Пока муж в командировке

Я кивнула на картины, прислоненные к стене.

– На пол бросила!
– возмутился Ванек.

– Не бросила, а поставила!

Ванек крякнул, выставил вперед толстую руку и с наслаждением принялся подсчитывать убытки:

– Ну, мать, я не знаю, что тебе сказать. Поцарапала - раз.
– Он загнул мясистый палец, похожий на баварскую колбаску.
– Пыль на краски натащила - два. Ты же грамотный человек, должна понимать, что…

Тут Тепляков неожиданно заглох, как отработавший мотор. Я обернулась и увидела Катерину. Она прислонилась к стене, сложила руки на груди и с интересом прислушивалась к нашему содержательному диалогу.

Увидев мою подругу, Тепляков как-то сразу усох и стал меньше ростом. Я бы даже сказала, что он съежился, выискивая пути к бегству. Но я уже сориентировалась и вытащила из двери ключ. Ванек смирился с поражением и тяжело вздохнул.

– Что ж ты меня вчера не дождался?
– осведомилась Катерина задушевным тоном, которым, как я думаю, она обращается к своим пассажирам.

– Я… это… торопился…

– Куда?
– удивилась Катя.
– Куда тебе торопиться, Тепляков? Твои поезда давно ушли! Да я смотрю, ты мне совсем не рад, - огорчилась она.

– Почему? Рад, - отозвался Ванек, но как-то не очень убедительно.

– Это приятно. А уж как я рада!…

Катька не договорила и широко развела руками, словно собиралась заключить Теплякова в объятия. Наверное, Ванек подумал то же самое, потому что быстро попятился в гостиную.

– Ты куда пошел?
– закричала я.
– В грязной обуви!

Ванек замер на месте, тяжело дыша. Его глазки забегали по сторонам. Он уже понял, что удрать без потерь не удастся, и теперь судорожно прикидывал, как вырваться с наименьшим уроном.

– Я слышала, ты вчера картинку продал, - продолжала Катерина, надвигаясь на Теплякова, как предвестник цунами.

– П-продал… За пятьдесят баксов!

– Мне сказал - за двести, - уличила я.

– Пошутил, - быстро открестился Тепляков.

– А вот мы сейчас проверим, - сказала Катька.

Прежде чем Тепляков что-то сообразил, она запустила руку во внутренний карман его куртки и выудила бумажник.

– Не смей!
– заверещал Тепляков. Дернулся с места, но я быстро подставила ему ногу, и коллега с грохотом растянулся на полу.

– Растешь на глазах!
– похвалила меня Катерина.
– Просто не узнаю!

Я скромно потупилась. Да уж, заслужила комплимент. Сама себя не узнаю. Подруга расстегнула толстый бумажник, пересчитала купюры.

– Ты смотри, как хорошо живут нищие художники, - удивилась она.
– В рублях… раз, два, три, четыре… пять тысяч. А в долларах… почти семьсот. Тепляков, ты котируешься не хуже Рембрандта!

– Это на стройматериалы, - хмуро ответил Ванек.
– Я дома ремонт начинаю. Будь человеком, не трогай, я тебе все завтра отдам.

– Ай-яй-яй!
– укорила Катерина.
– Как не стыдно так нагло врать! Про то, что ты мне завтра отдашь, я слышу с прошлого года! Тепляков, неужели трудно придумать что-нибудь другое? Ну, например, что тебе предстоит операция по смене пола. Или что на тебя наехал художник Шилов, ревнующий к славе и таланту… А, Тепляков? Слабо?

Ванек не ответил. Он сидел на полу и хмурился, потирая толстую ногу.

– Ушибся?
– догадалась Катерина.
– Бедняжка. Ну ничего, до старости заживет. В общем, так: свои две тысячи я забираю. Ты не против? Кстати, сколько ты у этой дурочки вчера увел? Сотню баксов?

Катерина достала из бумажника стодолларовую бумажку и протянула мне. Я сунула деньги в задний карман брюк.

– Не смей!
– взревел Ванек.
– Она мне сама отдала! Я на продукты потратился! Один вискарь четыреста рублей стоил!

– Ваня, ты сам его и выпил, - напомнила я.

– Ну и что?! Все равно непорядочно!…

Договорить он не успел. Катерина вынула из бумажника еще одну стодолларовую бумажку и задумчиво пошелестела ею в воздухе. Ванек умолк, испуганно глядя на Катьку.

– Вань, одолжи сотню, - попросила Катерина.
– Я завтра отдам.

– Не могу!

– Почему? Я тебе одалживала!

– А я не могу!

Я снова пришла на помощь подруге:

– А мы твою машину помыли! А тебе все некогда.

Тепляков смотрел на нас, подозревая новый подвох, однако все же поблагодарил.

– И все?
– удивилась Катерина.
– А чаевые?

– Отдай кошелек!
– взревел Ванек, доведенный до белого каления.

Катерина засмеялась, сунула сотню в его бумажник, бросила Ваньке.

– Жадный ты, Тепляков, - сказала она.
– Жадность тебя и погубит.

Получив бумажник, Ванек сразу успокоился. Достал купюры, тщательно пересчитал их, шевеля губами. С сожалением вздохнул, поднялся с пола. Поразительно, но он мгновенно заулыбался и расцвел, словно ничего не произошло!

– Ладно, кровососы, мы в расчете. Завтраком угостите рабочего человека?

– И не подумаем!
– отрезала Катька.
– Забирай свое барахло и топай отсюда. Кстати, а с чего ты решил называться рабочим человеком?

– Работаю много!
– объяснил Тепляков.
– Рисую и рисую… По восемь часов в день! Рука отваливается!

Катерина опустилась на корточки, перебрала картины, стоявшие у стенки. Подняла голову, внимательно посмотрела на их автора.

– Знаешь, Тепляков, если бы у тебя был КПД хотя бы как у паровоза, ты бы, наверное, стал хорошим художником.

Ванек искренне обиделся и даже рискнул назвать Катьку дурой необразованной.

– Много ты понимаешь! Да я в месяц шесть картин загоняю… По двести баксов минимум!

– А говоришь, денег нет, - поймала я.

Тепляков понял, что заврался, и махнул рукой:

– Ладно, не хотите кормить - дайте хоть чашку кофе. Одну! Я сегодня еще не завтракал.

– Это ты жене объясняй!
– не дрогнула Катерина.
– Ишь рожу отъел! В два дня не обгадишь!

– Значит, я жадный, да?
– рассердился Ванек.
– На себя посмотри, оглобля!

Отодвинул Катьку в сторону и широкими шагами устремился на кухню. Катька ахнула и бросилась следом. Не успели они скрыться, как я услышала возню и испуганный Катькин возглас. Следом раздался звон разбитого стекла. Тут я очнулась и побежала к ним.