Пока не устану жить
Шрифт:
— Это ты на дежурстве так устала? — подозрительно спросила Катя.
— Угу.
— И чем же ты там занималась?
— А чем обычно занимаются на дежурстве?
— А с каких это пор дежурства там по двое суток? — подхватила эстафету Наталья.
— Не двое, меньше.
— Не важно. Не увиливай.
— Да ты прямо прокурор!
— Саша, — сказала Катя, — да посмотри в зеркало, ты всё ещё зелёная. Ясно же, ты не просто сидела рядом с ним. Что ты там делала?
— Ничего.
Они спрашивали ещё, но я встала как скала, отказываясь давать какие-либо разъяснения. Возможно, не было бы ничего плохого, расскажи я правду, но у меня язык
В конце концов они обиделись и отстали. Не скажу, что их обида доставила мне удовольствие, но облегчение от того, что больше не нужно ничего объяснять, было сильнее. Вернувшись в нашу комнату, я снова завалилась спать, с благодарностью подумав о тех, кто дал мне возможность выспаться и отдышаться после моего подвига.
9. ЗАПРЕТНАЯ СИЛА
— Добрый день, Кристиан.
Ответом мне было гордое молчание. Очнувшись, Кристиан предпочитал отмалчиваться, отвечая только на вопросы врачей, да и то сквозь зубы. Меня он вообще игнорировал, не удостаивая не только слова, но и взгляда.
Вздохнув, я поставила поднос на столик у кровати и оглядела палату. Всё в ней было по-прежнему, только на столике красовался большой букет красных роз, присланных Люси. К стеклянной вазе была прислонена открытка с написанным на ней от руки одним словом: «Выздоравливай!» Сама девушка в палате не появлялась, так как Кристиан упорно отказывался с ней видеться. Пытался он отказаться и от моих услуг, но тут уж врачи проявили твёрдость. Я была одной из немногих, кто доподлинно знал, что с ним произошло, и потому мне вменили в обязанность уход за ним. Хотя я бы совсем не огорчилась, если б требования Кристиана были выполнены. Общаться с ним, если это можно назвать общением, было очень тяжело.
— Кристиан, вам надо поесть. Если вам ещё трудно, я помогу.
Молчание. Я подавила вздох и поглядела в окно, за которым сбрасывал последние листья больничный садик. Первое время мне было жаль Кристиана чуть не до слёз, и раздражение от его поведения лишь чуть шевелилось в моей душе, причём я тут же старалась его подавить, напоминая себе, что нехорошо злиться на больного человека. Но постепенно жалости во мне становилось всё меньше, а раздражения всё больше.
— Как, оказывается, приятно быть больным и несчастным, — сказала я, обращаясь к окну.
Было по-прежнему тихо, ни шороха, ни скрипа, но я спиной почувствовала, как он быстро взглянул на меня и тут же вновь уставился в потолок.
— Лежите себе, смакуйте своё несчастье, пока вокруг вас все прыгают. Можно третировать любящую вас женщину, можно хамить врачам, можно делать вид, будто вы ослепли и оглохли, и ничего вам за это не будет. Полная безнаказанность. Это то, о чём вы всегда мечтали, верно? Ну, как же, как же, ведь вы теперь весь из себя такой судьбой обиженный! Зачем учиться жить по-новому, зачем искать своё место в жизни? Куда проще и приятнее тихо жалеть себя, любимого. И заставлять жалеть других.
— Да что вы об этом знаете, — сквозь зубы процедил Кристиан у меня за спиной.
Я обернулась к нему:
— Ага, значит, говорить вы всё-таки не разучились. Что ж, это радует. Может, вам всё же есть что мне сказать? Я вас внимательно слушаю.
— Да, мне есть что вам сказать, — тихо и хрипло заговорил Кристиан, но его голос постепенно становился всё громче. — Какого дьявола вы вообще влезли в это дело? Кто вас просил, спасательница
чёртова? И вы что, ждёте, что я буду вас благодарить? Не дождётесь! Благодетельница нашлась! Да мне это ваше… благодеяние вот где! Ну что вы ко мне привязались, будто вам не всё равно, буду я жив или нет?!— Это всё? — я сложила руки на груди. — Или хотите продолжить? Мне интересно.
— Ах ты…
Дальнейший монолог Кристиана, занявший минуты полторы, я поняла едва ли на треть. Уразумела лишь, что в нём содержалась весьма нелестная оценка моих умственных способностей, равно как и нравственности. Впрочем, я не особо и вслушивалась, понимая, что надо дать ему возможность выговориться, а меня он сейчас просто не услышит. Поэтому я молчала, глядя ему в лицо. Оно заметно осунулось, и обведённые тёмными кругами глаза казались неправдоподобно большими. И всё же он выглядел неплохо, во всяком случае, куда лучше, чем ещё два дня назад, видимо, пресловутая ускоренная регенерация оборотней начала действовать. Он уже мог полусидеть, опираясь на подушки, и сейчас в упор смотрел на меня, а его серые глаза в процессе монолога медленно наливались волчьей желтизной.
До сих пор я не видела в нём столь ярких проявлений его новообретённого оборотничества. Я чувствовала, что в нём, в его чувствах и разуме, появилось что-то волчье, какая-то скрытая за внешней безучастностью постоянная хищная настороженность, но она была едва заметной, этакая еле видимая прожилка в ауре. И вот теперь эта прожилка наливалась силой и цветом, как вена кровью, и я представила себе, как это будет выглядеть в полнолуние. Когда невидимая глазу «кровь» заструится в ней с такой силой, что это приведёт к изменению всей сущности Кристиана.
Наконец де Лиль выдохся и умолк, отвернувшись всё к тому же окну.
— Что ж, теперь я могу вам ответить, почему я это сделала, — заговорила я после короткой паузы. — Да просто потому, что не могла поступить иначе. Я не знала, что вас оставили умирать, но если б и знала, это бы ничего не изменило. Я не могу допустить, чтобы человек умер, если в моих силах этому помешать.
— А что мне теперь незачем жить, вы подумали?
— Нет. Я и сейчас так не думаю. Жизнь слишком дорого стоит, чтобы вот так ею разбрасываться.
— Моя жизнь кончена, слышите вы, кончена!
— Нет, Кристиан. Кончилась ваша прежняя жизнь, и началась новая. И какой она будет, зависит от вас.
— Может быть, хватит прописных истин?
— Прописная или нет, но это истина, и я рада, что вы это понимаете. И, в конце концов, это же не в первый раз. Вспомните инициацию — тогда тоже кончилась одна жизнь и началась другая.
— Разве можно сравнивать? — горько бросил он.
— Можно. Тогда вы тоже от чего-то отказались, пришлось ломать какие-то планы, и наверняка это было нелегко. Но вы справились тогда, справитесь и сейчас.
— Мне ничего не пришлось ломать, — Кристиан усмехнулся, вернее, оскалился. — Я знал, что буду учиться в Школе, с самого детства. И все очень бы удивились, если бы этого не произошло.
— Вы из семьи магов?
— Да.
Мне очень захотелось спросить, когда пробудился его Дар, и как его родители справлялись с малолетним магом немалой Силы, но я сдержалась. Сейчас есть темы поважнее.
— И всё же я уверена, что вы достаточно сильны, чтобы пережить то, что с вами случилось. Ведь, если подумать, ничего ужасного не произошло. Просто из вашей жизни будут выпадать несколько ночей в году. Это не самая высокая цена за право жить дальше.