Поиски счастья во времена перемен
Шрифт:
– Я не пророк, а земледелец и знаю, что если сеять на дороге и в кустах, то урожая не собрать и скоро сеятелю нечего будет есть. А тогда уж – или воровать, или милостыню просить. Прогонят, а то ещё и побьют. Недолго протянешь.
Сообразив, что сболтнул лишнего, он скосил глаза на лицо Иешуа, но увидел, что опасения были напрасны.
– Ловко ты смешал, Ехуда, божье и крестьянское. Но это поле не похоже на твоё. Из одного зерна, упавшего на хорошую почву, вырастет тысяча колосьев и в каждом колосе будет тысяча зёрен и каждое зерно будет в тысячу раз больше, чем те из которых ты печёшь свой хлеб. И
– Ты о чём говоришь, Учитель, об урожае хлеба или о зёрнах твоих слов?
– Да это одно и то же. Где мои слова будут приняты всем сердцем, там начнётся царство божье и там будет во всем достаток. Покорись ему, и ты узнаешь великую милость, которую никогда не встречал в своей жизни. Ты познаешь своего бога, Ехуда.
—Я знаю своего бога, Учитель – сказал Ехуда, не отрываясь от кувшина с маслинами.
Иешуа снисходительно улыбнулся.
– Ну расскажи тогда, каков он.
– Так ведь все просто, Учитель. Сказано же: «и сотворил Господь человека по образу и подобию своему».
– Правильно, – подхватил Иоханан, – Ищи в себе чистое, прекрасное и восхищайся мудростью творца!
– А ты взгляни на это с другой стороны, – ответил Ехуда, – посмотри на всех людей вокруг, как на отражение божьих черт. Собери все их черты в один образ – это и будет бог. Он – как все мы. Легкомысленный и капризный от безнаказанности. Любит власть. Иногда он злится без причины, много судеб может поломать. Но не может он гневаться вечно – устаёт и добреет. Переждать нужно. А бывает радостно ему и хочет он всех сделать счастливыми. Но потом обижается за что-то на людей и подаренное счастье отбирает.
– И как же ты будешь жить с таким богом? – спросил Иоханан.
– Да как живу, так и буду дальше жить. Не буду злить его понапрасну, буду терпеть все его испытания и ждать, когда созреет мой урожай.
Лицо Иешуа было серьёзным и сосредоточенным. Можно было бы сказать, что он стал похож на шахматиста, обдумывающего следующий ход, если бы шахматы были известны на Ближнем Востоке в начале нашей эры.
– Велиал силён в этом мире, – начал он. – Многое из того, что ты о боге говоришь – ростки его зёрен в людях.
– Ты прав, Учитель! – прозвучал высокий голос Иоханана. – Не может быть жадным тот, кому принадлежит весь мир, и кто не может получить больше, чем у него уже есть. Нет сокровищ в мире, кроме тех, которые ему принадлежат.
– Не может он быть завистливым, так как нет того, кому он может позавидовать. – вставил Кефа.
– И не может быть похотлив, потому что способен создать новую душу без участия женщины. – раздался чей-то голос из мрака.
– Дьявол не творец, – продолжал Иешуа, – Не может быть ничего под солнцем созданного им. Душ дьявол не создаёт, а только опускает тени в души. Испаскудит, как может, но человек после этого всё ещё остаётся творением божьим. Это основа человека.
– А ты посмотри, Учитель, на эти основы где-нибудь на рынке или в суде, – не унимался Ехуда, – Сколько творится несправедливости?! Ты исключил из божьих черт самое очевидное, а как остальное различить? Как в полутьме разглядеть, где кончается густая тень, и где начинается реальная вещь?
– Да, Ехуда, мрачно ты видишь мир. Не зря от тебя жена сбежала. Жить с таким и без детей – это тяжёлое наказание!
– Ну, Учитель, если возьмёшься разбираться, где в человеке божье, а где нет, то уж наверняка позабудешь, что такое скука. Жаль только платы за эту работу не дадут никакой, – он покосился на чашу, но она была пуста и из мехов вино выжали до капли.
Взгляд его не остался незамеченным. Шимон Кефа обнажил белые зубы и обратился к Ехуде:
– Раз уж ты заговорил о деньгах, не пора ли за ужин заплатить?
Ехуда мрачно спросил:
– И сколько же ты хочешь за еду?
– Думаю двух динариев будет достаточно, – проговорил он и откинулся назад, опершись локтем о камень.
– Два динария?! – взволновано вскрикнул Ехуда и вскочил на колени, – Да ты…, – он осёкся и сказал уже спокойнее, – Ты берёшь цену ужина, присланного с конным нарочным из Ершалаима.
Несколько человек засмеялись
– Как тебя деньги возбуждают, – Кефа опять сверкнул зубами, – Даже забыл, как вот тут стоял на коленях, глядя на острый меч. Совсем ведь недавно.
– Оставь его, Кефа, – Иешуа сказал так, будто говорил с непослушным ребёнком, – Говорим о Боге, забудь пока о деньгах!
Он обратился к Ехуде:
– Ты не доверяешь людям, Ехуда, а ему сейчас почему-то сразу поверил. Шимон шутит, никто не возьмёт с тебя денег. Послушай меня, ты идёшь в Ершалаим просить неправедного царя Ирода наказать твоего неправедного соседа. Ну какая польза тебе, человеку, принявшему бога, от наказания одного нечестивца другим?
– Я хочу вернуть жену, Учитель. Я люблю её!
– Да перестань же называть похоть любовью! – Иешуа сказал это громко, явно обращался не только к Ехуде. Судя по лицам вокруг, эта тема звучала не впервые, – Придумай какое-нибудь другое слово, если «похоть» не совсем подходит по смыслу! Подумай, Ехуда, если твоя жена блудница, зачем тебе возвращать её? Побить камнями и похоронить потом? Тебе станет лучше у её могилы? Или хочешь простить и жить с ней дальше? Это же блуд! А теперь представь её жизнь с тобой: тяжёлый крестьянский труд пропитания ради с мужем, который не может бога от дьявола отличить. А, может, она поняла бога по-другому и пошла искать его царство, так за что её наказывать?
– Видел я это царство, – опять отозвался Кефа, – Неподалёку от римского военного лагеря в Кесарии.
Шутка его не имела успеха на этот раз. Иешуа резко вскинул руку в его сторону, показав ему открытую ладонь.
– Посмотри на птиц, Ехуда. Они послушны Богу. Не сеют и не жнут, но Господь заботится о них, и их много. Он даёт им жизнь достойную за покорность!
Ехуда наблюдал птиц раньше, когда те слетались клевать его посевы. Он видел, как они скакали по пашне, воровато оглядываясь, и выклёвывали зерно. Как жадно гонялись в воздухе за насекомыми и тут же трусливо убегали, едва почуяв опасность. Он не любил птиц и не считал их жизнь достойной, но возражать Учителю не стал. Тот, похоже, видел птиц по-своему. В полёте.