Покоритель Африки
Шрифт:
Вот все, что было известно Люси: частью из собственных размышлений, а частью по рассказам Дика. Именно он дал девушке «Журнал королевского географического общества» с отчетом о пятилетних скитаниях Алека Маккензи. Исследованные им страны сформировали впоследствии Британскую Восточную Африку.
Размышления девушки прервал звонок к ужину.
Глава III
Сразу после ужина сели за бридж. Миссис Кроули считала беседу высоким искусством, которому нельзя предаваться, пока тело занято перевариванием пищи. Для нее игра в карты была приятным способом отвлечься и подготовиться
Доиграв роббер, Дик раздраженно откинулся на спинку кресла.
— Не понимаю! — воскликнул он. — Я играю гораздо сильнее тебя, и карты у меня лучше, а все взятки — твои!
Дик и правда считался превосходным игроком, так что его досаду можно было понять.
— Мы нигде не ошиблись, — заверил он партнершу, — расклад оказался удачный, однако ни одна наша хитрость не сработала. — Он обратился к Алеку: — Как ты, черт побери, догадался, что у меня две дамы?
— Я ведь знаком с тобой двадцать лет, — улыбнулся Алек. — Я знаю, что ты эмоционален и импульсивен, но при этом проницателен. Я знаю, что ты быстро соображаешь, легко рассчитываешь сложные комбинации — и так радуешься своей предусмотрительности, что играешь, словно рассчитанные тобой варианты обречены воплотиться в жизнь. На основании этого несложно уже после пары взяток понять, что у тебя за карты.
— Знать карты противника — это что-то сверхъестественное, — заявила миссис Кроули.
— Многое можно прочесть по лицу. Этому я научился в Африке. Туземцы там гораздо чаще лгут, чем говорят правду, поэтому быстро привыкаешь следить не за тем, что они говорят, а за тем, как при этом выглядят.
Пока миссис Кроули поудобнее устраивалась в полюбившемся ей кресле, Дик отошел к камину и загородил его от собравшихся в комнате.
— Почему вы впервые решили отправиться в Африку? — вдруг спросила хозяйка.
Алек медленно поднял на нее свой пристальный взгляд и улыбнулся:
— Не знаю. У меня была куча денег и совершенно нечем заняться.
— Неправда, — вмешался Дик. — Один сумасшедший мечтал отыскать какую-то страну, куда еще не ступала нога человека — да даже если бы и ступила, то ненадолго: кого не прикончат дикари, добьет местный климат. Назад он вернулся полумертвый от лихорадки и, заверив всех и вся, что из владений Рофы никому не вернуться живым, тут же испустил дух. Алек, разумеется, сразу собрал чемоданы — и прямиком туда.
— Я доказал, что он был не прав, — спокойно отозвался Алек. — Мы с Рофой подружились, и будь у меня сестра, он был готов на ней жениться.
— А если бы кто-то заявил, что невозможно проскакать через всю Азию на одной ножке, ты тут же отправился бы доказывать обратное. Ты обожаешь браться за дела трудные и опасные — а если они вовсе не выполнимы, так чуть не пляшешь от радости.
— Уж чересчур театральный образ, — улыбнулся Алек.
— Но ты такой и есть. В жизни не встречал более мелодраматического персонажа. — Дик обратился к дамам с приглашающим жестом. — Призываю вас в свидетели. В Оксфорде Алек был настоящим докой по части
классики, писал стихи на разных языках, которые одни профессора понимают. Ему пророчили будущее величайшего ученого.— Одна из любимых историй Дика, — заметил Алек. — Жаль, что в ней нет ни слова правды.
Но Дик продолжал:
— С другой стороны, в математике он был совершенно беспомощен. Знаете, бывают люди, которым не дано справляться с цифрами, — так вот Алек не мог два и два сложить, чтобы не получился гекзаметр. Как-то раз преподаватель на него разозлился и заявил, что проще обучить арифметике кирпичную стену. Я при этом присутствовал — ужасно грубо получилось. У этого преподавателя был настоящий дар выставлять других совершенно никчемными. Алек ничего не сказал — только посмотрел на него. Надо сказать, когда Алек злится, он не краснеет и не швыряет все, что под руку попадет, как обычные люди, — он чуть бледнеет и смотрит так пристально…
— Умоляю вас, не верьте ни единому слову! — запротестовал Алек.
— И вот Алек забросил классиков. Все друзья пытались его переубедить, взывали к здравому смыслу — к здравому смыслу упрямейшего из ослов всего христианского мира! Алек решил стать математиком. Два с лишним года он по десять часов в день трудился над предметом, которого терпеть не мог, и могучим усилием воли приобрел то, чего был лишен от природы. Он получил по математике высший балл — и что толку?
Алек пожал плечами:
— Не то чтобы я так уж интересовался математикой. Просто она помогла мне одолеть одно неприятное слово.
— Одолеть слово?
— Звучит самоуверенно, — усмехнулся Алек, — но речь о слове «невозможно».
Дик фыркнул, изображая гнев.
— А еще она обеспечила тебе любимое удовольствие: делать себе как можно больнее. С какой дьявольской веселостью ты занимался бы умерщвлением плоти в Средние века, отказывая себе во всех радостях жизни! Ты счастлив, только когда доводишь себя до последнего предела.
— С каждым моим возвращением в Англию ты, Дик, все чаще и чаще несешь чепуху, — сухо отозвался Алек.
— Я один из немногих ныне живущих, кто умеет нести чепуху, — рассмеялся тот. — Потому я так очарователен, тогда как остальные убийственно серьезны.
Он приступил к давно заготовленной речи:
— Я сожалею, что мир так суров. Многие полагают, что действовать — похвально само по себе, вне зависимости от сути действия. Мне ненавистна нынешняя безумная спешка. Ах, если бы я мог донести до всех, сколь восхитительна праздность.
— Едва ли вас можно обвинить в праздности, — улыбнулась Люси.
Дик задумчиво посмотрел на девушку.
— Ты знаешь, что мне уже почти сорок?
— Когда свет падает на глаза, можно и тридцать два дать, — заметила миссис Кроули.
Он продолжил с серьезным видом:
— У меня ни единого седого волоска.
— Наверное, слуга выщипывает их по утрам?
— Вовсе нет. Может, по бокам, да и то раз в месяц.
— Кажется, на левом виске что-то белеет.
Дик быстро обернулся к зеркалу.
— Как же Чарльз его пропустил? Устрою ему хорошую взбучку!
— Подойдите, я его выдерну, — предложила миссис Кроули.
— И не подумаю! Что за фамильярность?
— Ты собирался нам что-то сообщить и признался, что тебе почти сорок, — напомнил Алек.
— На днях одна мысль поразила меня так, что заставила задуматься о собственной жизни. Я уже пятнадцать лет тружусь в суде и заседаю в парламенте с прошедших выборов. Я зарабатываю две тысячи в год, скопил уже почти четыре тысячи и никогда не трачу больше половины общего дохода. И вот я подумал: а стоит ли восемь часов улаживать омерзительные свары всяких идиотов, а еще восемь часов тратить на фарс, называемый у нас государственными делами?