Покаяние. История Кейса Хейвуда

мужчина абсолютно пустой, мужчина, который только и знает о чувстве раскаяния.

Я схватился за островок и наклонил голову, не в состоянии больше смотреть в

свои пустые, голубые глаза. Одинокая слеза покинула мои глаза и скатилась вниз по

моему лицу, удивив меня тяжестью эмоций, которые я испытывал, понимая, что через все,

что прошла Лайла, потенциально прошла Мэделин из–за меня или могла бы пройти.

Пронзительная боль выстрелила в моем животе, парализуя меня у островка в

ванной. Мои ноги шатались подо мной, пока я пытался восстановить контроль над своим

телом. Я был лучше этого. Я был сильнее этого. Я не позволю этим чувствам завладеть

моим телом.

От потребности убраться из квартиры Лайлы, я повернул вентиль и ополоснул

лицо водой. Я вытер его розовым полотенцем, которое висело на крючке, упиваясь

запахом Лайлы. Она была повсюду, делая потребность убраться намного сильнее.

Я смыл, натянул свою футболку с кисточками через голову и сделал глубокий

вдох прежде, чем открыть дверь в ванную. Я частично ожидал, что увижу Лайлу, ждущую

меня, голую со скрещенными на груди руками, но ее не было там.

Благодарный за это, я пошел к ее двери, пренебрегая всем, что мог оставить. Я

уже собирался уйти, когда вспышка фиолетового привлекла мой взгляд. Лайла сидела на

диване, одетая в короткий, фиолетовый, шелковый халат, с бокалом вина в руках, и

уставившись в стену.

Она не смотрела на меня, даже не замечала моего присутствия, когда я схватился

за дверную ручку. Не попрощавшись, я выскользнул наружу и прошел несколько

кварталов до квартиры Диего, где захватил литр виски и отнес его в свою комнату.

Время забыться.

Глава 16.

Мое прошлое…

Веселье бушевало на расстоянии, когда я вышел под яркую, удушающую погоду

Нового Орлеана. Солнце светило беспощадно, отражаясь от каждой поверхности в парке,

от чего практически невозможно было открыть свои глаза. Я натянул солнцезащитные

очки, чтобы прикрыться защитным слоем не только от солнца, но и от реальности, с

которой столкнусь лицом.

Прошло несколько месяцев со дня смерти, и я подумал, что, может быть,

парализующее чувство, которое испытывал каждый день, ослабнет немного со временем,

но это было далеко от истины. Ощущение, что боль только сильнее росла.

Джетт пытался отвлечь меня в «Клубе Лафайет», нагружая большей

ответственностью и добавив еще троих девушек к списку. Он вынудил меня тренировать

их в современном спортивном зале, но это всего лишь незначительное отвлечение, ничего

большего.

Мой типичный день начинался с длинной тренировки, избивания груши, пока

мои костяшки не превращались в мясо под боксерскими перчатками, потом я принимал

душ, встречался с девочками в спортзале и занимался с ними простой плиометрикой.

После всего этого, мы проводили несколько часов в комнате Тулуза, где я наблюдал, как

девочки практикуются в своих обычных делах, пока не становился довольным их

выступлением. Еда падала куда–то, но она никогда не была тем, чем я наслаждался,

потому что, честно, я больше не чувствовал вкуса. Вся эта пресное питание было

необходимо мне, чтобы жить в своем ненавистном состоянии. Мои ночи были наполнены

крепкой выпивкой, которая в избытке хранилась в «Клубе Лафайет». На следующее утро я

повторял свой день, никогда не позволяя себе насладиться любым аспектом своей жизни.

Я мертвец, прогуливающийся по улицам Нового Орлеана, без души, без

будущего, расколотый и избитый человек, страстно желающий прожить несчастную

жизнь, продолжая раскаиваться до ее конца.

Треск от удара мяча по алюминиевой бите сместил мои размышления на

детскую игру в бейсбол. По близости не было бейсбольного поля, только трава

размеченная конусами и базами и с линей из стульев для родителей, подбадривающих

своих детей. В парке, по крайней мере, четыре поля с подобной установкой, максимально

используя пространство парка для подрастающей маленькой лиги, все это предлагала

городская община городу.

Стол с закусками стоял сбоку от полей, где группа мамочек платила за

спортивные напитки и семечки.

Детский смех эхом разносился по парку, владельцы выгуливали своих собак, а

родители пытались ограничить своих малышей, которые, как предполагалось, должны

были смотреть за своим старшими братьями и сестрами, играющими в простой бейсбол.

Парк пропах семьей, отчего все мое тело зудело.

Это была желанная пытка.

Мазохистская боль выжигала свой путь по моим костям и лучилась по моим

венам, напоминая мне снова, что я живу, чтобы испытывать такую боль.

– Попался! – маленький мальчик закричал передо мной, саля своего друга.

– Нет. Ты поймал меня за футболку. Это не считается, – ответил его друг.

– Футболка на тебе, так что я поймал тебя.

– Это не считается, – ответил мальчик, который не делал веского заявления.

– Считается, – сопротивлялся ведущий салок.

– Нет, не считается, – ответил обманщик.

– Ладно, – сказал маленький мальчик, шагая вперед и ударяя своего друга по