Покойник в кювете

От этой картины веяло однообразием и скукой провинциального быта.

Охватив взглядом мизансцену с картежниками, он направился к их столу.

Никита знал, что с этой публикой устанавливать контакт лучше всего через магазин.

– Мужики, не подскажите, где здесь универсам поблизости? – спросил он.

– Эк ты хватанул – универсам, – усмехнулся ближайший к нему картежник, на миг оторвавшись от игры, и бегло осмотрел его с ног до головы. – А если магазин тебе нужен, так как выйдешь со двора, налево и в первый проулок на той стороне. Здесь недалеко.

– Понял. Я мигом.

Магазин не баловал богатством выбора, но всё необходимое в нем было.

Десять минут спустя Никита вернулся к пенсионерам…

– Ну что, мужики, возьмете меня в компанию? – спросил он и почесал затылок, демонстративно подняв руку с пакетом, в котором загадочно просвечивались две бутылки вина. Вино было из недорогих, но и не самый дешевый портвейн. К нему прилагалась пара сырков. Но не на них был сосредоточен взгляд картежников.

– Отчего не взять? Можно, – сказал один из них, зачарованно глядя на пакет.

– Играем на деньги, – буркнул пенсионер в клетчатой рубашке с засученными рукавами, искоса глядя на Никиту.

Он был на полголовы выше остальных, широкий в плечах и скуластый. Судя по решительному тону и по тому, как закивали головами на тонких шеях его приятели, он был здесь за главного.

– Идет. А это мой вступительный взнос, – сказал Никита и поставил на стол первую бутылку емкостью 0,8 местного разлива. Рядом с ней он положил два сырка.

– Вот это дело, – оживились старики. – А то ходят тут разные.

Тут же нашлись стаканы, и пошла игра.

Она прерывалась единственно на то, чтобы принять очередную дозу.

Играли молча и в некоторой степени профессионально, то есть партнеры главного, который банковал, более-менее ловко подыгрывали ему. Общими усилиями они обули Никиту на триста рублей, что не противоречило его планам.

Дальше пенсионеры играть отказались и уставились на него.

Никита достал из сумки вторую бутылку портвейна.

Суровые лица стариков смягчились до умиления.

– Ну это потом, – сказал главный. – А ты, Петька, организуй закусон. И сам знаешь что.

Петькой оказался старичок в потертой кепчонке и с грязноватыми очками на носу.

– Понял, – сказал он и вмиг исчез.

Разговор не завязался. Над столом зависло напряженное ожидание.

Оно разрядилось с приходом Петьки. Он водрузил на стол бутылку водки – ай да старички, подумал Никита – и разложил закусон, до того завернутый в плотную бумагу светло-коричневого цвета. Никита видел ее в магазине. Целая стопа лежала под рукой у продавщицы и, видно, была востребована в полной мере местной общественностью. Закусоном оказалась докторская колбаса, порезанная толстыми кусками, такие же ломти хлеба и зеленый лучок. Все было куплено на проигранные Никитой деньги.

Непочатую бутылку портвейна главный отложил в сторону.

– Это на потом, – сказал он и распечатал бутылку водки.

Про карты все забыли.

После первого же захода по водке за столом установилась дружеская атмосфера и завязался непринужденный разговор.

Никита подкинул тему – семья Смагиных.

Их здесь помнили до сих пор.

– Михална была ничего себе баба.

Так отозвался о матери Смагина пенсионер с белесыми глазами и челкой на лбу, предварительно шмыгнув носом.

– Нормальная, отзывчивая, – дополнил Петька. – Да, Филиппыч? – обратился он к главному.

Филиппыч степенно кивнул головой.

На предмет дать взаймы, догадался Никита.

– А вот муженек у неё был еще та сволочь, – сказал Филиппыч, и оба других пенсионера согласно закивали головами.

– Одно слово: хулиган, – поддакнул Петька.

– Слава богу, отдал концы. И настрадалась от него Михална.

– Так помянем ее добрым словом, – предложил старик с белесыми глазами.

Предложение поддержали единогласно. Выпили за упокой души Михалны.

Общение со стариками проходило без официального представления и знакомства, и это имело свои преимущества – случайно встретились и так же разошлись, как в море корабли. И никто никому ничем не обязан.

«А встретимся на улице, так друг друга не признаем», – подумал Никита.

– А вот за него пить не будем, – решительно заявил Петька. – Хоть он и помер.

– Не будем, – согласились его приятели.

– Кстати, сын недавно последовал его примеру, – сказал Никита.

– Юрка-то? Помер, что ли?

– А я о чем говорю?

– Неужто? А ведь он еще в соку должен быть. По возрасту, – засомневался Филиппыч.

– Точно говорю. Стороной, правда, слышал. Но от общего знакомого.

– Туда ему и дорога, – удовлетворенно сказал пенсионер с белесыми глазами.

– Что так?

– А то: яблоко от яблони далеко не падает.

– Тоже хулиганил? – спросил Никита.

– Не без того, – сказал Филиппыч, глядя в сторону.

Беседа прервалась. Пенсионеры о чем-то задумались.

О чем могли думать эти одинокие и вряд ли кому нужные старики, отжившие свой век?

Конечно, о былом.

«Того и гляди, посыплются из них воспоминания, скучные и замшелые, интересные только им одним», – с содроганием подумал Никита и решил оживить разговор в прежнем русле.

– Да… – прочувственно сказал он. – Я, конечно, не в плане оправдания, а в качестве констатации факта говорю – время было такое. Как ни крути, а молодость Юрки выпала на крутые девяностые. Многие тогда подались в братки.

Это была наводка на нужную тему. И, кажется, на нее клюнули.

– Да, было дело, – согласился самый общительный из троицы Петька. – Тяжелые были времена. Все выкручивались как могли.

– Вот и Юрке Смагину довелось отсидеть свое, – продолжил Никита. – Не выкрутился. А чему удивляться, если он еще с детства матери лишился.

– Кто это тебе сказал, что он в детстве матери лишился? – удивленно спросил Филиппыч.

– Так… Стороной слышал, – нейтрально ответил Никита.

– Опять небось от общего знакомого, – с неприязненной миной в лице сказал пенсионер с белесыми глазами.

– Ну да, – подтвердил Никита.

– Соврал он тебе.

– Михална мужа пережила этак лет на восемь. А то и десять. Как могла старалась направить сына по-правильному. Только он от рук еще с детства отбился. В отца пошел. И при нем еще сел, – сказал пенсионер с белесыми глазами и скосил глаза на главного. – Да, Филиппыч?