Полдень, XXI век, 2009 № 02
Шрифт:
— Мать вашу! — орал тот, когда его ещё вытаскивали. — Какого хрена вы столпились и не ловили его!? Ведь сорвался, ушёл, гад! Да что же это! Вся ловля насмарку! Ведь больше не клюнет!
Дружинники оправдывались, перебивая друг друга, и подняли такой гвалт, что княгиня чуть не оглохла.
— Сам чего не хватал?
— А вдруг бы он цапнул?
— Видали, зубищи какие?
Краснославна нервовы зубы не рассмотрела, но терпение её всё равно кончилось.
— Хватит! — закричала она, срываясь на визг. — За ведунами, за родичами езжайте! Силькикринги недоделанные!
Мужчины стали неохотно расходиться. Не то чтобы они очень ретивились
Хрустомудр валялся на ложе, пытаясь отвлечься от терзающей боли. В палате постепенно собирались, рассаживались родственники и ближние бояре. Вот пробухали своими массивными сапогами братья Заднемир и Толстопуз, потряс в поклоне бороду боярин Послеблуд, приперся тесть, не любимый всеми Ложножлоб, с незаконнорожденным внуком Хитрожопом. Позже всех пришёл отец коротышки Хитрожопа, Жуткослав, которого не любили ещё больше Ложножлоба. Даже Хитрожоп старался находиться ближе к деду, чем к отцу. Жуткослав, как всегда, был увешен черепами каких-то карликов и засушенными мужскими причиндалами. Говорили, что это останки любовников его многочисленных жён, но Хрустомудр верил другой версии, согласно которой это были остатки любовников самого Жуткослава. Впрочем, в данный момент князю было не до версий, он с трудом понимал даже то, что ему говорили.
— Я и говорю: Нерв — это хитрая бестия! Сколько народу уже сгубил, жуть! — тяжело дышал толстый Заднемир. — Ты, княже, старайся о нём не думать! Не боись, тебя ему не одолеть. Конечно, много князей и простых людей от Нерва перемёрло, но ведь это давно было… Пришли другие времена, теперича Нервы не те уже пошли, не то, что в наше время… А какой зуб-то?
— Жерновой, крайний вроде, — процедил Хрустомудр.
— Это мудрый который? Плохо дело! Если выдрать, то чем думать будешь?
— У меня ещё левый останется! — разозлился князь. Он и сам переживал, известно ведь, что ум в зубах мудрости хранится, да в заду, да ещё в черепе немножко. Лишишься мудрых зубов, и люди уважать перестанут.
— Левый — ума только чтоб налево ходить останется! — хохотнул Жуткослав.
Князь поморщился, но ничего не ответил.
— Да ты не думай! — решил поддержать больного Толстопуз. — Против Нерва много средств есть. Помнится, у меня один раб мучился, так мы ему кузнечными щипцами всё за раз выдрали. Рот и язык слегка разорвали, но ведь они у него рабские, хлипкие совсем. А у свободного человека, да еще у князя, язык так просто не вырвешь, рот не располосуешь…
— А помните, как Долгонос визжал, когда мы ему помогали сразу с тремя Нервами распрощаться? — прервал брата Заднемир.
— Это который тогда помер? Ха-ха! Как свинья визжал! — Жуткослав оскалился, демонстрируя ряды неровных, но совершенно целых жёлтых клыков.
— Хи-хи-хи! — отозвался Хитрожоп. Однако больше смех Жуткослава никто не поддержал.
— А я помню, — вставил веское слово Ложножлоб, — как совсем молодого боярина из Лисицыных Нерв свёл в могилу за полнедели! Сначала грыз его так, что боярин стал лезть на стены, потом напустил в него яду, так что голова раздулась как шар, а когда пришли зубоврачеватели и стали зуб выламывать, то Нерв начал его мозги выедать. Все решили так, ибо боярин стал на людей кидаться и от помощи врачевателей и ведунов отказываться…
— И что дальше? Убили Нерв?
— Нерв — нет. А боярина убили, когда он стал кинжалом размахивать.
— А Нерв нашли?
— Не стали рисковать. Сразу сожгли
труп, да и дело с концом. — Ложножлоб выразительно посмотрел на князя, и Хрустомудру очень захотелось сжечь самого Ложножлоба, вместе с племянничком. От рассказов бояр ему стало совсем плохо, а они всё не замолкали, вспоминали случай за случаем, пока князя не стала бить крупная дрожь.— А помните Харальда Синезубого? — очнулся вдруг молчавший до того Послеблуд.
Бояре замолчали. Послеблуд вечно умудрялся помнить что-то такое, чего никто больше не помнил, и этим снискал к себе глубокое уважение.
— А чего ммм… Харальд? — поинтересовался Хрустомудр, с замиранием сердца ожидая новой жуткой истории.
— Да был такой вождь у силькикрингов. Синезубым не зря прозвали, больно маялся зубами, ни одного целого у него не было, нервы его просто поедом ели.
— И что?
— Да ведь самый воинственный вождь был! Его все боялись от виднокрая до виднокрая.
— А с нервами-то чего? Вывели их? — князю очень захотелось, чтоб вывели. Потому что если у такого знаменитого вождя, настолько знаменитого, что и до сих пор Послеблуд о нём помнит, нервов не вывели, то какая у него надежда?
— Вывели! — торжественно объявил Послеблуд.
Хрустомудру даже показалось, что его мука ослабла от такой благой вести.
— А что с Синезубым стало? — Ложножлобу явно не нравилась концовка рассказа.
— Харальд принял новую веру. Ведь нервов жрецы вывели святой водой.
— И что потом?
— А убили его. Он с этой новой верой совсем не воинственным стал. За веру и убили.
— А-а-а. — Ложножлоб снова выразительно глянул на князя, и тот почувствовал, как боль вернулась с новой силой.
Краснославна встречала ведунов у ворот. Княгиня не слишком их жаловала, предпочитая иметь дело с заморскими целителями и магами, но была женщиной практичной и поэтому оказала трём заросшим отшельникам всю честь, какая им была положена, и проводила их к князю. В его опочивальне было душно и тесно, остро пахло потом и ещё чем-то… кажется, давно нестиранными обмотками снявшего сапоги Послеблуда.
Ведуны бодро прошагали к больному, все трое одновременно склонились над ним и начали, что-то шепча, трясти головами. Это продолжалось долго. Летела труха, снегом сыпалась перхоть, падали вши, но князю легче не становилось. Ведуны потели, старались пуще, да только в выпученных глазах Хрустомудра облегчения не было видно.
— Хватит! — наконец заорал он, схватил двоих ведунов за бороды и начал, рыча, колотить их головами друг о друга. Третий бросился прочь, бояре — спасать ведунов, Толстопуз споткнулся о сапоги Послеблуда, Послеблуд о Толстопуза, заодно опрокинув стул, по которому тут же промчался Заднемир… В зале всё смешалось.
— Отпусти, милостивый княже! — вопили отшельники.
— Удавлю собак!
— Пусти их, князь, убьёщь! — пыхтели бояре, выдирая ведунов из лапищ князя. В свалке не участвовал только Жуткослав, со странным выражением лица рассматривающий борющихся на ложе мужчин, да Хитрожоп, который спрятался у печки и оттуда кричал что-то невразумительное.
С горем пополам вшивых обманщиков спасли, но заморский стул, один из четырёх, подаренных Краснославне летборгским магистром… Краснославна чуть не заплакала, передавая челяди щепки, в которые он превратился. Князь, тяжело дыша, вновь лежал на ложе, сжимая в руках клочья седых волос. Он больше не буянил, но было видно, что боль его не прошла.