Поиски

Это, конечно, важно, думал я, но дело еще в том, что он покорно выполнял мои инструкции в течение года, а теперь у него есть возможность проявить самостоятельность. Большинство людей на его месте попыталось бы сделать это раньше.

— Рассуждая со всей объективностью, я считаю, что тебе следует избрать более долгий вариант, — сказал я. — Это дело верное, понимаешь. А в идее Константина такой гарантии нет. Весьма возможно, что в ней все правильно. Его идеи обычно оправдывают себя. Но у него их так много, что всегда есть опасность выбрать ошибочную. Против данной идеи у меня есть предубеждение. Когда-то я пытался разработать вариант, довольно близкий к этому, начав, правда, несколько иначе. Дело выглядело перспективным, но потом начались всякие неувязки, и я отказался от этой темы. Может быть, что-то и вышло бы, если бы я проработал еще несколько месяцев, но я считал, что игра не стоит свеч. Поэтому я решительно против варианта Константина. Ты можешь на этом потерять шесть месяцев, и при том, что все сейчас у тебя идет хорошо, это будет катастрофа.

— Да, — сказал Шерифф, — но может и получиться.

Вид у него был крайне удрученный, помню, как он без всякой нужды мешал и мешал ложкой в чашке. Неожиданно его лицо осветилось. Он торопливо улыбнулся.

— Ладно, — сказал он, — я пойду тернистым путем. И буду закалять характер.

4

До их отъезда нам с Одри удалось перекинуться несколькими словами с глазу на глаз.

— Чарльз добьется своего раньше, чем я предполагал, — сказал я.

— Это правда? — спросила она. — Он настроен очень оптимистически. Впрочем, он почти всегда так настроен.

— Он сейчас превосходно работает, — сказал я.

— А как у тебя?

— Я тоже кое-что сделал. Но Чарльз на самом деле творит чудеса.

— Ты ведь знаешь, он может все. Если только его заставлять.

Она улыбалась, в глазах у нее светилась гордость, лишенная иллюзий.

— Дорогая моя, в том-то все и дело. Ты ведь понимаешь, я не хочу тебя обманывать. За ним и сейчас нужно присматривать, — сказал я. — И это должна сделать ты. Я слишком далеко. Видишь ли, есть две проблемы. Предложенная мною, которая является абсолютно надежной и довольно трудоемкой, и идея Константина — ее можно осуществить быстрее, и она эффектнее, но она может не сработать. Чарльз, конечно, предпочел бы эту вторую. Пойми, Чарльз не имеет права рисковать. Поэтому я взял с него обещание, что он будет работать над моей проблемой. Но я немножко беспокоюсь…

— Естественно, — улыбнулась Одри.

— Мне кажется, что это твоя забота.

— Конечно, — сказала она. — Я прослежу, чтобы он работал над твоей проблемой.

Одри выглядела усталой, она смирилась, не утратив чувства юмора, и — я неожиданно понял — сильно постарела.

— И много тебе еще понадобится времени, чтобы довести его до цели? — спросила она.

— Год или два по крайней мере, — ответил я.

— У меня гора с плеч свалится, — сказала она.

Глава V. Прочь от звезд

1

В начале лета я несколько раз писал Шериффу, спрашивая его, как продвигается работа. Он отвечал мне бодрыми письмами, но меня беспокоило, что он не касается подробностей. Когда же в ответ на некоторые специальные вопросы я получил открытку: «Все идет отлично. Нет времени писать», — у меня возникли подозрения. Я убедил Рут написать письмо Одри, с тем чтобы я мог добавить несколько строк. В ответном письме Одри писала:

«Передайте Артуру, что все идет нормально. Я вчера разговаривала с Хенсманом. Чарльз работает над темой, предложенной Артуром, он решил, что идея Константина слишком рискованна».

Рут ничего не поняла.

— Я думал, что Шерифф испортит все наши планы, — пояснил я, — но я был несправедлив к нему.

Удовлетворившись ответом Одри, я вернулся к своим делам. Я работал все больше и больше и в июне смог порадоваться результатам своих трудов. Я все глубже ощущал, что, как бы мне ни было трудно, я радуюсь, наслаждаюсь процессом работы. Временами меня слегка мучила совесть, что я не в Саутгемптоне, чтобы проследить за Шериффом, но уж очень захватила меня моя книга. В это время до меня почти совсем не доходили новости из ученого мира. Только однажды я видел Константина, вероятно, от него я и услышал, что осенью освободится кафедра в Лидсе. Помню, я мельком подумал, что, если бы это было на год или два позже, Шерифф мог бы получить это место.

В тот год лето в Англии было дождливое и мрачное, и в июле мы с Рут уехали за границу. Мой кабинет был целиком перевезен в виллу около Портофино, где я работал на террасе, повисшей над морем. В первое же утро, увидев солнечные блики на морской воде, я вновь испытал былой душевный подъем, былое чувство бодрости и спокойной уверенности.

Рут улыбалась:

— Дорогой мой, тебе нужно было бы проводить свои школьные каникулы в Ментоне.

— А тебе хорошо было бы пожить в моем родном городе, — возразил я.

Шли недели. Я заканчивал свою книгу, Рут была занята подготовкой к конференции по современным методам образования. Оба мы никогда еще не чувствовали себя так хорошо. Единственная форма общения с людьми выражалась в том, что по вечерам мы отправлялись на прогулку в деревню, разговаривали на плохом итальянском языке с местными жителями, собиравшимися возле маленькой таверны, и танцевали под платановыми деревьями.

Однажды утром, когда горничная открыла ставни нашей спальни и я сощурился от ослепительного света, Рут протянула мне письмо.

Я взглянул на странный, словно несформировавшийся почерк.

— Чья это рука? — спросила она.

— Это от Константина, — сказал я. — Но я не понимаю, почему…

«Шерифф проделал великолепную работу, — писал Константин, — в развитие моей идеи насчет стеролов. Он послал ее на конкурс в Лидс. Мы с Остином активно поддерживаем его. Там он будет получать восемьсот фунтов в год, и у него еще будет время для исследовательской работы…»

Я был озадачен прежде всего заботой Константина о доходах Шериффа, но еще больше тем, как меня ввели в заблуждение. Почему Одри обманула меня? Почему мне ничего не сказали? Как была решена проблема? Я ничего не понимал. Это была победа, подлинная и самостоятельная победа, он заслужил эту кафедру, и он получит ее, для Одри кончатся все неприятности, и Шерифф займет наконец прочное и незыблемое положение. Но более всего я был дьявольски зол. И рассказал обо всем Рут.

— Во всяком случае, — сказала она, — он добился своего. И довольно быстро. Конечно, он должен был посвятить тебя. Я не могу понять, почему он этого не сделал, — улыбнулась она. — И все же он обаятельная личность.

— Но это же чистая буффонада, — заявил я, расстроенный больше, чем следовало, гордость моя была уязвлена, и, кроме того, я испытывал смутную тревогу. Просто удивительно, до чего я был расстроен, даже не мог работать. Я спустился в деревню и отправил Шериффу телеграмму, в которой сообщал, что получил письмо от Константина. С раздражением ждала я ответа. Телеграммы не было, письмо могло прийти только дня через два. Прошло два дня, три, четыре, пять. Я без дела слонялся, ожидая почты. Рут заразилась моим беспокойством.

— Ты принимаешь эту историю слишком близко к сердцу, — сказала она.

— Конечно, — ответил я, — и похоже, что не зря.

В конце недели я получил письмо, конверт был надписан рукой Одри. Я был слишком озабочен, чтобы объяснять что-нибудь Рут.

Одри писала:

«Я пыталась уговорить Чарльза написать, но он не хочет. Я обнаружила твою телеграмму совершенно случайно. Он твердит, что не хочет тебе писать, пока не получит кафедру в Лидсе. Только этим он реабилитирует себя, говорит он. Он не знает, что я пишу это письмо, но мне стыдно не ответить тебе. Как ты знаешь, я не так часто приношу извинения, но, по-моему, он сейчас не в себе. Эта работа, должно быть, была очень напряженной, он очень угрюм и раздражителен.

Но все-таки ведь это замечательно. Я никогда не думала, что он может сделать что-нибудь стоящее. Мне очень жаль, что я ввела тебя в заблуждение, но это была не моя вина. Он сказал Хенсману, что эта идея твоя, видимо, чтобы сбить меня с толку, если я начну допытываться. Мне следовало бы знать, что Чарльз очень чувствителен к подобным мелочам. Он все твердит, что ты будешь огорчен из-за того, что он не стал работать над темой, которую ты предложил, и что его единственное оправдание в том, что этим путем он сумел добиться успеха.

Но действительно, какой успех! Это больше похоже на тебя, чем на него. Константин на прошлой неделе приезжал обсудить какие-то вопросы. Он совершенно очарователен. Вечером мы немного выпили, чтобы отпраздновать это событие, и Константин с рассеянным видом довольно долго держал мою руку, причем произнес весьма проникновенную речь, в которой утверждал, что он не так часто приходит в гости, чтобы разговаривать с хозяйкой. Ты испытал бы сардоническое удовольствие, наблюдая за Чарльзом, как он, с одной стороны, нелепо ревновал, а с другой — боялся испортить себе карьеру. Карьера одержала верх. Как-нибудь я еще раз встречусь с Константином.

Посылаю тебе один из оттисков статьи Чарльза, мы их только что получили. Не сообщай ему, что я написала тебе…»