Покер на костях

– Такого приказа я не отдавал.

– Серьезно? – Жовнер засмеялся. – Ты представляешь, Саша, в нашей операции стало так оживленно, что мы уже даже и не понимаем толком, кто кого убил. Неужто это Михаил подсуетился?

Я, услышав знакомое имя, насторожился, хотя мало ли Михаилов на свете.

– Вы ведь знаете Михаила? – обернулся ко мне Жовнер.

– Смотря какого.

– Того самого. Вы еще живописали его в книге. Он у вас получился чуть ли не гуманистом. Этот гуманист за последнее время отдал приказ на уничтожение не менее двух десятков человек. Кстати, фамилия у него Залесский. Вы в романе не указали, он у вас получился бесфамильным. Залесский, старинная фамилия. И тебя, Саша, он тоже, выходит, подставил. Он так поверил в свою гениальность, что проморгал мой встречный ход. Он решил, что я такой же подкидной дурак, как и ты. Что за мной стоит такой же умный, как и он сам.

– Артем, – подал голос тот, кого Жовнер называл Игорем Петровичем.

Стоп, я ведь писал об Игоре Петровиче, только он для меня был лишь бестелесным носителем имени и отчества. Одним из действующих лиц романа.

И, кстати, почему Артем?

– Артем, – еще не поздно. Мы можем это прекратить. Я смогу договориться, чтобы тебя отпустили.

– Вот видишь, Саша, как ведут дела нынешние гуманисты? Если я соглашаюсь, то это значит, что тебя уберут как лишнего свидетеля.

– Его и так уберут, – бросил Игорь Петрович.

– Все там будем, уважаемый, все там будем.

– Зачем ты начал переговоры?

– Я хочу дать небольшой шанс вашему гуманизму, Игорь Петрович. Совсем небольшой шанс спасти от десяти до пятнадцати миллионов украинцев.

У меня в желудке все перевернулось. Эти двое спокойно обсуждали судьбу именно десяти-пятнадцати миллионов, и голова у них, похоже, не кружилась…

… Взрыв, водяная стена, сносящая плотины, крики, грохот рушащихся домов…

– Не падай, Саша, – Жовнер стоял рядом со мной и придерживал за плечо.

Я, видимо, все-таки отключился.

Игоря Петровича не было.

Какой же ты дал шанс гуманизму, попытался спросить я, но сил не хватило. Перед глазами снова замелькало что-то черное. Не смотреть, это водоворот, он засосет, он сожмет все, что я вижу, в маленькую точку и разобьет эту точку о темноту…

– Ты совсем плохой, – Жовнер ударил меня по щеке, – держись.

– А за-чем… – выдавил я из себя, сквозь спазмы тошноты и вязкую слюну.

– Мне нужен зритель, Саша. Кстати, давай я сниму с тебя наручники, ты в таком состоянии можешь обойтись и без них.

Жовнер вытащил из кармана куртки ключ и расстегнул наручники. Я поднял руки к глазам. Кисти рук свисали как резиновые. Я попытался пошевелить пальцами.

– Извини, туго зажали, – посочувствовал Толик.

Хотя, почему Толик?

– Почему Артем?

– А меня так зовут, Артем Ртищев. Жовнер это творческий псевдоним. Я уже даже привык к нему.

– Артем… – сказал я, понимая, что несу полную околесицу, – я не люблю это имя, у меня с ним связаны неприятные воспоминания.

– Извини, брат, я не виноват, так получилось, – засмеялся Жовнер, или Ртищев.

– Что ты ему предложил? – спросил я.

30 января 2000 года, воскресенье, 7-45 по Москве, Белгородская область.

Игорь Петрович молча сел в кресло в салоне микроавтобуса.

– Что он хочет? – спросил Виктор Николаевич.

– Пустяк, – грустно улыбнулся Игорь Петрович. – Он готов не взрывать заряд, если мы в течение часа свяжемся с Президентом Украины, и тот в прямом эфире, по всем теле и радио каналам объявит об угрозе катастрофы, и сообщит, что сам знал о такой возможности, но ничего не предпринял. И в тоже время наш и.о. также должен выйти в эфир и сообщить народу, что все действительно так, и что он также знал о такой возможности.

– И тогда он не будет взрывать? – спросил Михаил.

– И тогда он гарантирует добровольную сдачу и готов предстать перед судом.

– Он еще мог бы потребовать, чтобы его избрали папой римским, – негромко сказал Виктор Николаевич, – с тем же успехом.

– Это его последнее условие.

– Ты прикинул шансы на штурм?

– Взять можно, людей у него около пяти, один заложник…

– Заренко? – спросил Виктор Николаевич.

– Да.

– Можно пренебречь.

– Мы просто не успеем добраться до пульта. Он взорвет все раньше. Я смотрел, пульт подключен и код введен. Остался только поворот ключа и нажатие кнопки. И все.

– Зачем ему это нужно? – снова спросил Михаил.

Игорь Петрович задумчиво пригладил волосы:

– Понимаете, Миша, я устал. Я устал таскать воду решетом, устал останавливаться по окрику хозяина возле самого горла врага. Да и хозяев что-то развелось много. Слишком много. И пришла в голову хорошая мысль… – Игорь Петрович замолчал и посмотрел на Виктора Николаевича, который встал и подошел к двери микроавтобуса.

– Я свяжусь с Москвой, – сказал Виктор Николаевич.

Игорь Петрович подождал, пока за ним захлопнется дверь и продолжил:

– И самое страшное в этом, ты меня поймешь, я думаю, это то, что под рукой есть средства. Можно скрутить полмира, просто нужно обратиться к кому-нибудь и показать, что у нас на него накоплено.

– Шантаж, – кивнул Михаил, – я думал об этом.

– Я тоже, тем более что у меня есть доступ к этим досье. Пришлось искать исполнителей, тех, кто будет непосредственно осуществлять операцию. Артем Ртищев за кордоном, Мазаев здесь, на территории бывшего СССР.

30 января 2000 года, воскресенье, 8-15 по Москве, Белгородская область, бункер.

– Запланировано было, что я встречу этих людей и заставлю их раскошелиться под идею встряски России. Именно встряски. Не уничтожения, а ослабления и встряски. Нужно было, чтобы Россия перестала претендовать на звание мировой державы и при этом навела порядок внутри. Вернулась к идее единоначалия.

– Зачем? – спросил я.

– Зачем… – Ртищев задумчиво посмотрел на пульт, пальцы легко коснулись кнопки. – Ты знаешь, после чего в коммунистический Китай снова пошли иностранные инвестиции? После того, как тамошнее руководство задавило танками студенческую демонстрацию. И предприниматели поняли, что в стране есть стабильное и сильное руководство, способное действовать в случае необходимости жестко. Цвет знамени тут уже рояли не играет.