Показной блеск
Шрифт:
Не то чтобы я не ценил свое наследие. Это всегда было важной частью меня, и это была еще одна причина, по которой я не уехал из Монтаны. Я восхищался своей культурой, своими семейными традициями. Но я хотел большего. Я хотел свободы.
А свобода стоит денег. Очень много денег.
Я хотел увидеть руины майя и совершить экскурсию по Колизею в Риме. Я хотел прогуляться вдоль Великой Китайской стены и поплавать с маской и трубкой в Карибском море. Я мог бы провести месяцы, просто исследуя свою страну, вдыхая как можно больше Америки.
Я не хотел жить в том же районе, где родился.
Я хотел жить той жизнью, которую выберу сам.
Прямо сейчас это означало работать здесь, в Ларк-Коув, выжидать удобного момента и заставлять себя сдерживать свою страсть к путешествиям, чтобы не тратить свои сбережения на легкомысленные путешествия до того, как наступит подходящее время.
Таков был план.
Единственным человеком в моей семье, который поверил в это, был Ксавьер.
— Я многим обязан своему дяде. — Я взял пистолет и снова наполнил стакан Софии водой. — Он приютил меня, когда я переехала сюда. Помог мне получить эту работу. Он даже продал мне свой дом, когда они с Хейзел поженились. Ты когда-нибудь встречалась с ним?
Она кивнула.
— Только один раз. Однажды они с Хейзел провели с нами Сочельник, когда все мы, Кендрики, приехали в Монтану. По-моему, это было в тот год, когда они поженились. Два года назад?
— Примерно так.
Это было Рождество, когда Хейзел и Ксавьер пригласили меня присоединиться к ним в доме Кендриков. Вместо этого я поехал домой, чтобы провести его со своей семьей. Когда я приехал, я обнаружил свою бывшую девушку, сидящую за обеденным столом между двумя моими сестрами. Они снова попытались свести меня с ней, проведя всю ночь в разговорах о том, как было здорово, когда мы были парой.
Через несколько часов с меня было достаточно не очень тонких намеков вернуться домой, жениться и завести дюжину детей, чтобы продолжить род. Я уехал, возвращаясь в Ларк-Коув по обледенелым дорогам посреди ночи.
Я выпил за Рождество в полночь, один на темном и пустом шоссе. Затем я отпраздновал, опустошив в ванную в подвале моего дома.
Когда я рассказал Ксавьеру о непрекращающемся давлении со стороны моей семьи, он пришел в ярость и позвонил моему отцу. Насколько мне известно, этот спор был последним, когда они разговаривали. Я не был уверен, заговорят ли они когда-нибудь снова.
Хейзел была так взволнована, что взяла за правило проводить все каникулы в их коттедже. С тех пор мое имя было на подарках под рождественской елкой.
— Это все? — София потянулась к подносу и достала еще один лайм.
— Что все?
— Все о тебе? Что ты любишь делать, когда веселишься?
Веселюсь? Я был слишком занят работой и управлением своими инвестициями, чтобы развлекаться. Тея как-то сказала мне, что Кендрики сколотили состояние на недвижимости. Если бы я был хотя бы чуточку так же успешен в своих начинаниях, как они в своих, я бы назвал это победой.
Я надрывал свою задницу, чтобы это произошло.
— У меня не так много времени на развлечения.
— Теперь ты говоришь,
как мой отец. — Она закатила глаза. — Должно же быть что-то, что ты делаешь для развлечения. В чем дело?Ее глаза умоляли ответить, как будто она не хотела, чтобы моя жизнь была заполнена только работой. На ее лице было отчаяние, когда молчание затянулось. Ее тело поникло, пока я ломал голову, что бы такое сказать.
Если я не придумаю что-нибудь, что угодно, она запихнет меня в ту же категорию, что и ее отец, и я разрушу ее надежды на этом пути.
— Я играю в баскетбол.
Ее плечи приподнялись.
— Это весело.
— В это время года не так уж много игр, но раз в неделю я встречаюсь с ребятами в школьном спортзале и играю. Летом у нас каждый день в парке проходит игра.
— Я рада, что у тебя это есть.
— Я тоже. — Я действительно не думал о своих баскетбольных матчах, но я каждый раз с нетерпением ждал их.
— Важно не просто работать все время. — Она соскользнула со стула, прихватив с собой стакан с водой. — Она поглощает жизнь моего отца. И моей сестры тоже. Хотя мне, наверное, не стоит критиковать, поскольку я никогда не работала. Полагаю, ты с ними согласен.
— Ты сейчас работаешь.
Она обошла бар, остановилась рядом со мной и пожала плечами.
— Но разве это действительно считается? На самом деле я не работаю. Мне даже не платят.
— Эй. Посмотри на меня. — Я взял у нее из рук бокал. — Это считается. И какие бы чаевые ты не получала, пока ты здесь, они твои. Ты заработаешь их сама.
Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, я поставил ее стакан с водой и подошел к шкафчику в конце бара. Он был полон кучи всякого хлама, который мы свалили в одно место, чтобы он не мешался под ногами. Каждые несколько месяцев этот шкаф раздражал Тею, так что она тратила целый день на его уборку. Потом она говорила мне и Джексону, что если мы снова наполним его до краев, нам придется убирать его самим.
Мы никогда этого не делали.
Все было также. К счастью для меня, его давно пора было убрать, но Тея еще этого не сделала.
Я порылся на одной из полок и нашел пустую банку из-под оливок. Я отнес ее Софии, взял Фломастер из банки с ручками у кассового аппарата и протянул их. Это твоя банка для чаевых. Напиши на нем свое имя.
Она колебалась, ее глаза были прикованы к маркеру. Я просто попросил ее написать свое имя на банке, но она посмотрела на это так, словно я просил ее нарисовать каракули на Моне Лизе.
Наконец, она взяла маркер и аккуратно написала «София» закрученными, плавными буквами.
Когда она закончила, я взял ее и поставил на стойку, убедившись, что она находится спереди и по центру. Моя банка для чаевых стояла рядом с банкой Теи и Джексона у кассы, но я хотел, чтобы ее банка была видна.
Потому что София была видна.
У нее было больше возможностей, чем она думала. У нее было больше ума, чем у большинства — даже с избытком.
Если я что-нибудь сделаю в течение следующих девяти дней, так это покажу ей, что по крайней мере один человек верит в нее, что один человек не ожидает, что она будет соответствовать определенной роли из-за ее наследия, фамилии или порядка рождения.й