Покуда я тебя не обрету

Говоря коротко, Мишель Махер всю жизнь была главной Джековой иллюзией. Одноклассники все как один воображали Джека и Мишель вместе, но даже эти бесплотные фантазии были куда прочнее связывавшей их ниточки. Да, Мишель – самая красивая девушка в школе, а Джек – самый красивый юноша; собственно, эпитет «самый красивый» – единственное, что между ними было общего.

«У меня все утро встречи, а весь вечер – доклады, – писала Джеку Мишель, – но пару-другую докладов я вполне могу пропустить. Просто скажи мне, когда ты свободен. Я так хочу видеть, где и как ты проводишь время! Джек, ведь ты, я так понимаю, практически хозяин Лос-Анджелеса!»

Вот уж неправда. Голливуд так просто к рукам не приберешь, он как золотой, блестящий, притягательный приз, который тем не менее вечно от тебя ускользает. Да, ты мог стать настоящим хозяином Голливуда – на одну ночь, ту, когда ты выигрывал «Оскара». Но за этой ночью следовала другая, а за ней – еще одна. И уже через неделю Голливуд забывал о тебе; ты и оглянуться не успел, как перестал быть хозяином Лос-Анджелеса. Снова стать им можно, лишь получив «Оскара» еще раз, а потом еще.

Когда-то хозяевами Голливуда были киностудии, но и эти времена канули в Лету. Иные агенты вели себя так, словно они хозяева Голливуда, иные актеры воображали, что они хозяева Голливуда, но и те и другие горько ошибались. Настоящие хозяева Голливуда – те, кто выиграл несколько «Оскаров», те, кто каким-то неведомым образом выигрывал один «Оскар» за другим. Джек Бернс был не из таких. Но в глазах Мишель Махер он был кинозвезда, и она считала, что этого достаточно.

По мнению доктора Гарсия, лучшее достижение Джека на ниве «нормальных» и «настоящих» отношений – роман с Клаудией. Они и правда были по-настоящему вместе несколько лет, прежде чем уйти каждый своим путем. Но Мишель Махер была для Джека куда опаснее, она запала ему в душу куда сильнее – потому что отношения с ней всегда были лишь возможностью.

– Отношения, которые могли быть, – от них остаются самые глубокие раны, ты не находишь? – говорила Джеку доктор Гарсия. Разумеется, она имела в виду не только Мишель, но и Уильяма.

Итак, Джек в некотором роде был предупрежден, но тем не менее отправился за Мишель – за доктором Махер, незамужней, тридцативосьмилетней, – в отель «Шератон-Юниверсал». О чем он, черт побери, думал? Он ведь заранее считал, что даже с потерявшей память проституткой-трансвеститом мог бы провести более приятный вечер. В таком вот расположении духа он вошел в вестибюль отеля, по которому туда-сюда бегали бесчисленные дерматологические дети, вернувшиеся домой с прогулки по кинопарку. Мишель сказала, что будет ждать Джека в баре, он и нашел ее там за поглощением «маргарит» с тремя коллегами. Все дамы были вдрызг пьяны, но Мишель еще держалась на ногах, чем Джек остался доволен, – во всяком случае, она единственная встала его поприветствовать.

Наверное, она забыла, какой Джек коротышка – даже босая она была выше его на голову, а тут еще нацепила туфли на высоченных шпильках.

– Вот видите! Так всегда – кинозвезды ниже ростом, чем мы думаем! – сказала Мишель нетрезвым коллегам.

Джек злорадно улыбнулся про себя – если бы рядом был этот Давленый Пенис Маккарти, он бы заметил, что голова Джека упирается аккурат в ее «парочку твердых шаров».

Джек повел Мишель на ужин в ресторан «Джонс», модное голливудское заведение, впрочем, не самое его любимое – слишком многолюдное и процветающее, просто он решил, что Мишель обидится, если он не покажет ей местные «злачные» места. Кормили там не так чтобы очень, зато клиентура любопытная для человека, первый раз попавшего в Лос-Анджелес, – фотомодели, кинозвезды, трансвеститы и не трансвеститы (и те и другие – с накладными грудями) и прочее в этом роде.

Разумеется, Джек тут же заприметил в углу Лоуренса с парой моделей, они одновременно показали друг другу по оттопыренному среднему пальцу. Мишель восхищенно закивала головой – но сильновато, чуть не упала.

– Я не ела с утра, – призналась она, – да и последняя «Маргарита» была явно лишней.

– Возьми тогда пасту, полегчает, – посоветовал Джек; Мишель в ответ на это выпила еще стакан белого, пока Джек выдавливал себе в чай лимон, все время оглядываясь – вдруг Лоуренс решит ему отплатить за бутылку шампанского, которую он вылил ему на голову в Каннах.

– Боже мой, какое крутое место! – сказала Мишель; какая жуткая смесь бостонского и нью-йоркского акцентов, подумал Джек.

Да и сама она уже далеко не крутая. Джек хорошо помнил ее кожу – гладкая, сияющая; ныне – сухая, немного покрасневшая, словно все тело – сплошная ссадина, словно она долго сидела в горячей ванне, а потом долго стояла на морозе. Волосы, некогда воздушные, медвяно-золотые, потускнели, перестали виться. Да и сама она какая-то совсем худая, даже тощая, жилистая, – какими бывают женщины, сидящие на слишком строгой диете или слишком много времени проводящие в спортзале (а часто и то и другое). Она не так много и выпила, но все – на пустой желудок (она выглядела так, словно у нее всегда пустой желудок), а ведь и в лучшие времена она пьянела даже от небольшой дозы алкоголя.

Мишель была в сером брючном костюме по фигуре и облегающей серебряной блузке. Одежда явно из Нью-Йорка – готов спорить, подумал Джек, такую не купишь ни в Бостоне, ни в Кембридже, да и эти ее высоченные шпильки можно найти только в Нью-Йорке. Но даже при всей этой амуниции она выглядела врачом – плечи словно насильно расправлены, как у человека, восстанавливающегося после перелома шеи; про таких говорят «аршин проглотил».

– Я просто в голову никак не возьму, как тебе это удается, – заговорила Мишель. – Ты делаешь ну совершенно противоестественные вещи – то ты лыжник-трансвестит, то ты мертвая певица, то водитель лимузина, женатый на шлюхе. Но ты так естественно выглядишь в этих ролях!

– У меня много знакомых водителей лимузинов, я неплохо изучил их повадки, – сказал Джек.

– Хорошо, допустим. А сколько у тебя знакомых ветеринаров-гомофобов?

Черт, она и этот чудовищный фильм видела, как ей только удалось!

– Ну я же странный, ты сама говорила, – сказал Джек.

– Но тебе это сходит с рук! Ты естественно странный.

Джек предпочел промолчать. Мишель что-то вылавливала из бокала с вином – а, она уронила туда кольцо.

– Я так готовилась к этой встрече, худела как одержимая, за месяц сбросила два размера. Кольца с пальцев падают, – сказала она.

Джек выудил кольцо из бокала ложкой – оно свалилось со среднего пальца на правой руке; средний палец на левой был еще тоньше, а на указательный кольцо не налезает.

Старомодное кольцо для женщины ее возраста, подумал Джек, слишком крупное, с большим сапфиром, оплетенным бриллиантами.

– С этим кольцом связано что-то личное? – спросил Джек.

Мишель опрокинула бокал и зарыдала. Она не последовала его совету и заказала не пасту, а пиццу; в «Джонсе» пиццу делали на очень тонком тесте, так что от нее не протрезвеешь.