Покинутые небеса

Марти насторожился:

– Ты говоришь, что он мертв?

Хэнк кивнул.

– О господи! – Марти смахнул со лба прядь волос. – Могу я узнать, ты в этом замешан?

– Не бери в голову. Важно то, что он мертв. Но почему копы не идентифицировали его личность, когда получили труп?

– Это я выясню.

Хэнк осторожно положил фотографию обратно на стол.

5

По сравнению с загроможденной квартирой Рори комнаты Энни казались по-спартански скромными. Если у Рори едва можно было рассмотреть хоть кусочек пола, то здесь натертые сосновые доски можно было сравнить с городской площадью, освещенной маслянисто-желтыми лучами настольной лампы, стоящей на маленьком столике у окна рядом с диваном. Неподалеку разместилось кресло с регулируемой спинкой, вдоль стены располагался старый диван и небольшой персидский ковер перед ним, вдоль второй стены поставленные друг на друга деревянные ящики образовывали этажерку для книг, дисков и стереосистемы. Вот, пожалуй, и все. На стене в деревянной рамке висела единственная черно-белая фотография – на ней был снят сидящий за пианино Ахмат Джамаль в тот момент, когда он повернул лицо к зрителям.

По сравнению с остальными помещениями гостиная была наиболее загруженной. В спальне находились только кровать и комод, стены – абсолютно голые. В свободной комнате, служившей домашней студией, поскольку ее стены были обиты звуконепроницаемым покрытием, на ящике стоял четырехдорожечный магнитофон, стул, усилитель, две стойки с микрофонами и гитары Энни: одна – классическая шестиструнная, вторая – для выступлений, обе на подставках. По углам на пластмассовых ящиках из-под молока стояли колонки.

– Не вижу необходимости накапливать лишние вещи, – ответила она Рори, когда тот задал вопрос о скудной меблировке ее квартиры. – Знаешь, – добавила Энни с улыбкой, – некоторые люди предпочитают путешествовать налегке, а я живу налегке.

После каждого визита к Энни Рори остро ощущал тесноту собственной квартиры. Как только он вступал в этот хаос, он каждый раз давал себе слово разобрать накопившиеся завалы, но так продолжалось уже не первый год. С тем же постоянством он отвлекался на более важные дела, откладывал уборку на следующий день, а потом забывал о своих намерениях до следующего посещения Энни. Вот и сейчас, как только они пересекли холл и вошли в ее гостиную, Рори немедленно вспомнил о беспорядке в своей собственной квартире.

– Керри – милая девочка, – сказала Энни.

Рори не спорил. Керри действительно была милой, она оказалась прекрасным человеком, каких он уже и не надеялся встретить. Ему понравилась искренность, с которой девушка призналась, что, как только вышла из самолета, тут же потеряла всякую надежду обрести самостоятельность. В том, что она ощущала себя выбитой из колеи, не было ничего постыдного, Рори и сам испытал нечто подобное, когда впервые приехал в большой город, о чем он не замедлил ей рассказать. Очень трудно сразу разобраться во всех тонкостях городской жизни, особенно если тебе не к кому обратиться за советом. Похоже, Керри была искренне благодарна Рори за его поддержку и за остальную помощь тоже.

Общими усилиями они втроем вытащили из подвала еще не старый пружинный матрац и водрузили в спальне Керри. Потом Рори и Энни провели ревизию в своих квартирах в поисках самых разных вещей, которые могли понадобиться Керри на первое время. Полотенца, мыло, постельное белье, несколько тарелок, кастрюли и сковородки, кружки, пара стеклянных кружек с эмблемой «Кока-Колы», столовые приборы. Нашлись также хлеб, джем, масло, сыр, чай, молоко и сахар. Рори пожертвовал деревянный стул, который был погребен под грудой картонных коробок в задней комнате. Энни преподнесла начатую упаковку шоколадных конфет, что было значительной жертвой с ее стороны, поскольку конфеты были ее любимыми, а коробка – последней. Два часа спустя, вспомнив, что Керри, вероятно, устала после долгой дороги, друзья пожелали ей спокойной ночи и оставили обживать новое помещение.

– Требуется немалая сила духа, чтобы вот так собраться и отправиться в путь через всю страну, – сказала Энни, закрывая входную дверь своей квартиры.

Рори кивнул в знак согласия. Он удобно расположился на диване, а Энни сходила на кухню и вернулась оттуда с двумя запотевшими от холода бутылками пива. Она включила проигрыватель и присоединилась к Рори, вытянув длинные ноги и положив их на ящик из-под апельсинов, служивший журнальным столиком.

– Это лучшая, хотя и неизвестная пока группа Северной Америки, – пояснила Энни, когда Карла Торгенсон, одна из двух вокалисток ансамбля, начала воспроизводить свою версию песни Ника Кейва. – Интересно, была ли Керри на их концерте?

– От Южной Калифорнии до Сиэтла далековато.

– И все же.

– И все же, – повторил Рори. – Они могли поехать туда на гастроли. – Он отхлебнул глоток пива. – Почему-то я сомневаюсь, что она посещала много концертов. – Рори перевел взгляд на черно-белый портрет Джамаля. – Глядя на нее, можно подумать, что она только что приехала из другой страны или вышла из монастыря.

Энни усмехнулась:

– Милая и наивная.

Рори искоса взглянул на нее.

– Как раз в твоем вкусе, – добавила Энни.

– Боже, Энни!

– Я же пошутила. Тебе надо расслабиться.

– Ха-ха.

– Но она и в самом деле хорошенькая, – не унималась Энни.

Рори медленно кивнул.

– А когда последний раз ты встречался с кем-нибудь?

– Ты что, следишь за мной?

– Нет, не я, – ответила Энни. – А вот девчонки-вороны, может, и следят.

Теперь и Рори улыбнулся:

– Мне кажется, они следят за всеми сразу. – Он сделал еще один большой глоток. – Меня интересует другое – за все эти годы я так и не узнал, где они живут. Судя по всему, они обитают где-то поблизости, но будь я проклят, если знаю, где именно.

– Почему бы просто не поверить, что их дом на дереве?

– Ты и сама в это не веришь.

– Ну почему же?..

– Потому что это…

Он хотел сказать «невозможно», но не успел произнести последнее слово, как его поразила следующая мысль. «За все эти годы», – мысленно повторил Рори. Он прожил в доме почти десять лет, и только сейчас до него дошло, что он всегда относился к девчонкам-воронам как к двум проказницам, что живут по соседству. Как к детям. Которым от силы лет четырнадцать. Но с тех пор, как он впервые их увидел, они ничуть не изменились. Они и сейчас выглядели как в то утро, когда внезапно появились у его дверей сразу после переезда. Эти шумные подростки хотели знать, откуда он приехал, долго ли собирается здесь прожить, любит ли лазить по деревьям…

– Как странно, – произнес он. – Знаешь, о чем я сейчас подумал?

Энни озадаченно посмотрела на него:

– Не знаю. Но это, должно быть, поистине нечто очень серьезное, поскольку от размышлений твое лицо совершенно перекосилось.

– Эти близнецы, девчонки-вороны… они…

Голос Рори снова прервался, но на этот раз из-за звуков музыки, донесшихся из квартиры Керри. Фортепьянной музыки. Произведение показалось ему знакомым, хотя автора Рори не мог бы назвать. Они с Энни переглянулись.

– Рахманинов, – произнесла Энни.

Рори мгновенно забыл о девчонках-воронах и их неизменной внешности.

– Энни… – заговорил он.

Но ее взгляд был обращен куда-то вдаль. Она слушала, но не Рори.

– На этом инструменте никто не играл после смерти Поля, – сказала она. – Он часто исполнял эту вещь, помнишь?

Рори не помнил – вся классическая музыка звучала для него одинаково, и все же он кивнул.

Энни вздохнула, и печаль окутала ее плотным покрывалом, как бывало всегда при воспоминаниях о Поле. Рори не мог с точностью определить, какие взаимоотношения их связывали, они были больше чем друзьями, но едва ли любовниками. Да, безусловно, невидимые узы соединили этих двоих прочнее, чем кровное родство. Энни была совершенно разбита после смерти Поля, весь дом скорбел об утрате, но она переживала тяжелее остальных.