Покорение Сибири

– Очень интересное, - улыбнулся Рустам.
– Ладно, иди. Послезавтра с утра жду тебя здесь.

– Хорошо.

* * *

Поиск полицейскими разбойников, которые напали на офицеров, ничего не дал. Оставшиеся в живых описали только, что это были бородатые мужики. А таких бородачей ходила половина города, и каждый мог быть в чём-то замешан. Полиция для порядка задержала несколько человек, но потом всех отпустила, кроме одного. Тот действительно оказался мелким жуликом. Платона Зубова похоронили. Несостоявшийся любовник Екатерины II уже не убьёт её сына подвернувшейся под руку злосчастной табакеркой.

Глава 12.

Петербург. Поэзия и проза.

Кто-то из писателей сравнит Петербург с Пальмирой. И пойдёт, и поедет это сравнение по городам и весям, и будут называть российскую столицу Северной Пальмирой. Так вот, на одной из улиц Северной Пальмиры под названием Грязная, в доме ? 14 жил Радищев Александр Николаевич. А работал сей господин на таможне. Ну, живёт человек, ну, работает, что в этом плохого? А нет ничего в этом плохого. Но только зуд творчества у этого человека в одном месте завёлся, и начал он писать поздними вечерами книгу под названием "Путешествие из Петербурга в Москву". Ладно бы просто писал, но Радищев почему-то делал это втайне от всех. Да и Бог бы с этой тайной, да только как на грех пересеклись дорожки работника таможни Радищева и купца первой гильдии Лапина. Простое пятиминутное дело растянул Александр Николаевич на целых два дня. У Ивана Андреевича с литературой и так были нелады, кроме матерных стишков, а за сочинение по книге Радищева он в своё время получил двойку, из-за чего одноклассница, к которой он испытывал пылкую симпатию, отказалась с "двоечником" пойти в кино. На память Лапин никогда не жаловался, а такой отказ вообще забыть невозможно. И надо же такому случиться, что и через двести с хвостиком лет назад эта... этот... короче, данный господин, снова путает Ивану все планы.

– Рустам, - обратился Лапин к сотруднику безопасности корпорации, когда тот вошёл в комнату, где Иван сидел за столом и пил водку, - ты знаешь такого Радищева Александра Николаевича?

– Заместитель начальника таможни?
– после некоторых размышлений ответил вошедший.

– Ага, - ответил Лапин и замахнул стопку водки, после чего прислушался к себе, кивнул и потянулся за огурцом, лежащим на тарелке.

– И чем вас, Иван Андреевич, заинтересовал этот Радищев?

– Книжки, гад, пишет, - хрустя огурцом, ответил купец.

– Ну, и пусть себе пишет. Нам-то, что с того?
– Рустам присел напротив него.

– Очень вредные книжки он пишет... А ещё этот писака задержал на два дня наши товары на таможне.

– Так вы из-за товара...
– улыбнулся Рустам.

– Нет, из-за книжек.

– Хм... А что не так в его книгах?

– Пургу разную гонит в своих книжках, а мне потом тёлки отказывают...

– Э-э... Пургу? Тёлки?
– Рустам внимательнее пригляделся к Лапину, - Иван Андреевич, да вы пьяны.

– Может и пьян, - не стал спорить Лапин.

А дальше удивлённый сотрудник безопасности услышал следующее:

Пик одиночества - водка в графине,

осень, октябрь, суббота в придачу,

память о нежностях юной графини...

Счёт у любви, как всегда - не оплачен.

Взглянешь на улицу в вечер субботний

к хладу окошка лицом припадая,

по площадям, по глухим подворотням

ветры гуляют, октябрь воспевая.

В небе смешали свинец с простоквашей...

Мало приятного в этой картине.

Лирика осени в листьях опавших

с грустью немой в опустевшем графине.

– Но знай, - после лирической минутки продолжил Лапин, - если ты не грохнешь этого писаку, то я сделаю это сам!

– Давайте завтра об этом поговорим, Иван Андреевич, хорошо?
– встревожился Рустам.

– Завтра, так завтра, - ответил Лапин и влил в себя ещё одну стопку водки, после чего встал и пошёл к кровати, на которой через некоторое время благополучно уснул.

Рустам же сел писать письмо в Тюмень, в котором просил у Агеева разъяснений. Через полтора месяца ответ был получен: "Всю бумагу у клиента забрать для растопки печей. В благодарность за бумагу подарить ему груз 200". Сказать, что Рустам удивился, значит - нечего не сказать. За полтора месяца наблюдений и сбора информации он не обнаружил ничего, чем Радищев мог бы помешать "Приюту". Но если с Лапиным он ещё мог бы поспорить, то Агеева слушался всегда.

20 августа 1789 года в петербургском особняке корпорации "Приют" Рустам, сидя в кресле напротив Лапина, докладывал ему.

– В Париже, Англии и во Франкфурте всё прошло, как и было задумано.

– Сколько человек знает об истинной смерти короля?

– Четверо, Иван Андреевич. Вы, я, исполнитель и Марсель Каримович.

– Подробности можно?

– Конечно. Обманом украли дочку у английского баронета. Перстень, что она носила, проиграли в карты одному из придворных слуг короля. Отцу девочки сказали, что этот придворный убил его дочку. Тот, естественно, захотел отомстить. Подсказали ему место и способ. Наш человек заранее подобрал удобную точку, недалеко от этого места. Когда подъехала карета с королём, он ликвидировал слугу баронета, и быстро занял исходную точку. Только карета остановилась, и вышел Людовик XVI...

– А почему остановилась карета?
– удивился Лапин.

– На дороге устроили скрытую ловушку. Когда авангард охраны проехал, то наш человек дёрнул за верёвку и ловушка открылась. Туда копытом и угодила одна из лошадок, и продолжать путешествие уже не смогла.

– Дальше, - велел Иван Андреевич.

– Король со своим слугой вышел из кареты. В слугу-то баронет и стрелял, а наш человек почти одновременно с ним - в короля, а потом в убегающего баронета. Два выстрела и один удар кинжалом и всё без шума.

– Всего лишь, Рустам, ружьё с оптическим прицелом и глушителем, - улыбнулся Лапин.

– Да, уж... Страшное оружие, Иван Андреевич.

– Не страшнее остальных.

– Хм, верно. Арбалетный выстрел тоже бесшумный. Из докладов наших людей из Англии следует, что выстрел был самым лёгким заданием. Основную трудность и опасность представляли минирование, разброс карикатур и выемка ценностей.

– Кто про Первого министра всё знает?
– спросил Лапин.

– Если не считать нас с вами и Марселя Каримовича, то только два исполнителя. Остальные люди в разных местах выполняли только одно какое-нибудь конкретное задание и про другие им никто, ничего и никогда не говорил, и говорить не собирается.

– И это правильно, - произнёс Иван, - что ещё?

– Радищев отравился грибами, а его записки сгорели в печке.

– Тоже - правильно. Нечего народ баламутить.

– Иван Андреевич, простите, а что не так в его записях? Смотрел я их, но ничего серьёзного вообще не нашёл.