Пока не устану жить

— Неплохо, — признал Павел Вячеславович. — А вы что скажете, Евгений Михайлович?

— Пожалуй, соглашусь. Вот что, Александра, запишите нам, пожалуйста, какую именно часть плетения вы распустили, что оно так легко распалось, в отличие от предыдущего.

Неужели, удивилась я, преподаватели не заметили, что моя иллюзия была, мягко говоря, с дефектом? Но указывать им на собственную ошибку я не рискнула.

Экзамен продолжался. Они прогнали меня по всему курсу, вдумчиво и серьёзно кивая, когда я справлялась с очередным заданием. Не всё мне удавалось гладко, были и ошибки, были и недочёты, вроде уничтоженного заклинания, но ни одного задания я не провалила. Наконец меня отпустили с миром.

— Что ты так долго? — бросилась ко мне Катя.

Я пожала плечами, чувствуя себя слишком вымотанной, чтобы пускаться в объяснения.

— Сколько спрашивали.

— Ты меня подождёшь?

— Если ты быстро. Я устала, хочу спать.

Но Катерина отделалась неожиданно легко. Уже минут через десять она выскочила в коридор, радостная и сияющая.

— Всего-то и надо было, что огонёк зажечь да дырку в ткани залатать. Чего они тебя-то мучили?

— Не знаю.

После того, как вывесили новый список, я узнала, что сдала практическую магию на «хорошо». Поспрашивав своих сокурсников, я узнала, что меня и впрямь мытарили дольше всех. Интересно, почему? Оттого, что у преподавателей были сомнения в уровне моей подготовки? Но так или иначе, самое трудное было позади. Хотя на целительстве тоже есть на чём меня погонять.

Однако целительство далось мне неожиданно легко. В билете было три вопроса, два теоретических, один практический. Довольно бойко ответив про виды тканей в человеческом теле и порядок действий при обморожении, я на муляже показала, каким заклинанием нужно останавливать артериальное кровотечение. Дополнительных вопросов не последовало, и мне опять поставили «хорошо». Похоже было, что проходной балл в Школу я набирала.

Английский я подготовила достаточно основательно. Ещё зимой купив в моём бывшем магазине Вальтера Скотта на английском языке, я с увлечением сравнивала оригинал с имеющимся у меня переводом. На экзамене я выдала пространный пересказ осады замка Фрон де Бёф, которым преподаватель остался очень доволен. В списке оценок я с удивлением увидела против своей фамилии «отлично». С французским мне повезло меньше, но на «хорошо» я всё же ответила.

Последние результаты вывесили, как обычно, на следующий день после экзамена. Около стенда собралась небольшая толпа, пришлось постараться, чтобы протолкаться вперёд. Впрочем, вскоре толпа начала рассеиваться. Возбуждённые ученики расходились, обсуждая результаты, споря об оценках. Кто-то возмущался тем, что учителя пристрастны, кто-то волновался, хватит ли набранных оценок для поступления. Я не сомневалась, что мы с Катей поступили. Даже не ожидала, что всё будет так хорошо.

— Что ж, поздравляю вас, Александра, — сказал позади меня негромкий голос. Обернувшись, я увидела Евгения Михайловича. — Прекрасный результат. Единственное «удовлетворительно» по истории, но оно вполне компенсируется «отлично» по английскому. Многие, куда более одарённые, показали себя хуже. Вы умеете работать.

— Я смогу поехать в Высшую Школу?

— Сможете, — подтвердил преподаватель. — Скажите, вы действительно этого хотите?

— Конечно.

— А зачем это вам, Александра, если не секрет?

— Зачем? — с недоумением переспросила я.

— Да. Чего вы надеетесь достичь?

Я похлопала глазами.

— Я хочу учиться. Стать настоящей колдуньей.

— А что значит — настоящей? Я думаю, вы и сами понимаете, что действительно выдающихся результатов вы не достигнете. Вы работоспособны, как я уже говорил, но ваши силы ограничены. Ещё немного, и вы достигнете своего потолка.

— Но ведь пока не достигла?

— Пока — нет, — признал преподаватель. — Но стоит ли ехать так далеко ради того, чтобы суметь ещё совсем немного?

— Евгений Михайлович, вы говорите так, словно я в Австралию собралась. Я хочу учиться. Хочу узнать больше. А достижения — это уж как получится.

Евгений Михайлович некоторое время молчал.

— Скажите, вы честолюбивы? — вдруг спросил он.

— Нет. По крайней мере, раньше за собой не замечала.

— Это хорошо. Кстати, вы помните текст Закона о Невмешательстве?

— Помню.

— Тогда вы должны помнить и то, что, поступив в Школу, вы навеки отрезаете себя от некоторых видов деятельности. Даже если вылетите оттуда после первого же семестра. Все, бывшие её студентами, лишаются права принимать участие в политической жизни обычных людей. Вы никогда не сможете вступить в какую-либо партию, занять какую-либо государственную должность, даже самую незначительную. Также вы никогда не сможете поступить на военную службу, равно как и в любые силовые органы. А если вздумаете заняться общественной деятельностью или бизнесом, то все ваши действия будут регулярно и тщательно проверяться.

— Поверьте, я всё это прекрасно помню. Но у меня и в мыслях не было становиться политиком, а тем более военным.

— Охотно верю, что вы не хотите этого сейчас. Но что будет после? Уверены ли вы, что не пожалеете о своём выборе?

— Я точно так же не уверена, что не пожалею, если останусь, — разговор, признаться, уже начал мне надоедать. — И потом ведь остаётся Ассамблея и все структуры, с ней связанные. Если во мне вдруг взыграет политик или силовик, я могу обратиться туда.

— Вероятность попасть в Ассамблею у вас исчезающе мала.

— Так же, как и вероятность, что я этого захочу.

В вестибюле показались Катя и Володя, они оглядывались по сторонам, явно разыскивая меня — мы уговорились встретиться здесь, чтобы потом в компании отпраздновать успешное окончание курсов.

— Извините, мне пора, — сказала я.

— Ну, что ж, — Евгений Михайлович вздохнул, — раз уж вы так серьёзно настроены, пишите заявление. Потом зайдёте в августе в бухгалтерию, вам дадут все необходимые документы. Отъезд двадцатого числа, впрочем, в объявлении всё написано. Вы уже определились, как поедете?

— Нет ещё, — сказала я. Судя по висевшему в углу доски объявлению, добираться в Школу мы могли двумя способами. Если сначала поездом до Мюнхена, а потом автобусом, то билеты нам выдавали бесплатно. Если же кто-то хотел лететь самолётом, а потом опять же автобусом (что, конечно, выходило быстрее), то билет на самолёт предстояло покупать за свой счёт.

— Так определяйтесь поскорей. Мы должны знать, сколько билетов заказывать.

Он ушёл, а ко мне подошли друзья.

— Чего он от тебя хотел? — спросила Катя. Она недолюбливала Евгения Михайловича с самого первого занятия. Должно быть, просто испугалась, когда он заставил её уснуть.