Покойник в кювете
Шрифт:
Эх, Света, Света… Ты обманула меня. Подговорила всё-таки нерадивого архивариуса. И вздумалось же тебе руководить мной. Да еще из засады.
Зачем?
В силу своего характера?
Никита вздохнул и подумал: не дано ему понять женщин.
Дома он сварил крепкий кофе из зерен и уселся за письменный стол.
Через полчаса был готов черновой набросок отчета о проделанной работе за отчетный период с рекомендациями, как улучшить работу ДЭЗов. Отстучав на клавиатуре компьютера, он распечатал его на принтере, подписал и лег спать с приятным чувством исполненного долга и с чистой совестью
Теперь она увидит, что он не подвел ее и под него можно будет соорудить целый отдел, который станет заниматься контролем над ДЭЗами с позиций качественного улучшения их работы. И все останутся довольны.
Глава 12
На следующее утро Никита бодрым шагом вошел в кабинет Егора Акимовича. Тот стоял под форточкой и курил. Курить в здании управы было категорически запрещено, но что это значит для стреляного воробья, отпетого сантехника из ДЭЗа, наловчившегося сшибать червонцы и прочую мелочовку?
Ровным счетом ничего.
– А… Наша молодая смена, – сказал он, увидев Никиту, и деланно улыбнулся.
Эта улыбка не сулила ничего хорошего.
Егор Акимович отошел от окна и с достоинством занял служебное место за письменным столом, свободным от бумаг, но с компьютером, которым он пользоваться не умел.
– Наслышан, наслышан о твоих подвигах, – с нескрываемым сарказмом сказал он.
«О каких подвигах? – подумал Никита, ничуть не смутившись. – Ну да ладно. О подвигах – так о подвигах. Какая разница, о чем он наслышан».
– О тебе уже легенды ходят, – продолжил начальник. – А всего-то работаешь у нас без году неделя. А репутация уже сложилась. Ты вроде красна солнышка за полярным кругом – мелькнешь зимой над горизонтом – и тебя только и видели.
– А я думал, там зимой полярная ночь, – сказал Никита.
Егор Акимович недовольно хмыкнул и выжидающе посмотрел на Никиту.
Никита вызов принял.
– Занят был по горло. Работа, работа прежде всего.
Егор Акимович опешил от такой наглости и не сразу оправился.
– И чем же ты был занят? – ядовито спросил он наконец.
– Обходил ДЭЗы.
– Небось ботинки стоптал?
– Не скажу. Чего не было, того не было. Единственно потому, что недавно обзавелся новой обувью на толстой подошве. Зато в подтверждение своих слов могу представить вам отчет о проделанной работы. Прошу ознакомиться.
Никита положил на стол получасовой труд.
– У тебя не только ботинки на толстой подошве, – пробурчал начальник, доставая очки.
– А что еще? – поинтересовался Никита.
– Совесть!
На Егора Акимовича, более привыкшего к унитазам, чем к документам в две странички убористого текста, произвели гнетущее впечатление. Ему особенно не понравился заголовок. – Докладная записка, – выделенный жирным курсивом.
Недовольным тоном, доставая очки, он сказал:
– Ну поглядим, что за маляву ты нацарапал.
Никита мгновенно оценил ситуацию.
– Ну я пойду, – сказал он, ретируясь к двери.
– Ступай, ступай, – ответил начальник, надевая очки.
– По ДЭЗам, – улыбнулся в дверях Никита.
Впереди у него был весь день.
Теперь на Первомайскую, 10. Там прошло детство Смагина, начало всех начал.
Эта
улица была на окраине города, и Никите пришлось добираться до нее с пересадками. Сначала троллейбусом, потом автобусом и наконец трамваем. Чем дальше он отъезжал от центра, тем больше видел незнакомых улиц. Позади остались парк культуры, стадион «Химик», некогда принадлежавший химкомбинату, а ныне пришедший в упадок, оба театра на весь город – музыкальной комедии и драматический – и немногочисленные кинотеатры. По мере удаления от центра среди капитальных каменных домов замелькали блочные, и с каждой новой улицей их удельный вес рос в геометрической прогрессии. Потом блочные дома стали теснить деревянные постройки, а стоило автобусу переехать на другой берег реки, где была его конечная, как блочные дома полностью исчезли и на смену им пришли исключительно деревянные в один, два этажа, зато окруженные палисадниками и огородами.Дальше он ехал трамваем.
Раскачиваясь на заднем сиденье, Никита думал о том, что вся его жизнь прошла на другом берегу, а здесь его окружал новый мир, во многом неведомый. А ведь в каждом доме, под каждой крышей жили люди, в чем-то другие, отличные от тех, кто жил на другом берегу реки, но все равно люди с теми же страстями и теми же проблемами. И не может быть, чтобы у них не было эксцессов, которые прошли мимо него, ответственного за колонку происшествий и преступлений.
Какое непаханое поле он пропустил!
Или ещё не всё потеряно?
Наконец в трамвае объявили: «Первомайская».
Никита вышел на пустынную улицу, у которой по обе стороны от булыжной мостовой росли развесистые тополя. Рядом с ними протянулись две водосточные канавы, заросшие травой. В середине улицы торчала колонка, в луже от которой пускали кораблики из бумаги двое мальчишек.
Все удобства во дворе – дорисовал общую картину коммунальных услуг новоявленный специалист ЖКХ Никита Хмельнов.
Дом 10 оказался чуть ли не в самом конце улицы.
Этот район был известен как Волоконщики. Его прозвали так по мануфактуре, построенной в конце XIX века, производившей волокно. Вокруг нее постепенно разрастался рабочий поселок. А на другом берегу реки ему навстречу рос город, и так продолжалось до тех пор, пока они не слились в единое административное целое.
Красное здание мануфактуры в два этажа, – равное как минимум трем современным, – до сих пор доминировало над Волоконщиками. Только теперь стекла в окнах в нем были выбиты, крыша продырявлена во многих местах, а едва державшиеся на петлях немногие оставшиеся двери скрипели на ветру. Теперь мануфактура служила местом притяжения для детворы.
Вновь к Никите закралась подленькая мысль: какого черта он приперся сюда и какое ему дело до какого-то Смагина? Но он вспомнил своего начальника, напялившего очки, и решительно вошел во двор.
Он увидел обычную картину для окраины провинциального города: на длинной веревке от забора до забора, подпертой шестом, сохло белье, в песочнице малыш сосредоточенно вел машину через воображаемые барханы, имитируя звук напряженной работы двигателя, рядом с ним девочка раскачивалась на качелях. В дальнем углу двора за покосившимся столом трое, судя по виду пенсионеров, вяло перекидывались в картишки.