Пока ты со мной

— Если хочешь, я позвоню завтра Арнольду Ричардсону и изложу ему ситуацию, — предложил Грег. — Он сам тебе все объяснит. У этой женщины нет ни малейших шансов на победу в суде.

— А я считаю, что Ричардсон сам во всем виноват. Как он мог допустить, чтобы посторонний человек рылся в его картотеке?

— Уверен, что это произошло без его ведома.

— Тоже мне оправдание! — вспыхнула Карен. — Его дело — обеспечивать конфиденциальность.

Грег глубоко вздохнул, взял со столика журнал, пошелестел страницами.

— Ну вот, теперь еще и ты на меня разозлился.

— Нет, не разозлился. Просто я не могу видеть, как ты убиваешься. Ничего страшного не произошло, небо на землю не свалилось. Нужно сохранять спокойствие.

— Что-то ты сам не больно-то спокоен.

Грег не ответил. Он свернул журнал трубкой и принялся постукивать им по ладони.

— Грег, закон — это еще не все.

— В каком смысле?

— А что, если Дженни сама захочет уехать с ней? Вдруг она выберет Линду, а не нас… Не меня?

— Какая чушь! С какой стати она будет отдавать предпочтение чужой женщине? Нас она знает, любит!

— Ты сам видел, как она себя вела. Она просто в восторге от всего этого. Такое ощущение, что Дженни всю жизнь только и ждала момента, когда появится ее расчудесная «родная мать».

— Ты преувеличиваешь.

— Может быть. Но я так напугана. В последнее время мы с Дженни только и делаем, что ссоримся. Буквально вцепляемся друг другу зубами в глотку. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, ей все не нравится. И в этот самый момент появляется загадочная и совершенно восхитительная незнакомка, которая заявляет: «Я — твоя родная мать. Я всю жизнь мечтала о тебе, моя прекрасная дочурка, а ты на самом деле оказалась еще прекрасней, чем я себе воображала». — Карен вскочила и принялась расхаживать по комнате. — Теперь давай сравним. С одной стороны, старая ведьма Карен, неродная мать, которая заставляет несчастную малютку делать уроки, ставить вещи на место и так далее; с другой стороны — Линда, ласковая и нежная родная мать, которая смотрит на Дженни восхищенными и обожающими глазами. Теперь ответь мне, какую из матерей выбрал бы ты?

— Не нужно упрощать, — пробормотал Грег, отводя глаза.

— Дженни и без того в последнее время лихорадочно искала причину, по которой можно было бы меня отвергнуть раз и навсегда. А сегодня эта причина заявилась к ней сама. Я этого не выдержу, Грег. Дженни — мой единственный ребенок, кроме нее, у меня в жизни ничего нет.

Муж с размаху швырнул журнал на столик и вскочил на ноги.

— Немедленно прекрати! Ты делаешь из мухи слона. Ради бога, будь разумной.

Карен свирепо уставилась на него, но в следующую секунду из глаз ее хлынули слезы.

— Извини. Но если я даже собственному мужу не могу рассказать о своих страхах…

На его лице появилось страдальческое выражение. Грег отвернулся.

— Послушай, ты так говоришь, словно этот вопрос будет решать сама Дженни. А если тебя интересует мое мнение, мы просто возьмем и запретим ей встречаться с этой женщиной. Скажем «нет», и дело с концом. Она несовершеннолетняя, мы ее родители. В конце концов, что мы знаем об этой женщине? Может быть, она чокнутая, психически неуравновешенная. Уж, во всяком случае, нормальной ее назвать трудно — иначе она не заявилась бы вот так, без предупреждения.

— Это верно.

Карен села на диван рядом с мужем.

— Честно говоря, я вообще не понимаю, почему ты разрешила девочке встретиться с ней завтра.

Карен не ответила.

— Все очень просто. Мы запретим дочери встречаться с этой самой Линдой, и точка. Я с удовольствием сообщу этот приговор Линде Эмери. Ты никогда ее больше не увидишь.

— Нет, — вздохнула Карен. — Так поступить мы не можем.

— А что такого? Я и с Дженни поговорю. Роль жестокого отца меня не пугает.

— Дело не в этом. Просто… Мы не можем лишить девочку возможности узнать поближе свою родную мать. Особенно теперь, когда они уже встретились. Это было бы нечестно. Нечестно по отношению к Дженни. Я ведь знаю, что этот вопрос ее мучает. Школьный психолог говорил мне, что Дженни как раз в таком возрасте, когда у подростков происходит кризис самоидентичности. В особенности у приемных детей. Может быть, знакомство с родной матерью поможет девочке. Пусть узнает ее получше, выяснит, кто ее отец. Ну, я не знаю, что там Линда решит ей еще рассказать.

— Я тебя не понимаю! — развел руками Грег. — Сначала ты говоришь одно, потом, когда я предлагаю тебе разумное решение, тебя заносит в противоположную сторону. Я же хочу тебя защитить. Тебя и Дженни. Давай я сделаю то, что собираюсь.

— Нет, это не выход. Как ты сам не понимаешь? Если мы займем жесткую позицию, Дженни все равно будет с ней встречаться, только тайком. А может быть, произойдет что-нибудь и похуже. Нет, запрещать мы не будем. Иначе она затаит на нас обиду.

— Ты сама не знаешь, чего хочешь! То у тебя одно, то другое.

— Перестань на меня орать! Я же в этом не виновата, не я это затеяла. Я всего лишь пытаюсь справиться с ситуацией. Что ты на меня разозлился?

— Ты связываешь мне руки! Ты рисуешь всякие кошмарные картины, а когда я пытаюсь что-то предпринять…

— Ничего предпринять здесь нельзя. Эта женщина уже есть. Нам нужно быть готовыми ко всему. А что до моих слов, так я всего лишь хотела поделиться с тобой своими чувствами.

— Вот и отлично. Поделилась — и превосходно.

— Я-то надеялась получить от тебя моральную поддержку! — возмутилась Карен.

— Ты хочешь, чтобы я стоял рядом с тобой сложа руки и смотрел, как эта баба разрушает нашу жизнь?!

Карен изумленно уставилась на мужа. Ей показалось, что земля внезапно заколебалась у нее под ногами. Ведь Грег всегда был таким хладнокровным, таким уверенным в себе.

— Ты правда думаешь, что такое возможно? Ты серьезно?

Грег покачал головой:

— Нет, извини меня. Просто день выдался слишком уж тяжелый.

Ей стало его жалко. И еще ей стало стыдно — она обрушила на него свои страхи так, словно Грег — сторонний наблюдатель. Ведь Дженни и его дочь тоже. Жизнь Грега зависит от того, чем закончится схватка между матерями.

— Ничего, — ласково сказала Карен. — Все равно это случилось бы рано или поздно. Не сегодня, так в другой день.

— Наверно, ты права, — хмуро кивнул Грег.