Покуда я тебя не обрету

– Разумеется, но тебе не скажу. Спроси у мамы.

Снаружи кто-то что-то орал – наверное, у парковки, в «Шаттерсе» всегда отлично слышно, когда орут на пирсе Санта-Моники. Может, этот крик подействовал, только пенис у Джека наконец опал.

– Какая красота! – сказала миссис Оустлер, прилагая массу усилий, чтобы оживить пенис заново. – Кажется, мы его теряем.

– Кажется, ему грустно, – сказал Джек.

– Джек, не забудь эту реплику, она тебе пригодится, – сказала как-то давно Эмма. Подумать только, он тогда не догадался, при каких обстоятельствах она может ему пригодиться!

Слово «грустно» оказало на миссис Оустлер непредвиденное воздействие. Она отпустила пенис и повернулась к Джеку спиной. Он и не понял, что она рыдает, пока не заметил, что плечи у нее дрожат; плакала она совершенно беззвучно. Вот оно, подумал Джек, как и говорила мама, в конце концов она сломается – но даже сейчас миссис Оустлер держала себя в руках. Ее миниатюрное тело содрогалось, ее лицо было залито слезами, ее груди были холодны, но она не произнесла ни звука.

Проснувшись, Джек услышал, как миссис Оустлер принимает душ; им уже принесли завтрак, а он и не заметил. Кофе, заказанный Лесли, давно остыл. Она уже упаковала свой крошечный чемодан и выложила у изножья кровати одежду, в которой собиралась лететь обратно, – черный брючный костюм, трусики, маленький «пышный» лифчик. На подушке лежал сюрприз для Джека – та самая единственная фотография обнаженной Эммы, что он сохранил. Видимо, Лесли нашла ее в доме на Энтрада-Драйв и хотела показать Джеку, что видела ее.

С фотографии укоризненно смотрела Эмма, ей семнадцать, Джеку тогда было десять, он собирался в Реддинг. Эмма в лучшей своей форме за всю жизнь, на щеках ожоги от матов, наверное, работа Ченко или «минских».

Лесли вышла из душа в гостиничном халате, с мокрыми волосами.

– Хороша, а? – проговорила она.

– Снимала Шарлотта Барфорд, – сказал Джек.

– Наверное, она не одну такую сняла?

– У меня была подружка, она заставила меня их все выкинуть.

– Она-то думала, ты в самом деле выкинул все.

– Еще бы.

– Такой знаменитости, как ты, не стоит хранить такие фотки как попало, – сказала миссис Оустлер. – Но я не стану ее за тебя выбрасывать. Фотографии Эммы я вообще выбрасывать не буду.

– Еще бы.

Джек встал, как был, голый, у окна, посмотрел на парковку, потом вдаль, где в небо возносилось неподвижное по утрам колесо обозрения, словно скелет динозавра. В Санта-Монике никто не вставал рано.

Миссис Оустлер подошла и стала рядом, взяв его за пенис обеими руками, через две секунды он у Джека стоял. Какое же это все предательство по отношению к Эмме! Осознав это, Джек заплакал. Совершенно обнаженная Лесли терлась о него, и если бы она захотела заняться любовью, он не стал бы ей отказывать; поэтому, наверное, он и плакал. Обещания, данные им Эмме и маме, гроша ломаного не стоили.

– Бедный Джек, – с едким сарказмом сказала миссис Оустлер, отпустила его и оделась. Такие короткие волосы сохнут в два счета. – У тебя будет трудный день, думаю, у «душеприказчиков по литературной части» тяжелая работа.

Джек плакал бы круглые сутки, но только не рядом с ней. Он вытер слезы и оделся, затем убрал фотографию Эммы в карман рубашки.

– Алиса, конечно, позвонит, когда я буду еще в воздухе, – сказала миссис Оустлер. – Она захочет узнать, как мы провели вместе ночь – как мы не спали друг с другом в том самом смысле слова.

– Я знаю, что сказать.

– Уж ты меня не подведи. И главное – поговори с ней. Задай ей все вопросы, какие только можешь, пока есть время.

Джек промолчал. Он пошел в ванную, запер дверь, умылся, сказал спасибо миссис Оустлер, что та оставила ему пасту (но не щетку, ее, наверное, убрала в чемодан), почистил зубы пальцем, прополоскал рот, услышал, как захлопывается дверь номера, вышел из ванной. Лесли и след простыл.

Ему не сразу удалось уйти из «Шаттерса», хотя миссис Оустлер оплатила номер: внизу его ждали папарацци. Слава богу, они прозевали Лесли. Кто-то, видимо, видел их прошлой ночью в «Уан-Пико» и решил, что ночевать они будут в «Шаттерсе».

– Кто была эта баба, Джек? – спрашивал какой-то назойливый говнюк с камерой.

Еще одна группа папарацци, побольше, ждала его на Энтраде, Джек не удивился – странно, что они вчера там не оказались, могли бы проследить их с Лесли до «Шаттерса». Он снял белье с Эмминой кровати, положил стирать, вообще немного привел комнату в порядок. Позвонила мать, оторвала его от приготовления завтрака; он сказал ей, что Лесли уже в самолете, что они провели вместе ночь, успокаивали друг друга.

– Успокаивали? Ты ведь не спал с ней, Джек?

– Разумеется, нет! – с деланным возмущением ответил Джек.

– Ведь Лесли, она… как это сказать… порой не очень оглядывается на правила.

Джек мог только догадываться, как отреагировала бы Лесли, услышь она сейчас маму. Он-то думал, что в их паре как раз Алиса главная по вопросу «не оглядываться на правила». Но Джек промолчал. Он знал, что ему надо поговорить с мамой, но не знал, что сказать.

– Лесли сказала, что я должен с тобой поговорить. Она сказала, что я должен все у тебя спросить, пока есть время!

– Боже, какую глупую ночь вы провели! – воскликнула Алиса.

– Мам, поговори со мной.

– Так мы говорим, милый.

От нее все как от стенки горох. Когда-то Джек пытался разузнать у нее все, а она не хотела его ни слышать, ни видеть. Теперь же он не хотел разделить с ней ее ношу. Ему плевать на все, что она хранила от него в тайне, – в самом деле, зачем ему все это? Когда он был маленький, это имело огромное значение, но тогда мама молчала, как каменное изваяние. Теперь роль изваяния перешла к Джеку.

– Если ты хочешь у меня что-то спросить, спрашивай! – сказала она.

– Ты не изменяешь Лесли? Она, я думаю, куда вернее тебе, чем ты ей, я прав?

На самом деле Джека не интересовал ответ, он просто проверял, готова ли мать дать ему прямой ответ.

– Джек, как ты можешь!

– Что за человек был мой папа? Хороший, плохой?

– Джек, я думаю, тебе стоит приехать в Торонто на пару дней, вот мы и поговорим.

– Мам, мы уже говорим, сейчас.

– Милый, ты просто любишь помотать мне нервы.

– В общем, скажи Лесли, что я пытался с тобой поговорить.

– Ты ведь не спал с ней, нет?

Джек очень жалел теперь, точнее, почти жалел, что не спал с Лесли Оустлер, но вслух произнес только:

– Нет, мам.

На этом их разговор, по сути дела, кончился. Джек рассказал ей, что поблагодарил миссис Оустлер за то, что она сделала для него – то есть для них, – мама ответила, как всегда:

– Хороший мальчик, молодец.

Наверное, ему стоило рассказать, как странно Лесли отреагировала на его благодарности, но он не стал.