Пока смерть не разлучит нас

– Что делалось?! Вы следили за мной?! – В первый момент она словно окаменела и даже руки не попыталась выдернуть.

– Не за тобой.

– А за кем?! – Она медленно подняла на него взгляд. – Вы следили за Виктором?!

– Ну следили, чего ты так нервничаешь?

– Зачем?! Зачем вы следили за ним?! – Ее вдруг начало трясти так, что локти по столу постукивали. – Вы следили за Виктором?! Господи, идиотизм какой!!! Он же психовал, он переживал, он все никак не мог понять, что происходит!!! Это вы… Это вы довели его до самоубийства, сволочи!!! Я сейчас позвоню…

– Кому?

Чаусов напрягся, уже силой удерживая ее руку в своей. Сейчас вырвется, соскочит с места и начнет звонить кому-то. Для начала бы неплохо выяснить – кому?

– Есть у меня хороший знакомый. – Вика тянула руку на себя и морщилась от боли. – Пусти! Пусти, Чаусов, я закричу!

– Кричи, толку-то! Кто тебя услышит? – Он не хотел, но все сказанное им прозвучало слишком зловеще, а он ведь и не собирался ее пугать, поговорить просто хотел. – Кому ты собралась звонить, а? Кому?

– Грибову. Это оперативник, который приезжал на место происшествия.

– А-а, помню, как же. – Чаусов нахмурился. – Тот самый хлыщ, который тебя отфутболил с твоим горем куда подальше.

– Тогда отфутболил, теперь помогает.

– В чем помогает?

– Помогает найти тех людей, которые довели Виктора до самоубийства. Если это вообще было самоубийством! Да пусти ты меня, мне больно!!!

Она наконец высвободила руку и, потирая кисть, вышла из-за стола на всякий случай. Укуталась в шаль, которую подхватила, удирая от него. Покосилась на Ивана и спросила:

– Ну что, мне расскажешь или в милиции?

– О чем? – Он замотал лобастой головой. – Мне не о чем рассказывать.

– Для начала расскажи, зачем следил за Виктором?

– Начальник приказал, я и следил.

– Зачем он тебе приказал?

– Все о тебе пекся. Как узнал, что ты уже два года замужем, а об этом и знать никто не знает, так и вызвал меня к себе. Последи, говорит, за парнем, понаблюдай, что он собой представляет. Что-то, мол, Виктория невеселая, может, алкаш или наркоман какой ей попался.

Это уже Иван от себя добавил. Ничего такого Бобров не говорил. Просто интересно ему стало, кто это посмел у него из-под носа его личную секретаршу увести. Он только-только губы на нее раскатал, а тут бац – такой облом.

Чаусов так понимал ситуацию, что бы ему Бобров ни плел. Но Виктории об этом решил пока не говорить ничего. Кто его знает, может, Бобров сменит гнев на милость и снова станет с ним любезен и приветлив. А он уже проболтается…

– Зачем ему это нужно, Вань? Я ему не дочь, не любовница, с какой стати он решил проявить такое участие? Не понимаю.

Она и в самом деле выглядела очень растерянной. Оно и понятно, а кто бы не растерялся. Никогда ничего не выходило за рамки деловых отношений, и тут вдруг такая забота…

– Кто знает, с чего это Бобров решил понаблюдать за твоим мужем, – пожал могучими плечами Иван. – Может, и правда о тебе пекся, ведь у вас на тот момент какие-то проблемы были, или я что-то путаю?

– Да не было никаких проблем. Витя просто долго не мог найти работу, только и всего. Я хотела попросить Николая Алексеевича, потом передумала.

– А он об этом узнал, Николай Алексеевич?

– Узнал, я сказала ему.

– Ну вот! А еще спрашиваешь! – обрадовался Чаусов и покосился в сторону газовой плиты. – Может, поставишь все же чайник, желудок сводит.

– Хорошо.

Она метнулась к плите, быстро налила воды в чайник, поставила его на огонь. Тут же принялась хлопать дверцами шкафов, пытаясь найти хоть что-нибудь к чаю, но ничего, кроме половины пачки овсяного печенья, не было. Она давно не была в магазине, очень давно. Днем еще что-то удавалось проглотить в кафе, дома она есть не могла. С трудом давилась кофе.

– Вот, Ваня, больше ничего нет. Извини, – она поставила перед ним огромную кружку апельсинового цвета с чаем, пододвинула поближе блюдце с печеньем. – Даже бутерброды сделать не из чего… Так он приказал следить за Виктором, чтобы убедиться в его адекватности?

– Ну! А я о чем! – обрадовался Чаусов, что у Виктории нашлось объяснение. Он бы до такого слова в жизни не додумался.

– И что ты ему о нем доложил? Каково было твое мнение о моем муже?

Вика снова села к столу, взяла с блюдца одно печенье и принялась катать его по скатерти. Есть совершенно не хотелось, и даже аппетитный хруст, издаваемый Чаусовым, не вдохновлял. Она бы и выгнала сейчас этого громадного парня, если бы не вопрос, который ее принялся терзать. Но подойти к этому вопросу следовало очень осторожно, очень. Иван, он хоть и простоват с виду, но наивным не был. И сразу поймет, куда она клонит, и не скажет уже тогда ничего. Вон как перепугался, когда она про Грибова вспомнила. Что-то здесь не так…

– А че, нормальный мужик с виду. С бабами не таскался, ну я в том смысле… – Он вдруг засмущался, принялся гонять громадной ладонью крошки от печенья по столу. – Для него только: дом – работа, работа – дом. С друзьями тоже я его не видел. Всегда один или с тобой.

– Это точно, – всхлипнула она неожиданно.

Напоминание об ее исчезнувшем счастье снова сделало ей больно. Виктория не успела смириться, нет, но начала стараться думать о постигшем ее горе как о чем-то неизбежном. Даже придумала себе, что Виктор мог страдать какой-то болезнью неизлечимой, и это заставило его так поступить с собой, с ней, с ними. Однажды додумалась до временного помутнения рассудка, вызванного его постоянным просиживанием за компьютером, что тоже могло его подстегнуть к самоубийству. И еще о чем-то думала много и неправильно, пытаясь найти объяснение.

Но он же был нормальным! Вон и Иван Чаусов об этом же говорит. Почему тогда?! Почему?..

– И ничего я плохого или странного за ним не замечал, – ободренный ее тихой благодарностью, продолжал заливаться соловьем Иван.

– А в тот день?!

Она резко подняла голову и уставилась на него так, что его спине стало жарко.

– В который? – Он ловко изобразил недоумение.

– В тот самый, когда его не стало! – Она повысила голос, поняв, что разговорить Чаусова будет не так-то просто. – Ты ничего подозрительного не видел, Ваня?

– Нет, – мотнул он головой и тут же спрятал глаза на дне большой оранжевой кружки, понял, что немногословность его выглядит по меньшей мере невежливо, и пробубнил: – Что я мог видеть, сидя в машине на улице, Вика? Сама посуди…

– А ты никогда не входил в здание? – разочарованно протянула она.

– Никогда. Доводил до ступенек, и все. Я и из машины-то никогда не выходил, честно! Указаний таких не было, вот я и сидел за рулем все время.

– А… никого не заметил?

– В каком смысле? – Его снова жаром шарахнуло меж лопаток.